Не смей меня... хотеть (СИ) - Зайцева Мария

Да потому что я все про тебя знаю, папочкина принцеска! Вообще все.

И какой сок предпочитаешь, и что в компаниях всегда пьешь этот дурацкий безалкогольный грушевый мохито, и что салат любишь обычный, овощной. А сладкое не любишь. Пицца тебе нравится с пепперони, а мясо — говяжий стейк медиум прожарки. Да, я — тот еще сталкер и тот еще дебил. Все про тебя знаю.

И, по идее, сейчас должен бы все усилия направить на то, чтоб реализовать свои долгоиграющие мечты. Ведь реально шанс, такой шанс!

Я вспоминаю, как стоял сегодня перед зеркалом, придирчиво осматривая себя на предмет критических проебов во внешности  и бесясь, потому что этих проебов, как мне казалось, вагонище, и никуда их не денешь. Рожа выглядела  небритой, как ты ни скобли ее, нос тоже не выправить, легкое искривление так и осталось, это приятель папаши постарался, урод, решивший поучить шенка правильному удару. Папаша его потом тоже поучил. Качественно. Глаза горели, как у дебила, взволнованно и радостно. На футболке опять проявлялись пятна от пота, приходилось  с матом менять на другую. Джинсы… Ну, джинсы, как джинсы… Короче, вместо спокойного и уверенного в себе парня, на меня из зеркала смотрел идиот с взволнованной кривоносой  рожей.

А букет ромашек, который с особой тщательностью выбирал целый час в цветочном магазине, только подчеркивал общий дебилизм образа и ситуации в целом.

Я дико волновался и привычно прятал это все под хамским поведением и молчанием.

У меня всегда так: если критическая ситуация, то я затыкаюсь намертво и просто действую. Если разборка с другими, то сразу бью. Первым, как папаша с дедом учили.  А вот если с девчонками… То тут тоже обычно не требовались разговоры. И девчонки у меня были такие, что не бесед светских ждали.

Так что такая ситуация, когда надо развлекать девочку орально, словами, то есть, у меня вообще впервые. И опыта нет в этом деле!

И вот надо же, чтоб первый раз случился именно с острой на язык Принцеской!

Которая, конечно, вся из себя правильная и слова грубого не скажет, но бьет ведь прицельно.

Так, что в себя прийти не могу.

И, на автомате, тупо хамлю в ответ на мягкие, полные яда, фразы.

Хамлю, стараясь вывести ее, и злясь на себя дико, потому что понимаю, что похерил я свой шанс, свиданку похерил, и ничего мне как не светило, так и не светит. И, когда понимание это накрывает с головой… Неожиданно становится легче. Словно руки развязываются.

Я все равно для нее теперь навсегда мудак и дебил, так хули сдерживаться?

Она не срывается все же, лупит меня ладошкой по щеке. А я пропускаю удар. Первый раз с пятнадцати лет.

И сам не понимаю, как теряю контроль полностью, перехватываю ее, грубо, по-хамски, тяну на себя.

Принцеска запрокидывает голову, таращит на меня голубые испуганные озера глаз, а я, поймав себя на неожиданно дурном кайфовом удовлетворении, потому что мечты, сука, сбываются, пусть даже в таком вот, извращенном виде, наклоняюсь к ее полураскрытым , манящим губам и выдыхаю:

— Бесишь меня!

— А ты — меня! — не остается в долгу Алька, бледнея и жалко трепыхаясь в моих руках.

Мне ее беспомощность, слабость  приносят сладкое, болезненное удовольствие, которое хочется продлить. И сделать его еще острее.

И я не сопротивляюсь своим желаниям. Свидака проебана, шанс на нормальные отношения — тоже.

Можно не стесняться, да?

Резко наклоняюсь и прижимаюсь  жадным ртом к дрогнувшим под моим напором губам.

И голову тут же выносит таким ударом кайфа, что стоять получается с трудом!

Она все еще пытается трепыхаться, сладко так, завлекательно, словно воробушек в лапах кошака. С пониманием, что все, приплыли, и верой в то, что все еще возможно.

Невозможно, принцеска… Невозможно.

Ее губы такие сладкие, такие вкусные, что я поневоле удивляюсь тому, насколько это не совпало с моими многолетними фантазиями.

Насколько все круче в реале!

