Двенадцать друзей Бошена (СИ) - Багрянцева Влада

И вот когда Вуди пошел, что называется, поперек борозды, Индиану попустило. Это было… странно. И непривычно. Совершенно неканонично. И перестало напоминать свидание, как только Вуди открыл рот. Однако, на удивление, Индиана успокоился и почувствовал себя как дома. Будто бы они знакомы тысячу лет и это сто первый эпизод, когда Вуди нервничает и его надо успокоить. И стало так легко на душе, потому что он понял, что да, это тот человек, с кем хочется проводить вечера, гладить по волосам, когда ему плохо, мыть в ванной, когда тот устанет, и выслушивать, как пердела его собака. Индиану не расстроила даже испорченная рубашка и несостоявшийся секс, на который он, конечно же, надеялся. Пусть на десять процентов, но надежда все-таки тлела. Но вместо этого пришло понимание, что именно Вуди тот самый человек, с которым ему будет спокойно и радостно в обычное время и горячо и страстно в постели. Он не станет ничего делать напоказ, как Азиз, не буен во хмелю, мил, даже когда рассказывает о своих неудачах.

Поэтому, вытерев Вуди мокрыми салфетками и сняв с него и с себя рубахи, Индиана усадил его к себе на колени и поцеловал в ушко.

— Какой же ты милый, Вуди. Так бы и не спускал тебя с рук никогда. Не вздумай корить себя ни за что! Ты открылся мне с другой стороны, и я очень рад, что ты это сделал.

Харви перелопатил сотни рецептов избавления от кротов на форумах и сайтах огородников, но ничего, что он бы еще не пробовал или о чем бы не подумал, не нашлось. Отчаявшись, он решил прибегнуть к самому проверенному, по словам матерых садоводов, методу: прокрался ночью к норам — свежим, ибо старые тоннели затопило, — сложил ладони рупором и проорал:

— Крот, крот, хуй тебе в рот! Уходи на свой огород!

И так — трижды. На третьем открылось окно, и заспанный Тим спросил:

— Чё ты орешь?

— Да так, стресс снимаю, — ответил Харви, оглядываясь с опаской, будто кроты, оскорбленные посылом, могли сгруппироваться и отомстить.

Необъяснимо, но факт — крот, которому хуй в рот, покинул поле сражения и не появлялся больше. К концу недели Харви вызвали в гостиную и торжественно, через Джесси, вручили огромную плюшевую игрушку подземного вредителя в кепке со стразами.

— Это вам, — сказал с экрана мистер Бошен привычно измененным гулким голосом. — Как победителю в схватке и настоящему альфе.

Оценив шутку и поблагодарив Бошена, Харви отнес крота Дарену — как настоящий альфа своему… альфе.

Изучив голосовалку, в которой зрители оставляли свои голоса против того или иного участника проекта, Джесси огорчился — большинство было против Дарена.

JennyBolsh

Дарена. Если подумать логически, странно, что гей влюбился в омегу.

Каломбин

Дарена. В омегу влюбился, от альфы морозится, логично.

ou. dyy

Дарен, конечно. В омегу влюбился? Влюбился.

Выходило, что это он, Джесси, тоже причастен к этому. Ходил бы дальше художник с Харви — и продержался бы подольше, может, даже и выиграл бы, а так… В конце концов, а себя-то сколько можно мучить неопределенностью?

Потому перед днем голосования Джесси вытащил из ящика с бельем шелковые трусики с кружевными вставками, комплектующую их короткую майку, надел подаренный на днюху пеньюар и написал Дарену и Харви, что ждет их обоих на важный разговор в бильярдной. Конечно, на экран очень откровенные сцены не шли, но хотя бы мистер Бошен должен был охренеть от того, что он собирался делать — и делать красиво.

Первым в комнату вошел Дарен, глянул на сидящего на столе под желтой лампой омегу и застыл, потому Харви, шедший следом, налетел на него.

— Чего ты встал, как… — И тоже посмотрел на стол. — Ни хрена себе!

— Мне тут, вообще-то, скучно, — произнес Джесси, закидывая ногу на ногу. — Зак’ывайте двеи.

