Трофей (СИ) - Кистяева Марина
- Я… - она всё же заставила себя говорить, облизнув травмированные губы. – У меня вообще существует проблема доверия людям. Мой круг общения очень узок, и с чужими людьми я схожусь с трудом.
Синие глаза потемнели, или игра света поспособствовала такому негативному восприятию?
- Я тебе не чужой. Я твой мужчина.
Наверное, она переохладилась. Или перенервничала. Или всё вкупе. Она немного неадекватно воспринимала его слова. Смысл постоянно ускользал от неё. У Милы возникало стойкое ощущение, что она не улавливает что-то важное, что основная суть происходящего ускользает от неё, и, как бы она ни пыталась этому воспрепятствовать, у неё ничего не получается.
- Мой мужчина? Это значит…
Она снова не договорила.
- Это значит то, что значит, Мила. Я говорю открыто: ты мне нравишься. Сильно. У меня к тебе не просто плотское влечение. Хотя я и до одури постоянно хочу тебя. Меня привлекаешь ты сама. Ты, маленькая.
Его рука продолжила гладить щеку, оставляя на ней огненные следы. Мила потрясенно молчала.
- А как же договор, Глеб?
- Забудь о нем. Нет никакого договора. Не будет ни через неделю, ни через две. Отношения наши продлятся столько, сколько мы того пожелаем.
О как…
Мила даже порадовалась, что вялая, и реакция у неё довольно заторможенная. Пусть спишет на нервы и на переохлаждение.
Потому что её так и подмывало спросить: а если эту «длительность» она пожелает прервать, например, завтра? Взять рюкзак и на рассвете уйти на вокзал, сесть в поезд и уехать в южном направлении?
Мила отчетливо представила, как задает этот вопрос вслух.
И не менее отчетливо увидела, как и без того темные глаза от негодования превращаются в черные, как их поглощает тьма, не сулящая ей ничего хорошего.
Возможно, она на самом деле переохладилась и придумала то, чего нет и в помине.
А если… нет?
***
Мила проснулась оттого, что ей нечем дышать. Повернулась набок, в голове что-то взорвалось. И что у неё с горлом…
Она снова перевернулась, на этот раз на живот, и уперлась лбом в подушку. Почему подушка какой-то странной формы? С углублением… У неё другая, более мягкая.
В горле нестерпимо саднило, и Мила заставила себя сесть и оглядеться по сторонам.
Она точно не в своей комнате. Определенно. Большая спальня в холодно-серых тонах, больше подходящая мужчине. Не ей. Ей не хватает красок, тепла, тех милых мелочей, что любое, даже самое неприветливое помещение превращают в уютное и милое сердцу гнездышко.
Мила прищурилась, резковато повернула голову, продолжая оглядываться по сторонам, и тотчас поморщилась от боли.
Теперь уже не вызывало сомнений. Она простыла.
Замечательно. Просто великолепно. Ей только болезни для полного счастья не хватало. Мила дотронулась до лба – по ощущениям горячий. Значит, ещё и температура.
Проведя руками по спутанным волосам, Мила опустила ноги на пол и встала.
Она вспомнила, что находится в доме Глеба. Не квартире Тойских.
Они из неё уехали ближе к вечеру. Как она поняла, Глебу подыскали съемное жилье, удовлетворяющее его запросам. Запросы были следующими: двухэтажный дом с цокольным этажом, где наверняка располагался бассейн. Большая территория, огражденная забором. Остальное Мила не рассмотрела. Дом находился за блокпостом с вооруженной охраной. Кто-то явно обеспокоен, чтобы посторонние не проявляли излишнее любопытство и огородились от нежданных гостей.
Миле на момент переезда было всё равно. Она уже начинала себя плохо чувствовать, хотелось прилечь. Побыть одной. Подумать, что же произошло и как действовать дальше.
Сейчас, напротив, одиночество смущало и немного пугало её. Если Мила в доме одна, и самочувствие будет ухудшаться, она даже не сможет вызвать скорую. Допустим, Мила выяснит точную геолокацию, но какая вероятность, что скорая проедет через охрану?
Мила снова сглотнула и поморщилась. Надо попить чего-то теплого и выяснить, есть ли в доме лекарства.