Я с жадностью вылизываю ее, кусаю, кажется, даже рычу что-то, повелительное, приказывающее подчиниться, не трепыхаться больше, сграбастываю ее всю, целиком, отрывая от земли и жарко щупая сразу везде. И не могу насытиться до конца своей насильной вседозволенностью, не могу прекратить все!

Слишком долго ждал!

Слишком долго хотел!

Слишком хорошо понимаю, что это у меня только один раз будет! Только раз! Больше она мне не даст! Не подпустит к себе ни за что!

Я это знаю. И потому тяну мое случайное сладкое мгновение кайфа, как могу.

От Альки пахнет сладостью, нежностью, невинностью даже. И вкус ее губ, с нотками мяты и грушевого нектара, сносит остатки самоконтроля.

Я хочу ее прямо тут, в этом пафосном рестике, на этом столе. Прямо сейчас.

Зарываюсь пятерней в пушистые волосы на затылке, кусаю пухлые губы, потом скольжу ниже, по скуле, к мочке ушка, полупрозрачного, вкусного, она уже не вырывается, только ахает сдавленно, дрожит в моих руках… Я ощущаю дикую, невозможную эйфорию от ее ответа, тут же прикусываю на эмоциях кожу возле ушка, всасываюсь, как долбанный вампир, умирая от кайфа и вкуса ее кожи на языке,  и Алька замирает, стонет, вытягивается тростинкой в моих лапах…

Припечатываю на инстинктах ее сильнее к себе, подхватываю под круглую попку, что не давала мне покоя все это время…

— Эм-м-м… Я прошу прощения, молодые люди… — голос официанта заставляет нас замереть. — Здесь общественное место, люди с детьми приходят… Не могли бы вы…

Я лично ничего не могу сейчас. Просто неспособен. Ни руки разомкнуть, ни губы оторвать от ее вкусной до безумия кожи. Ни сказать хоть что-то.

Алька приходит в себя быстрее.

И пользуется моим временным ступором, каким-то образом скользнув по мне, словно маленькая кошечка по стволу дерева, выбирается из загребущих онемевших лап и, подхватив сумочку, выбегает из ресторана.

Я тупо моргаю на сохраняющего достоинство официанта, а затем…

Затем словно обухом по голове лупит!

Она мне ответила!

Она реально ответила! Стонала в моих руках!

Бля!

И куда это она после такого мотанула?

Мне тоже надо в ту сторону!

Бросаю на стол крупную купюру, подхватываю куртку и выношусь следом за бегущей хрен знает куда Алькой.

Я не думаю сейчас ни о чем, кроме одного: догнать! Догнать! И… И дальше будет видно.

Глава 23

Я выбегаю из ресторана, ничего не видя перед собой и особо не соображая, куда меня несет.

В глазах красное марево, щеки пылают, уши горят, и все внутри горит! Меня плавит от замешательства и стыда!

Бегу по улице прочь, подальше от этого места, видевшего и, наверняка,  сладко посмаковавшего мой позор, от Немого, оказавшегося очень даже говорящим и, мало того, что говорящим, так еще и действующим!

Да уж, он явно не из тех, кто теряется рядом с девушкой, кто не знает, что с ней делать!

Этот отлично знает!

И делает!

И блин! Почему я не отбивалась? Почему позволяла? Почему?

Главное, словно марево какое-то накрыло удушающее, и сразу с головой! Словно под водой оказалась, уши закладывает, в глазах темно, воздуха нет, в голове — паника!

Никогда со мной не было такого, чтоб настолько отключало! Никогда! Ни при поцелуях с Олегом, ни в постели с ним… Ни разу! Вообще!

Я словно в дурном романе очутилась внезапно, где тело героиню предает. Всегда смеялась над этими штампами… И что? Я сама теперь — ходячий штамп!

Да как мне в глаза смотреть… Кому бы то ни было?

Я убегаю, трусливо опасаясь оглянуться, опасаясь погони, сжимаю чудом прихваченную со стола сумочку, мечтая внезапно оказаться у себя дома, в безопасности…

И когда неожиданно упираюсь в преграду, очень знакомо пахнущую, каменную, жесткую преграду, не могу притормозить, на автомате врезаясь лицом. В то же мгновение осознаю все, поспешно упираюсь ладонями в горячую, ходящую ходуном грудь, обжигаясь, отдергиваю ладони, опять по инерции вписываясь щекой в Немого.