Неправедные - Олич Кода
Я обещала ему свидание. Хорошо, но оно будет последним.
Настрочив ему длиннющее сообщение, я шагнула из гремучей сонной маршрутки в промозглую городскую суету и направилась к зданию вокзала, чтобы купить билет.
Этого дня я ждала больше месяца. Сегодня в Москву должна приехать моя Оля. Это моя младшая сестрёнка, с которой мы не виделись чёрт знает сколько. Даже не помню, когда последний раз вживую слышала её заразительный смех и вглядывалась в весёлые лазурные глаза, в которых некогда неизменно находила понимание и поддержку.
Я уже вышла из тоннеля и была почти у цели, но тут из рюкзака донёсся звук не меняемой годами «Jesus to a child» Джорджа Майкла. Когда-то я обожала эту песню. И почему-то вдруг подумалось, как было бы хорошо потанцевать под эту нежную, романтичную мелодию с Серёжей. И как бы всё-таки хотелось обнять его, такого классного, крепкого, стройного… Ощутить под тонкой материей той самой рубашки его гибкую гладкую спину, провести по ней ладонью… Но усилием воли я отогнала совсем ненужные теперь мысли.
— Алло?
— Привет.
Мне сразу стало неуютно от этой вечно томной, искусственно-слащавой интонации.
— Привет.
— Как дела?
— Слушай, Миш, извини, мне сейчас некогда… Так что давай ближе к делу, — сдержанно поторопила я.
Миша всегда говорил очень размеренно, с паузами, словно нагоняя на себя таинственности, и сейчас это как никогда раздражало.
— А-а-а, ну ты же у нас теперь деловая… Ну да, ну да… Ладно, к делу так к делу, — наконец по-нормальному заговорил он. — Я созванивался с Ванькой только что, он говорит, ты поехала к матери…
— Не совсем так. Оля приезжает. Мы с ней планируем встретиться…
— Ну, не важно… Оля-Моля… Я вот о чём. Ванька там просил купить ему кое-что, это сюрприз, может, зайдёшь тогда? Всё равно же не далеко, чай не переломишься.
— Я же говорю, я не собираюсь заезжать к матери. И, кстати, почему ты это «кое-что» в воскресенье ему не привёз?
— Курьер только сегодня доставил. У меня выходной, потом я уезжаю. Надолго. Так что, если, конечно, тебе не трудно угодить сыну, забеги сама пожалуйста.
На слове «пожалуйста» голос Миши стал совершенно омерзительным. Но, к счастью, он уже сам скинул вызов, не заставляя меня что-либо из себя выдавливать.
Чёрт, значит, планы меняются. Кажется, прощальное свидание с Серёжей придётся перенести.
Уже на ходу я снова вытащила из рюкзака телефон и, проверив мессенджер, обнаружила, что моё мега-сообщение до сих пор не просмотрено.
Что ж, тем лучше. Просто удалим его… Позже, в электричке подумаю, как всё состыковать, а сейчас… Ах, да! Я же ещё собиралась купить глистогонку для Герды…
Так… где тут ближайшая ветеринарная аптека?..
Сергей
Дядь Женю мы ждали в машине. Он ушёл обсудить с заказчиком детали предстоящей грузоперевозки и оставил остывающую «Газельку» нам на растерзание. Трунин, конечно, сразу влез за руль, но, так как дядь Женя предупредительно прихватил с собой ключи, максимум, что смог себе позволить, — это банально покрутить «баранку». Вообще-то, мы с Труниным оба умеем водить, но правами обзавестись не успели.
— Слышь, Сег, а ты какую тачку себе хочешь? — спросил Трунин, наигравшись во взрослого.
— До лампы, — фыркнул я с закрытыми глазами. — На какую заработаю.
Я валялся на втором ряду сидений в амёбном состоянии. Вчера пришлось полночи разнимать Лильку с Деном, а оставшиеся полночи убаюкивать Малую, которая после такого треша никак не могла вырубиться.
— А у отчима твоего какая машина?
— Тебе зачем?
— Ну, не знаю… покататься. Девах цепануть. Без зачётной тачки ща к ним даже не приближайся…
— Каких девах? У тебя же Наська.
— Да ну её…
Мне бы поинтересоваться «почему?», но у меня язык не ворочался. Мы замолчали. Я, наверное, даже задремал. Но спустя какое-то время Трунин снова меня дёрнул:
— А ты чё такой? Не выспался? Как ща работать собираешься?
— Пох…
— Кстати, как там твоя мастерша?.. А, всё, вижу, вопрос снимается…
— Чё ты там видишь? — всё ещё вяло пробормотал я.
— Ну, парикмахершу твою вижу, вон… чешет куда-то…
Тут я вскочил, сон как рукой сняло. В запотевшее лобовое действительно разглядел Маринку. Она двигалась в нашу сторону, внимательно изучая вывески на зданиях.
— Юрец, сзади открыто?! — уже выскакивая из «Газельки», выкрикнул я.
Ответа, естественно, не расслышал, но задние двери оказались не заперты, и я с грохотом сиганул в холодный металлический кузов, оставив одну из них нараспашку.
Мне не пришлось долго ждать. Минуты через две моя жертва нарисовалась в поле зрения. Я снова выпорхнул из грузового отсека и, подхватив её сзади, под испуганно-возмущённые вопли затащил в машину. И тут же захлопнул дверь. Всё это произошло настолько быстро и получилось так ловко, что Маринка, кажется, даже ничего не успела понять. И только когда я уже в полной темноте, прижав к стенке, жадно, с упоением, целовал её, она наконец перестала брыкаться.
— Серёжа, это ты хоть? — простонала сквозь поцелуй, ощупывая моё лицо и губы. — Ты меня напугал…
— Даже к кромешной тьме мы всегда найдём друг друга, чтобы взяться за руки и вместе выйти к свету, — прогнал я вполголоса.
— Чего?! — она хохотнула. — Ты где этого набрался? В соцсетях? Не слишком ли пафосно?
— Я ещё не на такое способен…
— Стой! — Тут она меня отстранила, упёршись в грудь двумя ладонями. Глаза уже привыкли, и я начинал различать выражение её лица. — Давай что-нибудь другое, попроще, более искреннее, ладно? Чем проще, тем глубже в сердце, знаешь…
— Стихи подойдут?
Она кивнула. И я прочёл первое всплывшее в памяти. Сам не ожидал, что выйдет настолько просто и честно, как заказывала:
— Я ходить научился, чтоб к тебе приходить.
Говорить научился, чтоб с тобой говорить.
Я цветы полюбил, чтоб тебе их дарить.
Я тебя полюбил, чтобы жизнь полюбить.[2]
Сколько-то мы молчали, глядя и дыша друг на друга. Потом она сказала:
— Ну, неплохо. Но что-то без выражения, Серёж, на троечку…
— Что?! — Тут я снова кинулся на неё, только не для того, чтобы опять целоваться. Она взвизгнула, когда я вгрызся ей в шею, но всё равно, сквозь смех, погнала меня отчитывать:
— Ну, слабенько, Серёж, серьёзно… ты спешишь сильно, надо медленнее, проникновеннее, с паузами…
А потом мы всё-таки продолжили целоваться.
— Я соскучился… — переведя дыхание, признался я.
Это была чистая правда. Я правда
