Выбери меня - Эля Муратова
«Горько! Горько!», — скандируют в зале традиционное.
Иду туда как в тумане. Не понимаю. Отчего же так горько, блин?..
Глава 18
Откровение
Сентябрь
Машеньке Литвиновой полтора месяца!
Самое время устраивать крестины.
Конечно, по этому поводу я прилетаю из Питера.
Крёстным отцом выбрали Серёжу. Здесь бы я поспорила, но не хочу портить настроение своей недавно родившей подруге.
Что касается крёстной матери, тут вышла небольшая неувязочка.
Вообще-то я была уверена, что крёстной Маруси стану именно я.
Каково же было моё удивление, когда Алёнка сказала, что так нельзя, ведь я уже крестила Макса.
Да не может быть!
Что я и пытаюсь ей доказать, штудируя все доступные мне источники информации о крещении в интернете.
Так, так, так.
Крёстная мать должна быть крещена в той же вере. Есть!
Она должна знать на память Отче наш. Выучим. Подумаешь, проблема.
Во время обряда крещения она не должна быть беременна. Есть…
Крёстная мать должна быть психически стабильна. Я — стабильнее некуда!
Что-о? Крёстные родители не должны состоять в телесной связи? Чтобы не нарушить духовную? Что за бред?..
Ясно-понятно. Ну, в принципе, Оля Ермолаева, сестра Лёши, тоже неплохая кандидатура.
Хватит мне одного крестника.
В день крестин мой рейс задерживают. И в церковь я самым натуральным образом опаздываю. Поэтому из аэропорта еду сразу домой к Литвиновым.
Праздник идёт полным ходом.
Весь дом украшен бело-розовыми шарами. Сама виновница торжества, умотавшись, спит в колыбельке на втором этаже.
Алёнка, вооружившись радионяней, носится туда-сюда по участку. Погода стоит хорошая, поэтому было решено в полной мере насладиться последними тёплыми осенними деньками и провести праздничный обед на улице.
— Чем помочь? — кричу вслед стремительно удаляющейся спине подруги.
Она останавливается. Смотрит на меня с сомнением.
— Ну. Что делать? — всем своим видом выражаю готовность справиться с любым сложным заданием.
Алёна неуверенно мечется взглядом между воротами, мной и домом. Наконец, решается.
— Надо Машу проверить. Что-то подозрительно тихо, — прикладывает к уху радионяню. — Может эта хрень сломалась? А она там лежит одна и плачет? — в глазах подруги ловлю самое настоящее беспокойство.
— Без проблем!
С этим я, пожалуй, справлюсь!
— Если спит, просто уходи. Скажи что-нибудь в эту штуку только. Так я пойму, работает она или нет.
С этим я тоже справлюсь.
— Если не спит… — подруга опять мнётся. — В общем, проверь, чтобы памперс был чистый.
Округляю глаза.
— Как это проверить?
— Ну… понюхай.
— Оке-ей.
— Покачай её немного, может опять уснёт.
— Ладно, тревожная мать. Я всё сделаю.
— Она ела не так давно. Голодная быть не должна. Если будет плакать, позови меня. Или просто неси её сюда.
— Есть! — шутливо отдаю честь.
— На второй этаж направо, первая дверь.
— Принято!
Тащусь в дом.
Ой, ну ладно вам, что там может быть сложного? Я справлюсь!
Захожу в детскую на цыпочках, стараясь не шуметь. Кто у нас тут?
Маша не спит. Молча, лежит в кроватке. Рассматривает яркие игрушки, навешанные на карусели над её лицом.
Связываюсь по рации с Алёной. Чувствую себя, как минимум Матой Хари, со всеми этими шпионскими штучками!
Убедившись, что няньская приблуда работает, начинаю принюхиваться, как советовала подруга.
— Упс. Кажется, кое-кто навалил кучку.
— Я сейчас поднимусь, — волнуется Алёна.
— Не надо, — отвечаю твёрдо. — Я всё сделаю.
— Точно?