Прежде чем отправиться спать, Глеб заставил Милу покушать. Он предварительно заказал еду из ресторана. Она поковыряла что-то вилкой, какую-то рыбу. Съела немного овощного салата. На тот момент кусок не лез в горло. Сейчас она поняла, что поступила правильно, всё-таки заставив себя поесть. Непонятно, когда теперь покушает и как.
Оглядевшись, Мила обнаружила тонкий плед, который накинула на себя. Расхаживать по дому в пижаме, тем более шелковой, не пристало. Мало ли кого она тут встретит.
Гнетущее ощущение надвигающейся беды усиливалось. Нервы ни к черту - вот и всё.
Мила открыла дверь и ухватилась ладонью за косяк. Перед глазами всё покачнулось. Может, вернуться в постель?
Нет. Надо идти вперед. Вернее, спуститься вниз.
О том, чтобы обратиться к Глебу, не возникло даже мысли.
И где его искать? Звать по имени?
Она его не видела с момента, как они приехали, и он проводил её до спальни. Какая вероятность, что его вообще нет в доме? Большая.
Думать о том, что она одна в незнакомом доме, не хотелось. Её же не оставили одну? С другой стороны… Никто ей не обещал ничего сверхъестественного. Заботы и внимания – тем более.
Полы в доме были теплыми. Мила спустилась вниз. Прислушалась. Откуда-то слева доносилась легкая приглушенная музыка. Уже хорошо – значит, в доме точно кто-то есть. По её предположениям музыка как раз и доносилась с кухни или столовой.
Мила не ошиблась. На кухне за барной стойкой сидел Глеб. В одной руке он держал бокал со спиртным, во второй - телефон. Рядом лежала папка с бумагами.
Кухня сразу же понравилась Миле. Какая большая… И светлая. С панорамными окнами, выходящими в сад. Сад она не успела рассмотреть во время приезда - не до него было. Заметила Мила и стеклянную раздвижную дверь. Тоже, наверное, здорово летом ближе к вечеру выйти на веранду и посидеть в кресле-качалке, наслаждаясь ярким закатом.
- Милослава? – грубоватый голос Глеба вывел её из легких фантазий. – Ты почему не спишь? И босиком.
Она перевела взгляд на мужчину. Он был одет в домашние свободные штаны и футболку, подчеркивающую силу плеч. Выглядел он уставшим и недовольным. Да и спиртное настораживало, особенно учитывая недавнее буйство отца.
- Я спустилась попить… В доме молоко с медом есть? Не знаешь?
Она замялась, переступая с ноги на ногу.
Рука, покрытая темными волосками, удерживающая бокал с недопитым спиртным, замерла в воздухе. А потом с шумом опустила бокал на стойку.
- Ты заболела?
Мила выдавила из себя улыбку и негромко призналась:
- Кажется, да.
Мужчина слез с табурета и направился в её сторону. Вроде бы Мила и должна уже была привыкнуть к присутствию Глеба, что он теперь не просто в её жизни, она живет с ним под одной крышей, и всё равно её окатила горячая волна. Или это от поднимающейся температуры и слабости? Мила сдула со лба непослушную прядь, упавшую на глаза.
Глеб остановился рядом с девушкой, протянул руку и дотронулся до её лба.
- Твою ж мать… Ты вся горишь! Ну-ка, давай на диван.
Мила сопротивляться и не собиралась. Сказал на диван – сейчас сделает. Всё равно ноги плохо слушались её, того и гляди рухнет от слабости. Она машинально кивнула, говорить особого желания не было. Ей бы на ручки…
Она не успела сделать и шага, как её подхватили на руки. От удивления Мила охнула и поспешила обнять Глеба за шею. Он считал её мысли? Её никогда никто не носил на руках. А подобное желание, возникшее меньше минуты назад, было продиктовано необходимостью почувствовать, что она кому-то нужна. Что кто-то не остался безразличным к её невзгоде.
До дивана, что стоял в паре метров от дверного проема, её донесли. Мила даже глаза прикрыла от удовольствия. Вот так и получается, что болезнь приносит ощущения, ранее не испытываемые.
- Тебе надо было сразу сказать мне, что плохо себя чувствуешь! – Глеб опустил Милу на диван. – Что именно болит?
Он не спешил отходить. Навис над ней, и впервые со дня знакомства она не рассматривала его фигуру, как нечто угрожающее. Напротив, Мила с удовольствием снова забралась бы к нему на руки. Села бы на колени, прикрыла бы глаза и ни о чем не думала бы.
