Инга Берристер - Мстительница
Ко времени, когда Рашель оказалась в Оксфорде, у нее было двести фунтов в кожаном мешочке, пришитом к изнанке юбки, но одета она была в лохмотья, которыми ее изредка снабжали сердобольные фермерши, — слишком короткие, слишком узкие, слишком рваные.
Если когда-то чужая жалость обижала, то теперь Рашель принимала ее с едва заметной улыбкой, ибо в первый раз в жизни поняла, что такое настоящая свобода. Она очень скучала по бабушке, но совсем не скучала по табору, в жизни которого только теперь начинала что-то понимать, как не скучала по недружелюбным и высокомерным жителям тех городов, в которых ей пришлось побывать. Жизнь вне города была другой... И Рашель стала другой, потому что больше никто не называл ее цыганкой.
Теперь она по-настоящему ощутила себя свободной, и в ее воле было выбрать, кем стать в будущем. На фермах, где Рашель работала, ее принимали за бездомного подростка, ради пропитания подрабатывающего летом на поле. Цыгане не путешествовали в одиночку, да и кожа у нее была светлее, чем у многих из них, и волосы отдавали рыжим, так что немногие догадывались о ее происхождении.
Трудилась Рашель без устали, за что ее очень любили фермерши. К тому же она не выбирала работу, хотя предпочитала ту, что держала ее подальше от мужчин, и это тоже нравилось фермершам.
На одной из ферм в богатом Чешире ее поселили в комнате, принадлежавшей когда-то замужней дочери хозяев, в которой стоял телевизор. У некоторых цыган тоже были телевизоры, но, конечно же, не у Наоми. И Рашель стала все свое свободное время проводить у экрана, усваивая самую разную информацию. Она была похожа на путника в пустыне, над которым вдруг пролился дождь.
Рашель вспомнила, как бабушка неустанно внушала ей, что образование — это ключ, который открывает многие двери. Но как его получить? Теперь у Рашель была цель. Она хотела стать, как те холеные, красивые... любимые женщины, которых она видела по телевизору. Что для этого надо? Прежде она таких не видела... Прелестные лица, длинные светлые волосы... А платья!
До сих пор Рашель даже в голову не приходило, что одежда существует не только, чтобы укрывать тело от докучливых взглядов и согревать в холодное время года.
Когда Рашель не работала, то много времени проводила в городах, большей частью разглядывая витрины. Она смотрела, наблюдала. Так продолжалось довольно долго, прежде чем Рашель решилась открыть стеклянную дверь одного из магазинов. Возможно, продавщицу и изумили ее лохмотья, но она даже вида не подала.
Однако Рашель не пустила свои деньги по ветру, а потратила с толком, ибо точно знала, как хочет выглядеть. Когда в магазине она поглядела на себя в зеркало, то на мгновение застыла на месте от изумления. Она больше не была чужой в этом мире, потому что перестала быть нищенкой. Она сделалась такой, как все.
Уже на улице оглядевшись, Рашель убедилась в своей правоте. Повсюду она видела девушек, одетых точно так же, которые вовсю смеялись и кокетничали с юношами. Теперь она была одной из них. Рашель поглядела на джинсы и вспомнила, как бабушке не нравились женщины в штанах, а потом прикоснулась к тонкой спортивной рубашке и едва не застонала от удовольствия, щупая новую чистую материю. Ей было на удивление приятно сознавать, что никто до нее не надевал эти вещи и они принадлежат только ей.
По дороге в Оксфорд Рашель успела избавиться и от своего цыганского выговора, и от цыганских украшений.
Оксфорд тянул ее к себе, как магнит. И она пришла. Это случилось незадолго до осеннего триместра, когда в городе почти не было студентов. Редкие велосипеды, которые чуть погодя должны были заполнить узкие городские улочки, стояли далеко друг от друга. Пустовали дискотеки и пабы. Летом Оксфорд принадлежал его жителям и туристам, в основном американцам, которые сновали между колледжами и пялились на все вокруг.
Рашель довольно быстро нашла работу в одном из городских отелей, но платили здесь меньше, чем на ферме, а требований предъявляли едва ли не больше. Многие горничные были иностранки, но одна, ирландка с таким акцентом, что Рашель едва понимала ее, выказала такое дружелюбие по отношению к новенькой, что уже к концу первой недели Рашель почувствовала себя почти как дома.
Когда же она пожаловалась Бернадетте на свою зарплату, та засмеялась.
— Почему бы тебе не сделать, как я? Найди вечернюю работу. В моем пабе, например, ищут официанток. Я бы могла поговорить о тебе.
Рашель согласилась и стала по вечерам работать в пабе. Полноватый веселый менеджер лет пятидесяти с небольшим, у которого дочери учились в университете, может быть, и не прочь был бы пофлиртовать с девушками, но жена следила за ним в оба.
Рашель никогда еще не была так счастлива, но когда робко спросила ирландку, не знает ли та, как получить доступ в библиотеку, Бернадетта весело расхохоталась.
— Вот это да! А я думаю, такая красавица, как ты, может получить образование, какое только хочет. От мужчин...
Вскоре Рашелъ поняла, что Бернадетта дня не может прожить без мужского внимания, и только тогда она осознала, какая пропасть между ней и ирландкой. В первый раз она заскучала по табору. Все-таки там были близкие ей люди.
Однажды Бернадетта пригласила ее на танцы, но Рашель отказалась.
— Твое дело... Пусть все парни будут моими, не возражаю.
Бернадетта тряхнула волосами, выходя из комнаты, и Рашель поняла, что обидела подругу.
К счастью Бернадетта была отходчива и добросердечна, и утром, забыв о вечерней стычке, взахлеб рассказывала Рашель о своем новом парне.
— Держись подальше от десятого номера, — предупредила она Рашель. — Хельга... Ты знаешь, немка... Она сказала, что когда пришла утром убираться, он вышел голый из ванной и спросил, не помассирует ли она его! Грязный старик! Ему уже пятьдесят, а все туда же. Помнится мне, он приезжал сюда с женой...
Все горничные любили посплетничать. Но Рашель старалась держаться от этого подальше. Она не привыкла к таким откровенным отношениям и относилась к ним с недоверием, все время ожидая какого-нибудь подвоха, так как не могла забыть выстраданное ею в детстве. Правда, теперь она другая, не отверженная цыганка, а обычная девушка, каких много кругом.
Довольно часто Рашель сталкивалась с молодыми людьми, которые, подобно ей, дорожили своей свободой, но, в отличие от нее, много путешествовали. Они приходили в паб с рюкзаками, в потертых джинсах — худые бородатые юноши, и длинноволосые, с накрашенными глазами девушки. Заказав пиво, они рассказывали о дальних странах на востоке, о Катманду и непонятных религиях. Каждый, кто хотел самоутвердиться, медитировал. Читая оставленные посетителями журналы, Рашель постепенно узнавала, что живет в удивительное время.
