В объятиях искушения - Аделина Росс
— Маш, — он повернулся ко мне и взял за руки. Я будто бы на себе ощущала, как тяжело ему даются эти слова. Его твердый взгляд, но сломленная душа и слегка поникший вид говорили о многом. — Я впервые за столько лет ощутил такое же мощное чувство, как в детстве к брату. По отношению к тебе. И я просто панически боюсь, что с тобой может что-то произойти. — снова отвел взгляд в сторону. — Если я иногда перегибаю, то…
Я просто не смогла позволить ему договорить свое «прости». Потому что не за что. Потому что он делает все для меня. Потому что любит как умеет. Как может. А я люблю его, со всеми его заморочками и недостатками. Уступить, хотя бы если не сложно — разве не это настоящее чувство?!
Поцелуй, тот, в который я вкладывала все. Нежность, ласку, сострадание к маленькому мальчику Диме, поддержку взрослому мужчине Диме и любовь. К черту все мои козни! «Люблю» — слово только для двоих. Хочу, чтобы он узнал это от меня. От меня и только.
— Я люблю тебя. — отрываюсь от его губ и поднимаю взгляд. Слова будто бы не до конца долетели до Димы. Он пытается выискать подтверждение в моих глазах, а я повторяю еще раз, чтобы он не подумал, что я ляпнула это из жалости:
— Я люблю тебя, Дим. — ищу тепла в самых родных руках.
— Моя девочка… — разлетаются с выдохом его слова. Прижимается к макушке и просит, — повтори, пожалуйста.
— Maviş seviyorum. — произношу два знакомых ему на слух слова и жду реакции.
Непонимающе смотрит, но я уже вижу огонек догадки, блеснувший в лукавой улыбке.
— Это то, о чем я думаю?
— Не знаю, о чем ты думаешь, но так уж и быть, сама расскажу: Maviş — так называют голубоглазого человека, seviyorum значит «я люблю».
— Погоди, ты хочешь сказать, что дала мне все карты в руки еще в четверг?
— Ну не все, раз ты узнал об этом только сегодня, — улыбнулась его растерянности, — у меня было время до понедельника.
— Малышка, ты не перестаешь меня удивлять. — рассмеялся мой Дима. Мой. Я смогла вернуть из недр его собственных воспоминаний. И я не буду говорить ему, что он не виноват. Это не будет играть для него абсолютно никакой роли. Только поступки. Только так, как он поступает сам. Это — единственный способ что-то доказать ему. Он доверился мне, а у меня не осталось ни малейшей причины сомневаться в нем.
Глава 11
День неумолимо приближался к ночи. После того разговора в лесу мы успели сходить на озеро и провести внеочередной сеанс секса. Теперь сидели на большом пушистом ковре у затопленного камина и пили вино. На мгновение промелькнула мысль, что это — именно то, о чем я мечтала всю свою сознательную жизнь. Вот она, мечта. Не цель, не стремление, а именно мечта. Успеха можно добиться, личного счастья — нет.
Дима заметил мой счастливо-потерянный вид и посадил себе на колени, в свою любимую позу, да и мою, по всей видимости.
— Можно поинтересоваться, о чем думает моя малышка? — отпил еще немного из бокала.
— Я только что поняла, что исполнила свою мечту. — пожала плечами и улыбнулась.
— Ну раз мечта уже исполнена, может поделишься? — наверное я никогда не привыкну к тому трепету, который вызывает Дима во мне.
Нет, что-то не особо хочется. Кажется, что, если я произнесу эти слова вслух, то они потеряют значимость. Будто бы есть страх, что они окажутся для него простой глупостью.
Помотала головой. Дима притворно насупился и шепнул на ухо:
— Если не расскажешь, то мне придется пытать тебя щекоткой. Ну давай, — подбивает меня, — обещаю не смеяться и не высмеивать.
— Покажи руки. — с полной серьезностью произношу я, стараясь не улыбаться. Вдруг пальцы скрестит, а у меня, знаете ли, никакого доверия к людям!
С еще более серьезным видом и вытянутыми вперед руками Дима повторяет свое обещание.
— Ну ладно, убедил. — киваю. — В общем, с детства я мечтала жить в большом доме. Не деревенская избушка с туалетом на улице, а именно дом, светлый, просторный, с огромными окнами в пол. Пушистый ковер, на котором можно поваляться, а не обходить стороной, потому что он для красоты, и камин. Настоящий, где слышно, как потрескивает дерево. Мечтала иметь возможность в любой момент выйти на улицу, как мы тогда ночью, и вдохнуть запах свежести. Но дом не давал мне цельной картинки, и тогда появилось призрачное изображение любимого мужчины. В тот момент все и сошлось. Я почувствовала, что нашла то, ради чего стоит строить свою жизнь.
Дима внимательно слушал, пока я вдохновленно вещала о своих романтичных бреднях. Именно в этот момент я решила, что хочу раскрыться перед ним до конца, потому что в следующий раз просто не хватит смелости.
Слезаю с колен и на половине пути в спальню произношу:
— Подожди, пожалуйста, минутку.
Есть одна вещица, с которой я не расстаюсь с шестнадцати лет. Листок формата А4, сложенный вчетверо. Прекрасно сохранившийся, потому что разворачивается только в минуты полнейшей апатии. Когда кажется, что все катится в преисподнюю, я просто смотрю на него и продолжаю идти к своей цели. Чертеж моего воображаемого дома. Точнее эскиз, потому что это чисто художественное изображение. Глупое желание показать то, что никто кроме меня никогда не видел. Три этажа моего счастья.
Вернулась и снова оседлала Диму. Протянула листок ему и обреченно повторила:
— Ты обещал не смеяться.
— Не вижу ничего смешного, солнышко. Твоя рука? — поднял взгляд с рисунка и с неподдельным интересом посмотрел на меня. Кивнула.
— Мне было шестнадцать, и я две недели пыхтела над его изображением. Этот, — мотнула головой на рисунок, — оказался лучшим вариантом. Теперь мне двадцать один, и я счастлива, что смогла испытать почти те же эмоции, какие бы хотела ощутить в своем доме.
— Чудесная мечта. Очень подходит тебе, — задумался, — чистая, искренняя, такая теплая. — легкий поцелуй в губы. — Кстати, ты не пробовала искать в интернете подобное?
— А смысл? — пожала плечами я. — Найду, влюблюсь, а его займет кто-то другой. Да и зачем мне сейчас дом? — нет, дом может, как говорится, в хозяйстве всегда пригодится, но цена на него исчисляется не одним миллионом рублей. А мы, студенты, люди в среднем бедные. Нет, мне-то конкретно повезло, я живу с родителями, которые меня обеспечивают. Вот, умудрилась найти работу. Но все равно они не могут позволить себе такой роскоши, как
