Инвестиции в семью (СИ) - Морейно Аля
Он не торопится садиться в салон и внимательно рассматривает Жорика. Ищет сходство? Трудная задача. Я и сама не понимаю до конца, на кого похож мой сын.
- А что, папаша его совсем не помогает тебе? Как ему удалось отвертеться от алиментов? – задаёт избитый вопрос.
Всех почему-то интересует отец моего ребёнка и наши финансовые взаимоотношения. Как будто мало на земле непорядочных мужчин, которые бросают своих детей.
- Я не подавала, – признаюсь в собственной слабости. – И вообще, у него в свидетельстве вместо отца – прочерк.
- Почему? Вроде бы умная женщина, без пяти минут кандидат наук, а не понимаешь прописных истин. Человек должен нести ответственность за свои поступки.
Ещё нравоучений от Розовского мне сейчас не хватало. Он уже высказал своё мнение относительно моего ребёнка. Так пусть просто сделает вид, что его нет.
- Если ты спрашиваешь о Диме, то он заявил то же, что и ты: что Жорик не может быть от него, – опускаю глаза, рассматривая свежую царапину на туфле. – Тест сделать согласился, но при условии, что я его оплачу, поскольку был уверен в своей правоте. У меня поначалу не было денег, а когда продала украшения, он уехал. Как я должна была его искать?
- Вот мерзавец! – кажется, Влад искренне возмущён. Забавно.
- А чем ты от него отличаешься? – набираюсь смелости и иду в атаку. – Даже тест сделать не захотел. Ещё и развод оформил задним числом. Боялся, что я Жорика на тебя запишу и деньги требовать начну? – поднимаю глаза и смотрю в упор.
Глава 17
Владлен
Режет по живому. Я бы многое отдал, чтобы иметь ребёнка. И Мила была прекрасным кандидатом на роль матери моего наследника или наследницы. Но увы…
Когда у мужчины нет с этим никаких проблем, он об этом даже не задумывается. Он может позволить себе безответственно бросить одного ребёнка и потом родить себе другого. А когда после двух лет постоянных попыток с нулевым результатом твоя жена залетает с первого раза непонятно от кого – это удар ниже пояса или даже хуже.
- Ну ты сравнила. Если бы хоть какая-то вероятность была, что он от меня, то я сделал бы этот тест, конечно же.
- Вообще-то пока ты не получил отрицательный результат, потенциальную вероятность исключать нельзя. Так мы едем? – резко переводит разговор.
Машинально открываю Миле с ребёнком дверь. Молча сажусь на переднее сидение.
Надо купить детское кресло. Так ездить – нарушение. Да и небезопасно.
У всех моих друзей в автомобилях – детские кресла. У некоторых – даже два.
Может, стоило сделать этот чёртов тест?
Даже если бы он оказался отрицательным, то что я теряю? Разве мне будет больнее или обиднее, чем сейчас?
Завожу Милу с ребёнком к себе домой и возвращаюсь на завод. Иностранные гости завершили экскурсию по производственным цехам и должны вот-вот вернуться для продолжения диалога.
- Рита, поручи кому-то купить детское кресло в машину, – говорю сразу, чтобы потом не забыть.
Она, как обычно, вносит моё распоряжение в планшет.
- И пробей мне одного человечка. Дмитрий Майоров, двадцать семь лет. Адрес или хотя бы телефон.
Надо бы побеседовать с этим придурком. Что за ерунда – чтобы у ребёнка в свидетельстве был прочерк? Ладно, не хочет заниматься воспитанием сына. Мало ли, почему он ему не нужен. Но признать отцовство и хоть минимально обеспечивать – обязан.
Придётся мне и это разгребать.
Встреча с иностранцами затягивается, но заканчивается успешно. Всегда хочется большего, но по основным пунктам мы находим компромисс, и это радует.
Утром, как и обещал, отправляюсь в университет. Рите удалось выяснить, что дело на Милу не заводили. Оказалось, всё произошедшее с ней было банальной постановкой с целью шантажа.
Заказчика называть поначалу не захотели, но когда мы припугнули внутренним расследованием, подельники сдали Васильева с потрохами. Я хоть и не дед, но команда юристов мне досталась от него по наследству. Вряд ли у кого-то в здравом уме появится желание связываться с ними из-за ерунды, когда рыло стопроцентно в пушку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Профессор делает вид, что не узнаёт меня.
