Даниэла Стил - Все только хорошее
— Тебя повысили в должности?
Он устало вздохнул. С загадками пора было кончать.
— Я женюсь.
Все разом замерло. Мать, не мигая, смотрела на него. Дар речи вернулся к ней минут через пять. Отец же вообще никак не отреагировал на его слова.
— Может, объяснишь поподробнее?
Берни чувствовал себя так, словно только что признался в совершении немыслимых злодеяний. Странное это чувство разозлило его.
— Она замечательная женщина, мама! Ты ее сразу полюбишь. Ей двадцать семь, и она потрясающе красива. Она — учитель второго класса. — Последней фразой Берни отмел возможные вопросы матери о том, кем работает его избранница — танцовщицей в дискотеке, официанткой или исполнительницей стриптиза. — Да, кстати. У нее есть маленькая дочка по имени Джейн.
— Она разведенная…
— Да. Джейн уже пять лет.
Мать смотрела на него во все глаза, пытаясь понять, что же могло произойти с ее сыном.
— И как давно ты ее знаешь?
— С тех самых пор, как я приехал в Сан-Франциско, — солгал Берни и положил на стол фотографии Лиз и Джейн, сделанные на Стинсон-Бич. Мать тут же передала снимки отцу, который стал восхищаться красотой матери и дочки. Руфь Фаин, однако, чувствовала, что здесь что-то не так.
— Почему же ты не познакомил ее с нами в июне? Мать мастерски владела интонациями: можно было подумать, что у Лиз волчья пасть, или она хромоножка, или она все еще живет с мужем.
— Тогда я ее еще не знал.
— Выходит, вы знакомы всего несколько недель, а ты уже собираешься на ней жениться? — Мать выдержала эффектную паузу и тут же спросила о том, что волновало ее больше всего:
— Скажи, она еврейка?
— Нет, не еврейка… — Берни показалось, что еще немного, и его мать упадет в обморок; он едва заметно улыбнулся. — Мама, только не делай такое лицо. Ты ведь знаешь, на белом свете живут не одни только евреи.
— И все же их достаточно, чтобы подыскать себе среди них пару. Скажи, кто она?
Мать это не интересовало, просто она хотела сполна отдаться своему горю… Берни решил сказать ей обо всем до конца.
— Она — католичка. Ее фамилия О'Райли.
— Бог ты мой…
Она прикрыла глаза и разом как-то обмякла. Берни решил, что она таки упала в обморок. Он испуганно повернулся к отцу, но тот еле уловимым жестом руки дал ему понять, что ничего страшного не происходит. Мать тут же открыла глаза и, обращаясь уже к супругу, сказала:
— Ты слышал, что он говорит? Ты понимаешь, что он делает? Он же меня в гроб вогнать хочет! Ему совершенно наплевать на меня!
Она картинно зарыдала и, достав из сумочки платок, принялась вытирать слезы. В тот же миг к их столику подскочил официант, вежливо осведомившийся, будут они обедать или нет.
— Думаю, будем, — подчеркнуто спокойным голосом ответил Берни, чувствуя на себе испепеляющий взгляд матери.
— Как ты можешь сейчас… есть… У матери вот-вот случится сердечный припадок…
— Может быть, все-таки поешь немного супа? — поинтересовался отец.
— Он мне в горло не полезет. Берни готов был придушить мать.
— Мама, она замечательная женщина. Ты ее полюбишь.
— Ты решил это твердо? — Берни кивнул. — И когда же у вас свадьба?
— Двадцать девятого декабря.
Он сознательно не стал говорить ни слова о Рождестве, но мать, несмотря на это, вновь заплакала.
— Все уже решено, все устроено… Даже дата известна, а я об этом ничего не знаю. И когда только вы все успели? Наверное, ты и в Калифорнию из-за нее поехал…
Мать могла продолжать до бесконечности.
— Я встретил ее уже там.
— Но как? Кто вас мог познакомить? Кто меня так обидел?
К этому времени на столе уже появился суп.
— Я встретился с ней в магазине.
— Да? Может быть, на эскалаторе?
— Ради бога, мама, перестань! — Он ударил кулаком по столу, отчего мать даже подскочила. — Я женюсь. Точка. Мне тридцать пять. Я женюсь на прекрасной женщине. Честно говоря, меня нисколько не интересует, кто она, пусть даже она будет буддисткой. Она прекрасная женщина, хороший человек и любящая мать — мне кажется, этого вполне достаточно!
Он жадно набросился на суп, стараясь не обращать внимания на мать.
— Она в положении?
— Нет.
— Тогда почему вы так спешите со свадьбой? Лучше в таких делах не торопиться.
— Я ждал целых тридцать пять лет. Этого более чем достаточно.
Она вздохнула и мрачно посмотрела на него.
— Ты встречался с ее родителями?
— Нет. Они погибли.
Руфь на мгновение растерялась, но тут же снова взяла себя в руки. Установилось долгое тягостное молчание. Подали кофе. Берни внезапно вспомнил о приготовленном для матери подарке. Он протянул ей коробку, но она отрицательно замотала головой:
— Это не тот вечер, который мне хотелось бы запомнить.
— В любом случае не отказывайся. То, что там лежит, тебе понравится.
Берни почувствовал, что еще немного, и он швырнет коробку матери в лицо. Мать, заметив смену его настроения, едва ли не брезгливо приняла коробку и поставила ее рядом с собой.
— Не понимаю, как ты мог такое сделать…
— Ничего лучше этого я уже не придумаю, мама. Он вздохнул и покачал головой. Будь его мать другим человеком, она бы сейчас радовалась. Он вновь сел на банкетку и сделал глоток кофе.
— Насколько я понимаю, на свадьбе вас не будет. Мать снова заплакала, пользуясь салфеткой как носовым платком, и, посмотрев на своего супруга, простонала:
— Он не хочет, чтобы мы присутствовали на его свадьбе! Она зарыдала так, что Берни от стыда готов был провалиться на месте.
— Мама, я этого не говорил. Просто я решил…
— Не надо решать за других! — Мать мгновенно очнулась, но уже в следующую минуту вновь запричитала, обращаясь к мужу:
— Как все это могло произойти? Даже в голове не укладывается…
Лу погладил ее по руке и выразительно посмотрел на сына.
— Ей сейчас тяжело, но со временем она к этой мысли привыкнет.
— Ну, а ты как относишься к этому, папа? — Берни посмотрел в глаза отцу. Ему хотелось получить благословение хотя бы от него. — Она — замечательная женщина.
— Надеюсь, ты будешь с ней счастлив. — Отец улыбнулся и вновь погладил Руфь по руке. — А маму нашу я сейчас отвезу домой. У нее сегодня был непростой вечер.
Мать, взглянув на супруга и сына, стала раскрывать коробку с подарком.
— Очень мило, — сказала она, вытащив из коробки сумочку, но тут же, решив, что своим подарком сын пытается компенсировать нанесенный ей моральный ущерб, добавила сухо:
— Одно жаль. Бежевый цвет я не люблю.
Берни вздохнул, но решил ничего не говорить в ответ на это заявление матери. Он прекрасно понимал, что в следующий раз увидит ее именно с этой сумочкой.
