Бог Войны - Рина Кент
— Что? — я подталкиваю его. — Не можешь дождаться, когда вернешься домой к маме?
— Некоторые из нас действительно скучают по своим женам. Я, конечно, предпочитаю ее компанию этой шараде.
— О, какая драма, — говорю я.
Верный своему слову, папа заканчивает знакомство, заключает две деловые сделки и выпивает два стакана за полтора часа.
Затем он исчезает из поля зрения, оставляя меня разбираться с последствиями.
Я благодарен за любую возможность, которая позволяет мне как можно дольше не возвращаться домой.
Становится все труднее существовать рядом с проклятием моего существования и не прикасаться к ней.
Это можно считать инновационной формой пытки, если хотите знать мое мнение.
Когда я добираюсь до дома, уже немного за полночь.
Я вхожу в дом и замираю на пороге, и это не только из-за встревоженных выражений лица Сэм и Хендерсона, стоящих у лестницы.
И не только из-за отсутствия других сотрудников.
Звук виолончели, доносящийся сверху, заполняет пространство, словно нависшая гибель.
— Какого черта ты мне не позвонил? — огрызаюсь я на Хендерсона, мои уши закладывает от этого проклятого звука.
— Я звонил. Вы не брали трубку, — отвечает он.
— Как долго?
— Час, — говорит Сэм.
— Она регулярно принимала лекарства? Не пропускала ни одного дня?
Она качает головой.
— Каждое утро вместе с клубнично-банановым смузи, а на ночь она принимает свою дозу с обычным стаканом молока.
— Блять, — я поднимаюсь по лестнице по две ступеньки за раз и останавливаюсь перед ее дверью. В голове проносятся картинки последнего раза, когда я слышал виолончель, и все они заканчиваются призрачной улыбкой, криком и чертовой кучей крови.
Раз, два, три…
Все под контролем.
Четыре, пять, шесть…
Она не помнит.
Семь, восемь, девять…
На десять я открываю дверь и останавливаюсь у входа.
Моя жена сидит на кровати, лицом к окну, спиной к двери. На ней атласный халат младенческого розового цвета, бретельки свисают с бледных плеч, а волосы завязаны в беспорядочный пучок.
Печальный и абсолютно смертоносный звук проникает в мои уши, как песня о конце света.
Она почти обхватила виолончель, играя все дальше и дальше, как робот.
Я медленно, осторожно подхожу к ней.
— Ава?
Ответа нет.
Не то чтобы я ожидал его.
Я останавливаюсь рядом с ней, и на мое плечо ложится тяжесть, которая пронзает мое несуществующее чертово сердце.
В течение долгого, ужасающего ритма она продолжает играть, глаза потеряны, выражение лица приглушено.
Лицо замкнуто.
Она смотрит на меня такими же пустыми глазами, только не голубыми. Ледяными.
Это снова незнакомка.
Демон, овладевший Авой и оставивший после себя это пустое существо.
Метаморфоза неудавшегося существования и уменьшающегося присутствия.
Прошло не так много времени. Она не должна так быстро пережить приступ.
И нет, я ни за что на свете не соглашусь на альтернативный вариант доктора Блейн.
Мои пальцы обводят ее лицо, скользят по щеке и касаются губ. Они дрожат под моим прикосновением, и она дышит так тяжело, что я чувствую вкус ее выдохов на своем языке.
Между ее бровей появляется хмурый взгляд, а затем — любопытный румянец.
Смычок замирает на струнах, когда ее глаза расширяются.
— Что ты здесь делаешь? Убирайся, извращенец!
Черт побери.
В меня врывается жизнь, и петля медленно ослабевает на шее.
Это не незнакомка. Это моя гребаная жена.
Глава 9
Ава
Ава, семнадцать лет.
Напряжение пульсирует в моих венах, а сердце стучит так громко, что я удивляюсь, как никто не слышит барабаны ужаса, осаждающие меня.
Я проскальзываю сквозь приглашенных, надевая свою стандартную улыбку и ведя себя как можно лучше. Приветствие здесь, как вы? там.
К сожалению, я не воспринимаю ничего из того, что они говорят. Ни болтовни, ни обмена пустыми словами, ни фальшивых вежливых поздравлений с Днем Рождения.
Я одергиваю свою огромную юбку из тюля, которая задирается выше колен, и проверяю свой сверкающий блестками топ, чтобы убедиться, что каждая крошечная хрустальная жемчужина на месте.
Сегодня все должно быть идеально.
Все.
— С Днем Рождения! — кричат два женских голоса одновременно.
Я визжу, поворачиваюсь и обнимаю Сесили и Глин, которые, соответственно, на год старше и одного возраста со мной.
— О, спасибо, сестренки! — я отстраняюсь, чтобы поприветствовать их спутников. Братья Глин, Лэн и Брэн — близнецы, которые старше нас на четыре года. Хотя они и похожи внешне, они не могут быть более разными. Брэн одевается как шикарный, элегантный мальчик. Отглаженные брюки цвета хаки, рубашка-поло и накинутый на плечи свитер. У него теплые, добрые и приветливые голубые глаза.
Лэн, с другой стороны, мог бы посоперничать с серийным убийцей — одним из тех горячих. Он источает темный, княжеский шарм, одет в джинсы и дизайнерский блейзер, что придает ему изюминку.
Брэн обнимает меня так, будто я его драгоценная младшая сестра, и я мечтаю, чтобы в моей жизни был такой брат. Мы с Сеси всегда говорим, что Глин очень повезло, что у нее с ним одна ДНК.
— Поздравляю, — говорит Лэн. — Не могу понять, на кого ты больше похожа — на принцессу или на подражателя гранж-наркомана.
— Поздравлений было бы достаточно, Лэн, — Брэн щиплет себя за переносицу.
— Где же тут веселье, братишка?
Я сопротивляюсь желанию поспорить с ним, в основном потому, что не позволю ничему испортить мое сегодняшнее настроение. Я собираюсь закончить эту ночь с сокрушительным взрывом, и у меня нет времени на общение с придурками.
— Спасибо за комплимент, Лэн, — я обнимаю его, а затем наступаю ему на ногу своими двенадцатисантиметровыми шпильками. Он подавляет стон, и я с ухмылкой отпускаю его.
Так что да, я могу не ругаться словами, но я все еще мстительна, как призрак.
— Ава! — прибегает моя сестра, одетая в блестящий черный топ, шорты и чулки в сеточку. Ее темные волосы собраны в тугой хвост, который подчеркивает макияж «кошачий глаз». — Смотри, кого я нашла!
Она тащит за собой незаинтересованного Реми. Он высок, красив и пахнет аристократической кровью — частично британской, частично французской, как он любит нам напоминать. Он примерно ровесник Лэна и Брэна, уже учится в университете и считает ниже своего достоинства общаться с детьми из средней школы.
Единственная причина, по которой мы собираемся вместе, — это то, что наши родители принадлежат к сплоченной лондонской общине. У нас равные налоги и роскошный отдых в разных охраняемых домах по всей Европе.
Нам практически невозможно избегать друг друга, когда наши родители — лучшие друзья со школы, поэтому мы держимся вместе.