- Я занят! – кричит он, когда я заглядываю к нему в кабинет.
У него никого нет. Он сидит перед компьютером и что-то печатает.
- Добрый день. У меня к вам срочный разговор, – пытаюсь быть вежливым, хотя свербит желание без особых слов пустить в ход кулаки.
- Вы глухой? Я сказал: занят! – сразу переходит на крик.
Преодолеваю расстояние от двери до его стола. Взять бы это ничтожество за шкирку, да вытрясти из него душу, но я держусь, изображая интеллигентного человека.
Внутри всё кипит. Он смел позариться на мою жену. Почему эта мысль меня так подрывает – не анализирую.
- Мне представиться? Или вы разуете глаза и вспомните меня?
- Я вас не знаю! – в голосе вибрируют истеричные нотки. – И не собираюсь с вами разговаривать!
- Окей. Давайте знакомиться. Розовский Владлен Романович. Я пока тут, один и всего лишь с разговором. А через час могу быть с адвокатом в полиции. С настоящим адвокатом и в настоящей полиции, – выделяю слово “настоящий”.
- Вы мне угрожаете? Я сейчас вызову охрану! – кричит.
Пережидаю, пока словесный понос иссякнет.
- Итак. Вы воспользовались служебным положением и заставили студентов написать клевету на их преподавателя. Вы дали взятку начальнику районного отдела полиции…
- Вы ничего не докажете! – визгливо перебивает меня.
- Заплатили, – продолжаю, – чтобы он с сотрудниками разыграл спектакль под названием “дача взятки преподавателю и взятие с поличным”. И всё ради того, чтобы шантажировать мою жену!
- Бывшую… Вашу бывшую жену, – выдаёт с ехидной ухмылкой. – Вы давно в разводе, сейчас она – моя женщина, мы с ней встречаемся, и вас не касаются наши ролевые игры, – врёт и не краснеет, но глаза нервно бегают и выдают профессора с потрохами.
- Не бывшую, а нынешнюю, – говорю спокойно. – Вашей она может быть только в ваших влажных фантазиях. Но это ещё не всё. Вы систематически домогаетесь моей жены, шантажируя её увольнением, недопуском к защите и прочими несчастьями. И за это вы тоже ответите. Цивилизованное общество сейчас очень не любит такие истории.
- Если бы она была вашей женой, ей бы не приходилось занимать у коллег деньги до зарплаты, чтобы накормить ребёнка! И уж тем более она бы не была матерью-одиночкой!
Этот наглец решил, что он бессмертный, раз позволяет себе отчитывать меня и предъявлять какие-то претензии.
- Мои отношения с моей женой тебя никак не касаются, – перехожу на “ты”, потому что “вы” для этой мрази – слишком жирно. – У тебя – два выхода. Или ты сегодня пишешь заявление на увольнение, или завтра в полиции твои же дружбаны откроют на тебя дело по заявлению моей жены. И поверь, я сделаю всё, чтобы придать ему максимальную огласку и наказать тебя по полной программе. Уголовный кодекс процитировать или сам найдёшь? И как ты там говорил? Ни в один ВУЗ не возьмут, даже в сельскую школу? Надеюсь, не надо объяснять, что такое бумеранг?
Васильев вскакивает. Он весь красный от злости. Выкрикивает грозные лозунги, разбрызгивая слюни не меньше, чем на метр.
- Ты… Вы не посмеете! Эмилия сама! Она сама вешалась мне на шею! А я, между прочим, женатый человек!
Тварь он дрожащая, а не женатый человек…
- После обеда я пообщаюсь с ректором, – спокойно продолжаю, едва сдерживаясь, чтобы не разукрасить ему физиономию. – К этому времени у него на столе уже должно лежать твоё заявление на увольнение. Не особо надеюсь на благоразумие. Но может, хоть инстинкт самосохранения включится.
- Когда ты её в очередной раз бросишь, она всё равно будет моей! Никуда не денется!
Поднимаюсь и покидаю кабинет под непрекращающуюся нецензурную брань. Вот тебе и профессор. А ругается как портовый грузчик…
Встреча с ректором приносит замечательную новость: Васильев написал заявление на увольнение. Здравый смысл или страх победил. Можно было, конечно, попытаться наказать его по всей строгости закона. Но за свои прегрешения он вряд ли получит что-то существенное даже с хорошей адвокатской поддержкой обвинения. А вот широкую “известность” я ему и без суда обеспечу.