Сахар на обветренных губах (СИ) - Кит Тата
Я этого не хочу, но теперь понимаю, что после недавнего откровения Одинцова, стану смотреть на него иначе. Хотя бы с позиции «рыбак рыбака». Видимо, после случайно оброненного мной слово «отчим», преподаватель смотрит на меня с той же позиции и отлично понимает, как мотивы молчания, так и нежелание того, чтобы кто-то вмешивался.
Кто бы мог подумать, что между нами есть что-то общее? Лично я никогда бы даже близко такого не предположила.
Но, с другой стороны, теперь каждый раз при виде него мне будет не по себе оттого, что он в курсе, что я скрываю за внешним пофигизмом.
Моя личная, пусть и крошечная, зона комфорта расшатана.
Катя что-то буркнула во сне, чем снова привлекла моё внимание к себе. Перевернулась с бока на бок и оказалась ко мне спиной.
Ровно в эту секунду в дверях квартиры послышалась возня.
Можно даже не строить дурочку. И так понятно, кого там принесло.
Мельком глянув на телефон, увидела на часах полночь.
Вот и превратилась наша с Катей временная тихая и уютная сказка в тыкву. Вонючую и матерящуюся.
В прихожей начала происходить какая-то возня. Включился свет, хлопнула дверь.
— Да стой ты! — услышала я мамин чуть натужный голос. Похоже она приволокла отчима на себе. — Куртку дай снять.
— Девки где? — гортанно потребовал отчим.
— Спят девочки. И ты иди спи, Борь.
Судя по тому, что мама пыталась говорить с ним культурно и тихо, она точно была трезвой. Будь иначе, скорее всего, она бы уже первой начала драку.
— Какого хуя они спят? Папка пришёл! Голодный! — почти кричал он.
— Ты нажрался, Борь, во всех смыслах. Куда ты…?
— Пошла нахуй!
Звуки шагов, приближающиеся к двери моей комнаты.
Каты проснулась и села в постели, вжавшись в стену. Огромными напуганными глазами смотрела то на меня, то на дверь.
— Не бойся, — шепнула я сестре и слезла с подоконника. В несколько быстрых шагов дошла до постели и села на её край. Притянула Катю к себе и обняла за плечи. — Он постучит, поймёт, что мы спим и уйдёт. Не трясись так. Всё будет хорошо.
— Открывай, сучка! — отчим барабанил в дверь.
Сам мудак.
— Боря, ты сейчас весь дом разбудишь, — ещё одна пустая попытка со стороны мамы.
— Весь не весь, но эта сучка спать не будет. Какого хрена в квартире темно и нечего жрать? Она встречать нас должна, а не дрыхнуть! — кричал отчим и снова барабанил в дверь. Кажется, уже ногами.
Я насмешливо вскинула брови.
Явились, барин.
Встречайте его.
А наказание отсутствием сна для меня уже не новинка. Случались ночи, которые я проводила, стоя на кухне. Спать было запрещено, как и садиться.
Он приходил и проверял.
Бывало, подобным образом он наказывал за проступок с моей стороны, который имел место быть, а бывало и за просто так. Просто настроение у него такое было — на ком-нибудь оторваться. А я всегда служила для этого идеальной мишенью. С Катей он подобное никогда не практиковал. Максимум — пару часов в углу.
— Катька где? Твоя шваль опять её у себя нянчит? — отчим, тем временем, лишь распалялся.
— Они сёстры, Борь. Если хотят спать в одной комнате, пусть спят. И ты иди спать.
— Я сказал, пошла отсюда! — стук в дверь прекратился, но мамин глухой болезненный стон дал понять, что использовать кулаки отчим не перестал. И сейчас всю силу их ударов испытывала на себе мама.
— Алёна! — вскрикнула Катя, глядя на дверь, и вцепилась в свободную футболку на мне. — Скажи ему, чтобы перестал! Маме больно!
— Катька! Ну-ка открыла, пока я твою мамашку не прибил вместе с сестрой!
— Катя, сиди, — поймала я сестру и усадила обратно.
— Я открою, и он перестанет! Он же сказал! — теперь уже кричала сестра. По её щекам текли огромные реки слёз.
Когда она уже перестанет верить его словам? Он ведь ни разу ещё не сдержал подобного обещания. Стоит открыть дверь, и под раздачу попадают все.