Предполагалось, что это Джесси немного расслабится, наблюдая за тем, как Дарен будет нежничать с Харви, но художник сразу перешел в наступление, втиснувшись между разъехавшихся ног и целуя то в губы, то в шею, то куда-то под ухо, и это Харви, устроившись в кресле в тени, наблюдал за ними, вслушиваясь во вздохи и приглушенные стоны. Дарен, целуя все ниже, сполз, становясь на колени, высвободил из шелковых кружев омежий член и вобрал в рот, смотря снизу своими неправдоподобно синими глазами. Харви вздохнул вместе с Джесси, и по звуку открывающейся молнии стало ясно, что он в стороне не остался. Чуть позже, когда Джесси совсем отключался от реальности, позволив уложить себя на спину на зеленое сукно стола уже без белья, в одном сползшем до локтей пеньюаре, Харви подключился, стягивая одежду с Дарена, пока тот размазывал смазку Джесси по своему члену. И стоило признать, что такого острого, первобытного возбуждения омега еще не испытывал.

— Да, да, да! — воскликнул Джесси, когда в него наконец вошел Дарен.

— Я сейчас кончу, — проговорил тот, и Харви, целуя его в шею, как в том мокром сне, сказал:

— Не кончишь, мы еще не начинали.

Шлепнул по ноге Джесси, закинутой на его бедро, и просунул руку между их животами, поглаживая именно там, где так хотелось.

Джесси, разложенного на сукне, придерживал за бедра Дарен, которого, в свою очередь, задавая темп, насаживал на себя Харви, и даже когда омеге удалось кончить — чересчур быстро от перевозбуждения, — альфы не остановились, наглаживая его вдвоем. И только прыгая на сидящем на полу Дарене, Джесси вспомнил, что тот без резинки, но отчего-то не огорчился — было не до этого.

Говард, выждав положенное время для принятия Брюсом своего негаданного гейства и промучившись не одними ночными фантазиями, перед началом объявленного конкурса вошел в комнату, потоптался у порога, затем сел на край его кровати, как раз когда тот натягивал носки. Брюс на него не посмотрел, но незаметно отодвинулся.

— Давай поговорим, — произнес Говард, хотел положить руку на колено альфы, но передумал.

— Давай, — ответил Брюс натянуто. — Я не омега, истерить не буду и утешать меня не надо. Я был нетрезв, на нервах, и у меня давно не было секса, как и у тебя. Вот и весь наш разговор: не надо надумывать лишнего и вообще вспоминать произошедшее не стоит.

— Мне вроде не пять лет, — хмыкнул Говард. — Я различаю, когда кто-то просто пьян, а когда этот кто-то пьян и я ему нравлюсь. Или ты тот самый натурал, м?

— Плохо различаешь! — повернул к нему лицо Брюс, и Говард заметил, что эмоции скрывать дается тому с трудом. — Я по Вуди сохну!

Говард сначала опешил, а потом хохотнул:

— Ага, а я по мистеру Бошену.

Брюс, фыркнув, щелкнул резинкой выданных для тимбилдинга шорт, натягивая их до пупка, глянул на него сверху вниз и вышел. Говард, посидев в тишине, тоже поднялся и направился вниз, где уже звучал призывный рожок, в который дул Харви.

— Итак, — лежащий на шезлонге Джесси покачал ногой в ярком сланце. — У нас ук’епляющие командный дух занятия на свежем воздухе. Пе’ед вами бассейн с мыльной водой — в нем вы будете пе’етягивать канат. Делитесь на команды, п’из победителям — иммунитет на голосовании. На команды делимся, естественно, методом же’ебьевки.

Подмигнул всем сразу и сунул коктейльную трубочку в рот. Сегодня он был какой-то чересчур расслабленный, и Говард подумал, что художник все же вчера не те шары катал в бильярдной.

Оказавшись в одной упряжке с вышеупомянутым художником, а также с Тимом и Вуди, Говард посмотрел на хохочущего над очередной шуткой Харви Брюса. И, чего скрывать, в который раз ощутил себя неуклюжим, хотя и здоровенным, поленом на фоне вечно заряженного, как батарейка, летчика. И на фоне Индианы, полного внутреннего благородства и неспешности, — тоже.

— Па’ни, ну что вы копаетесь! — булькнул трубочкой Джесси. — По взмаху моей йюки — начинаем!

Из колонок полилась задорная музыка, и альфы, взревев, схватились за веревку. Правда, быстро стало понятно, что в надувном бассейне, заполненном до половины мыльной водой, удержаться на ногах было не так просто.

— Ребята, ну чего вы как дети! — заорал Харви, раскорячившись пляжным крабом. — Хватайся за меня!