Подсолнух - Ирина Воробей
— Делается это так, — начала Адлия спустя минуту молчания. — Ты говоришь мне, че хочешь, покупаешь ткани, а я снимаю мерки и шью. Предоплату беру пятьдесят процентов. Расценки зависят от сложности костюма.
— Хорошо, спасибо, — кивнула Татьяна и выдавила улыбку.
Адлия ответила сомнением на лице, но ничего не сказала.
— Я в туалете часто бываю. Там убираться надо каждый час. Или в подсобке, напротив вашей комнаты отдыха, — добавила она.
— Спасибо, буду знать.
После неловкого разговора Татьяна осталась сидеть на стуле, как ни в чем не бывало, и смотреть на уборщицу, которая повернулась к тележке с ведром. Девушка наблюдала за ней в ожидании дальнейшего развития событий. Но события развивались медленно. Уборщица прошлась мокрой шваброй по комнате, повторяя одни и те же движения по много раз. Управилась минут за пятнадцать. А Татьяна все ждала, сама не понимая, чего, но в глубине души надеялась, что Адлия просто уйдет и оставит ее здесь в одиночестве. Однако на выходе та развернулась всем корпусом, держа ручку тележки, и спросила:
— Тебе домой не надо?
— Надо, — машинально ответила Татьяна. — Но я еще соберусь и чуть позже выйду.
— Долго? А то мне нужно за тобой закрыть и ключи охраннику отдать.
«Черт!» — тут же промелькнула гневная мысль в голове девушки. Требовалось срочно что-то придумать. Опять. В который раз уже за эти несколько дней? Десятый? Сотый? Миллионный? Она устала от этого. И не только от этих стрессовых соображений. В теле все ныло от банального физического изнеможения. Ночь на каблуках в душном зале — малоприятная физическая нагрузка, больше утомила, чем зарядила необходимой бодростью. Девушка закрыла глаза в приступе отчаяния, вдохнула побольше воздуха, впитавшего лимонный аромат моющего средства, и посмотрела на женщину. Та недоверчиво косилась на нее — уже догадалась, что Татьяна здесь не просто так, и ждала ответа.
— На самом деле, мне некуда идти, — вместе со словами выдохнула девушка и мгновенно залилась краской.
Ей больше было стыдно за нелепую попытку наврать Адлии и скрыться, чем за то, что было некуда идти.
— Ты бомж, что ли?
Татьяна закивала.
— Как так? — спрашивала женщина без изумления. Скорее, это был технический вопрос.
— Приехала из другого города, сняла квартиру, но меня обманули, деньги забрали, а из квартиры выставили.
После собственных слов Татьяна усмехнулась над собой вчерашней, наивной и глупой. Адлия внимательно на нее посмотрела. По умному взгляду Татьяна поняла, что эта женщина не из тех, кто задает необдуманные вопросы.
— А в полицию почему не пошла?
— Это бессмысленно! — воскликнула девушка, а потом тихо добавила, — А во-вторых, я сбежала от отца и боюсь, что он меня найдет, если я обращусь туда.
Адлия вперила в нее взгляд, будто узнала сакральную правду. В этом взгляде чувствовалось нечто теплое. «Сострадание», — предположила Татьяна.
— Ты хотела здесь жить?
Девушка пожала плечами.
— Хотя бы отоспаться.
Адлия вздохнула, помотала шваброй в руке, посмотрела на тележку. Татьяна пыталась сосчитать количество кривых линий на древесном узоре ламинатной доски.
— Подожди меня здесь. Я уберусь, — вдруг сказала женщина. — И зайду за тобой.
— В смысле?
— Поспишь у меня. Потом решим, — деловито ответила Адлия и вышла из гримерки.
Девушка так и осталась сидеть с приоткрытым ртом и пялиться в пустой проем двери.
Через час они ехали в автобусе по просыпающемуся городу. Солнце отражалось в зеркальных окнах многоэтажек белыми полосами на фоне перистого неба. Утро понедельника, как и положено, начиналось оживленно. Автомобили сновали по проспектам в обе стороны, оставляя за собой облака выхлопных газов. Они ехали молча, сидя спиной к дороге и лицом к салону. Каждая смотрела в свою сторону. Татьяна глядела на дорогу, а Адлия — в пол.
Девушка ощущала себя странно. Она ехала домой к женщине, которую узнала всего час назад, неизвестно куда, неизвестно почему. Стоило ли ей чего-то бояться, она не знала, но страха и не испытывала. Стоило ли радоваться, она тоже не могла понять, потому что ничего еще не было известно. Ей помогли с ночлегом на один раз. «А что дальше? Требуется ли отдавать что-то взамен? А если у нее ничего нет? Что тогда?» — вопросы кружились в уме, но на фоне, не доставляя особого беспокойства. Нервная система настолько истощилась, что уже не реагировала на стресс.
Сразу напротив остановки перед ними предстал девятиэтажный жилой дом из серо-желтого кирпича, похожий на сильно вытянутую вверх коробку для холодильника. Подъезд выглядел потрепанным, но чистым. Освещала его тусклая лампа без плафона. Многие почтовые ящики искорежили вандалы и исписали неизвестные малоталантливые, на Татьянин взгляд, художники. Поднявшись на несколько лестничных пролетов, они остановились у одинокой железной двери.
За ней открылся длинный коридор с еще советскими шкафами и пластиковыми обувницами. Все здесь было ветхим и неприглядным глазу, но общая опрятность бросалась в глаза. Сразу справа шла стена, за которой прятался туалет, а ванная — напротив. Помимо санузлов из коридора вели еще три двери: по одной с каждого бока и одна в конце. Именно в нее они с Адлией и зашли. Дверь выглядела более ветхой, чем все остальные в квартире. Ее даже не подкрашивали.
Изнутри полил яркий свет. В стене напротив зияло окно с широким подоконником, на котором вполне можно было с комфортом устроиться, постелив матрас и накидав подушек. Краска с деревянной рамы серыми клочьями осыпалась вниз. Татьяна догадалась, что именно поэтому он был пуст. В комнате расположился минималистичный набор необходимого. Обои отходили от стен и кое-где порвались, но когда-то представляли собой узорчатый рисунок бледно оранжевого цвета, напоминающий густую растительность в ботаническом саду.
— Проходи, чувствуй себя как дома, — радушно проговорила Адлия, захлопнув дверь.
— Спасибо, — отозвалась Татьяна тихо, осторожно ступая босыми ногами по прохладному линолеуму.
— Голодная? — спросила женщина, подходя к холодильнику, приобретшему за годы службы желтоватый оттенок и многочисленные сколы эмали на ребрах.
— Да.
Татьяна сглотнула сухим горлом и с огромным любопытством уставилась на дверцу холодильника. Как и все старое, ее обклеили множеством наклеек