— Он не перестанет, Катя. Он обманывает, — шептала я, пытаясь её успокоить.
— Катька! — угрожающе бросил отчим, точно зная, на кого и как нужно давить. — Не откроешь, хуже будет. Мамка-то на полу уже лежит и плачет.
— Хватит! — закричала Катя в моих руках. Мышцы её худого тельца были настолько напряжены в этот момент, что казалось, стали деревянными.
И, всё-таки, Катя вырвалась из моих рук, быстро открыла дверь и выбежала из комнаты. Всхлипывая и плача, припала к маме и начала помогать её подняться с пола.
— А ты что села? — вперился в меня отчим совершенно безумным взглядом красных бычьих глаз на свином рыле. — Быстро встала и приготовила мне пожрать! — он вошёл в комнату и, как щенка, вышвырнул меня из комнаты, вцепившись в волосы.
Больно, но не до слез.
А вот из-за обиды слёзы лить очень хотелось. Но я предпочла сохранить на лице полное отсутствие эмоций. Как обычно.
Наспех поправив волосы, я пошла в кухню, слыша за спиной тяжелые шаги и тихие шепотки напуганных мамы и сестры.
Включив свет на кухне, я вынула из холодильника пару яиц, поставила на плиту сковороду, налила в неё масло и включила конфорку на максимум.
Боковым зрением я видела, как отчим с самым властным видом стоял в дверном проёме и контролировал каждое моё движением.
Моя задача не покормить его повкуснее, а просто поскорее приготовить то, что он смахнёт со стола и, довольный тем, какой он господин, пойдёт уже спать.
Я достала большой нож из нижнего ящика, чтобы разбить им яйца, а затем нарезать хлеб.
Яйца зашкварчали в сковороде, я их присолила и выключила плиту, чтобы они дожарились от температуры разогретой сковороды.
Взяв разделочную доску и булку хлеба, всё под тем же неустанным контролем вдрызг пьяного барина, я повернулась к обеденному столу и начала резать хлеб.
— Я тебе собака, что ли? — рявкнул отчим и в секунду оказался рядом со мной. Настолько близко, что его пузо тёрлось о мой бок. Это чё за куски?! — вопросил он. Взял кусок хлеба и с силой швырнул его мне в лицо. — Тоньше режь! Тоньше, блядь! Сколько тебя можно учить?!
И снова мне в лицо прилетел очередной кусок хлеба. И толстые пальцы ткнули до боли скулу.
Внутри меня поднялась буря из злости и желания мести. Рука с ножом, словно по своей воле, взметнулась вверх, острием в сторону глотки отчима, скрытой двумя подбородками.
— Дохуя смелая? — усмехнулся он цинично. — Ну, давай. Режь!
Он с силой обхватил мою руку с зажатым в ней ножом и прижал лезвие к жирному горлу.
— Режь, сука! Что смотришь? Ссышь? — едко выплюнул он своей раскрасневшейся от гнева рожей. А я до боли стискивала зубы, борясь не только с его рукой, но и со своей, которая не желала отступать. — Ну, давай! Ты же хочешь! Хочешь?
Ты даже не представляешь себе, насколько, ублюдок.
— Алёна, не надо! — и только внезапно раздавшийся крик сестры заставил меня вернуться в реальность, в которой я не желаю становиться убийцей.
Несколько раз моргнув, я избавилась от грязного морока и попыталась отнять руку с ножом от горла.
Но отчима это не удовлетворило.
— Нихуя не умеешь, шваль! Отойди! — выронил он нервно. Выхватил из моей руки нож, размашисто полоснул им в воздухе в районе моего живота и оттолкнул меня в сторону, приступив к нарезке хлеба самостоятельно.
Я не сразу поняла, в чём дело, когда услышала новый Катин вскрик, в котором не было ни единого слова. Только неподдельный ужас читался в детских глазах, которыми она смотрела куда-то в район моего живота.
Опустив взгляд, я увидела красное, будто разрастающееся пятно на светлой футболке по правому боку. А по руке моей вниз ползли две тонкие красные змейки, срывающиеся с кончиков пальцев и каплями разбивающиеся о пол.
Я пошатнулась. К горлу подступила тошнота. По спине прокатилась холодная волна пота.
Восприятие окружающей действительности атрофировалось. Ни звуков, ни запахов.
Ничего.
Только я и капли крови на полу у правой ноги. И полное непонимание, почему я не чувствую боли.
