Анна Берсенева - Ревнивая печаль
Стройная Ниночка выглянула из сестринской. В руке у нее был бутерброд.
– Ну чего ты орешь? – недовольно сказала она. – Ну, выкидыш – что ж теперь орать? Пусть берет его и идет в процедурную, я сейчас доктора позову.
Лера вздрогнула от этих слов, впервые выйдя из своего отчаянного оцепенения. Она взглянула на Митю, почувствовав, как вздрогнула ей в ответ его рука. Она не знала, что он скажет сейчас. Блестящие мушки роились у нее перед глазами, и она не различала его лица.
– Я тебя сегодня же отсюда заберу, – сказал Митя.
– Зачем? – вяло пожала плечами Лера. – Все равно ведь надо где-то лечиться, а здесь врачи вообще-то неплохие.
– Зачем ты меня добиваешь, Лера? – тихо произнес Митя. – Я себе и так никогда в жизни всего этого не прощу, а ты как будто нарочно хочешь навсегда все забыть, кроме этого…
Такой голос у него был только однажды: когда он узнал, что она ездила к Стасу Потемкину за деньгами.
– Да я ведь и правда ничего этого не замечаю, – сказала Лера. – Я сама не понимаю, Митя, что это со мной.
– Ты просто больна, – сказал он, и Лера посмотрела на него с надеждой. Его голос наконец-то пробился к ней сквозь пелену, в которую она сама закутывалась все плотнее. – Ты просто потеряла много крови, и больше ничего, понимаешь? Больше ничего. А это пройдет, и об этом ты забудешь.
– Ты правда так думаешь? – спросила Лера. – Правда, Митя?
– Это не я так думаю – это так и есть, – ответил он. – Только бы ты меня не разлюбила…
– Я не разлюбила, Митя, не разлюбила! – Лера почувствовала, что слезы закипают у нее внутри, и удивилась, что вообще может чувствовать их обжигающее кипение. – Но меня ни на что не хватает, ты понимаешь? – Она впервые за все это время говорила с такой страстью, хотя голос у нее был по-прежнему слабый. – Я утром просыпаюсь – и сразу думаю, что его уже нет, что ты его даже услышать не успел. И все, меня уже больше ни на что не хватает! И врач говорит, что едва ли когда-нибудь… Значит, мне не судьба родить тебе ребенка, ты понимаешь?
Блестящие мушки разлетелись от ее волнения, и Лера ясно увидела Митино лицо прямо перед собою. Потом лицо его снова расплылось: он притянул ее к себе, прижал ее щеку к своей.
– Все, поедем, – сказал он. – Поедем с тобой, подружка, куда глаза глядят, и будет нам с тобой хорошо.
Он встал, осторожно поднимая ее за собою.
– Как, сейчас? – растерянно спросила Лера. – Но ведь вечер уже, и надо же выписаться…
– Сейчас, – сказал Митя. – Завтра я приеду и все сделаю, что надо. А ты здесь ни минуты больше не останешься. Ты здесь никогда не выздоровеешь, Лер, мне сразу надо было это понять и тебя не слушать. Собери, пожалуйста, вещи, я тебя жду у ординаторской.
Они вышли из больницы, когда на улице совсем стемнело. Митин плащ был надет у Леры поверх халата. Она едва не упала – таким мощным, свежим потоком ударил ей в лицо осенний ветер.
– Да разве это судьба? – услышала она Митин голос, и он показался ей сильнее, чем шум ветра, хотя Митя просто обнял ее сзади и говорил прямо ей в ухо. – Ты что, подружка? Разве твоя судьба такая? Вот ты выздоровеешь – и увидишь, какая у тебя судьба… А потом я тебе наделаю еще десяток деток, и ты их всех родишь, не беспокойся!
– Десяток? – улыбнулась Лера.
– Ну, троих. Да, троих будет в самый раз. Сразу тройню, или по очереди, там видно будет.
Так, продолжая шептать ей на ухо какие-то глупости, Митя посадил Леру в машину, и огни вечерней Пресни поплыли мимо них по дороге к дому.
Лере страшно было войти в свой дом – в мамину квартиру, где ее больше нет… Но Митя и не повел ее туда – остановил машину у своего подъезда. И Лера послушно пошла с ним. Да ей и идти было тяжело, она мешком висела на Митиной руке.
Еще по дороге она снова впала в апатию. Всплеск, вдруг случившийся в больнице после равнодушных слов медсестры Ниночки, быстро прошел. Сидя рядом с Митей, Лера чувствовала, что голова у нее мотается, как у куклы.
– Надо было мне остаться, – бормотала она, прислоняясь виском к холодному стеклу. – Зачем это все, Митя? Мне совсем плохо…
Она видела, что сквозь решимость в глазах его проступает тревога, и думала, что он вот-вот развернет машину. Но Митя ехал дальше, и Лера замолчала.
И только войдя в его дом, почувствовав живую тишину комнат, Лера поняла, что Митя прав и оставаться было действительно невозможно.
Нет, голова у нее по-прежнему кружилась. Но она вдруг почувствовала и другое: словно большую подушку сняли с ее лица, и она глубоко вздохнула, и ей чего-то захотелось…
То есть сразу ей просто захотелось спать, но это уже было желание, а не тяжелое забытье, каким был ее сон в больнице.
– Я душ приму, Мить, и сразу спать лягу, – сказала Лера, почему-то извиняющимся тоном. – Мне кажется, я липкая как будто…
– Подожди, я тебе помогу, – ответил Митя, включая свет в ванной.
– Нет! – испуганно воскликнула Лера. – Я сейчас такая… Я не хочу, чтобы ты…
– Мало ли чего ты не хочешь, – пожал плечами Митя. – А я не хочу, чтобы ты в обморок грохнулась, а меня привлекли к уголовной ответственности за похищение больной.
Лере казалось, что она уснет сразу, как только прикоснется головой к подушке. Но, добравшись наконец до кровати, уснуть она не могла.
– Ну, а теперь чего ты хочешь? – Митя присел на корточки рядом с кроватью. – Скажи, скажи, я же вижу, у тебя какой-то каприз в глазах мелькает!
– Теперь я хочу, чтобы ты мне на скрипке поиграл, – с удивлением произнесла Лера. – Странно, правда?
– Вот действительно странность, с чего бы меня об этом просить? – усмехнулся Митя. – А я думал, придется пройтись по канату или проглотить шпагу.
– Нет, не потому. – Он снова начинал ее дразнить, и ей тут же стало смешно. – Просто я же у тебя немузыкальная, и слуха у меня нет…
– Вот и отлично, – сказал он, выходя из спальни за скрипкой. – Зато ты не заметишь, как я буду фальшивить.
– А Аленка с кем? – спросила вслед ему Лера. – С Валей?
– Она дома, – ответил Митя. – Я же не думал, что тебя сегодня заберу, и она теперь уже спит, наверное.
Глава 10
Лера всегда любила смотреть на огонь и жалела в детстве, что в городской квартире не бывает каминов.
Она смотрела на огонь, то взлетающий, то опадающий среди жарких углей, и ждала Митю. Он сказал, что скорее всего приедет последним поездом, и Лера прислушивалась к звукам за окном, как будто можно было расслышать, как гудят рельсы на маленькой станции.
За окном стояла удивительная, полная тишина альпийского поселка. Здесь, в Швейцарии, легко можно было найти именно такой – без ночных клубов и казино и чтобы вечером казалось, будто ты затерялся среди гор в одиночестве, но от этого не было бы ни страшно, ни грустно.