— Я тебя умоляю. Неделю назад я сама поменяла смеситель в ванной. Вряд ли с памперсами дело обстоит сложнее.
— Доставка приехала, — голос Алёны отдаляется. Она с кем-то переговаривается на заднем фоне. — Если что, зови.
— Обязательно, — говорю это и отрубаю связь.
Смотрю на Машеньку.
— Мамка твоя беспокойная. Пусть отдохнёт. Мы же с тобой справимся, да?
Машенька согласно агукает.
Первым делом гуглю, как сменить подгузник. Видео грузится мучительно медленно.
Маша тем временем начинает плакать. И не просто плакать, а надрываться.
— Погоди, зайка. Пять минут, и я всё сделаю, — воркую над колыбелькой, кося одним взглядом на экран смартфона.
— Что ты делаешь? — голос Серёжи.
Испугавшись, вздрагиваю. Беру себя в руки. С иронией в голосе:
— А незаметно? Вокальную партию разучиваю.
— Давай помогу.
Подходит ближе, чем следует. Решительно отодвинув меня, достаёт Машу из кроватки. Кладёт её на пеленальный столик. После чего… ловко снимает подгузник.
Ёшкин кот. Я думала, что всё видела в этой жизни и меня ничем не удивить. А нет. Вид Алёхина, меняющего памперс ребёнку, вводит меня в самый настоящий ступор.
Взгляд падает на содержимое подгузника.
Египетские боги.
Жизнь меня к такому не готовила. Как может маленький ребёнок столько гадить?
Зажимаю нос рефлекторно.
Серёжа усмехается, глядя на меня. Указывает на комод справа.
— Памперсы там. Ещё понадобится присыпка и сменная одежда. Достань пока, — раздаёт указания.
Перекидывает орущую Машеньку через руку, как фокусник, и идёт с ней в ванную.
— Что ты делаешь?
Иду за ним следом. Удивлённо смотрит на меня. Говорит медленно, объясняя как недоразвитой:
— Мою её. Так обычно делают, когда меняют подгузник.
— Господи, да ты уронишь её! — в ужасе хватаюсь за лоб, когда он укладывает ребёнка на сгиб локтя ножками вверх.
— Слушай… — вздыхает Серёжа устало. — Или мой сама, или не мешай. Девочек всегда так купают, чтобы микробы не попали, куда не следует.
Боже. Это сюр какой-то.
— Откуда ты всё это знаешь!?
Молчит.
— Подай лучше полотенце.
Следую за ним по пятам в комнату.
Укладывает Машеньку на пеленальный столик. Она уже в прекрасном расположении духа.
Стою за спиной Серёжи.
Он протягивает руку в сторону.
— Присыпка.
Подаю ему, что просит. Опять рука.
— Подгузник.
Я тут как тут.
— Боди.
Пихаю ему миленький бодик цвета розового зефира. Молча забирает.
Да твою ж налево! Передразниваю его:
— Скальпель!
Обернувшись, недоумённо смотрит на меня.
Машенька, уже полностью упакованная, дрыгает ручками и ножками на пеленальном столе.
Он приближает к ней своё лицо. Она трогает руками его небритую физиономию, попадая то в нос, то в глаз. Начинает хныкать.
— Ты колючий!
Двигаю его бедром.
— Дай я.
Слегка укутав малышку в муслиновое одеялко, начинаю качать. Машенька периодически подаёт голос, как будто чем-то недовольна.
Серёжа с видом триумфатора смотрит на меня.
Ах так? Теперь это дело принципа — уложить ребёнка!
Как назло, на ум не приходит ни одна детская песня.
Тихим голосом начинаю петь известные строчки о восьмикласснице.
Восьмиклассники ведь это тоже дети, правда ведь?
Кажется, Машеньке заходит. Приоткрыв рот, она вслушивается в каждое моё слово.
Серёжа покашливает.
— А я тебя зову в кабак, конечно? Серьёзно? — скептически смотрит на меня. — Ты уверена, что эта песня подходит для грудного ребёнка?
