Натали Гарр - Огни большого города
Господи Иисусе! У меня учащается сердцебиение. Что это было? Случайный жест или намеренное прикосновение?..
Времени на размышления нет. Мы идем рядом в неловком молчании, у него звонит телефон.
– Да… – Он быстро отвечает. – Нет, говори…
Тон деловой, брови сведены на переносице. Мой Босс собственной персоной. Он ведет переговоры о банковской гарантии, о рисках и прочей бизнес-белиберде, в которой я полный профан.
«Пф-ф, а в чем ты не профан?» – думаю я.
Признаю, во многом. Я ничего не смыслю в девелопменте, все черные костюмы кажутся мне одинаковыми, и я вряд ли отличу «БМВ» седьмой серии от пятой, но одно я знаю точно – я по уши влюбилась…
Глава 6. Преображение
Я выхожу из кафе, где только что купила два пончика и овсяное печенье с шоколадом, и устало бреду к метро.
В наушниках Streets of love Rolling stones, переписанная с диска Роберта, а в мыслях сущий хаос.
Вчерашний ужин никак не выходит у меня из головы, особенно его окончание. Вдобавок я не выспалась и весь день клевала носом, за что, кстати, получила выговор от мисс Смит. Гадина совсем обнаглела и вздумала критиковать меня в присутствии Аманды и еще двух дур из соседнего отдела.
«Мисс Бэйли, спать нужно дома»; «Кэтрин, проснитесь и отнесите это на пятнадцатый этаж!»
Р-р-р, настоящая кобра!
«И зачем только ее держат в компании? Всю картину уродует…» – думаю я, собираясь перейти через дорогу.
Светофор загорается зеленым, я подаюсь вперед и едва не попадаю под колеса выскочившей из-за угла «Порше».
Заскрипев тормозами, она останавливается прямо передо мной.
– Куда спешим, кузина? – с улыбкой окликает меня Майк, спрятав свои бесстыжие глаза за темными линзами авиаторов[16].
А он недурно выглядит для человека, который вчера напился до состояния полного дерьма.
– Домой иду, – бросаю я сухо.
– Подбросить?
Он что, серьезно?
– Нет, спасибо. Мне недалеко.
И даже если было бы, как от Берлинской стены до Триумфальной арки, я бы все равно не подсела к этому идиоту.
– Ясно, – вздыхает идиот. – Обижена.
Обижена? Смотрю на эту нахальную рожу, на его пижонскую карету, преградившую мне путь, и начинаю закипать. Вообще-то я не обижена. В сущности, их с Робертом ссора сыграла мне на руку, за исключением, конечно, ляпа с футболкой. Вот этого никогда не прощу!
– Эй, чувак, проезжай! – гаркает высунувшийся из внедорожника мордоворот, поскольку Майк застопорил движение.
Боже, да за ним уже выстроилась целая вереница недовольных водил. Все сигналят и ругаются.
– Ну так что? Едем или как? – не обращая внимания на нелестные возгласы позади себя, настаивает парень.
– Или как, – твердо произношу я, намереваясь протиснуться между двумя бамперами.
Но прежде чем я успеваю шевельнуться, «Порше» резко выруливает вправо, въезжает на тротуар, и под яростные выкрики разъяренных автовладельцев Майкл «его высочество» Эддингтон вылезает из машины.
– Здесь парковка запрещена, – указываю на громоздкий знак на столбе. – Тебя оштрафуют.
– Я хотел извиниться, – говорит он, проигнорировав мое вполне уместное замечание. – Я лишнего наболтал, хреново себя вел…
О, это еще мягко сказано!
– В общем, мир? – Он протягивает мне руку, а я смотрю на нее и колеблюсь. – Прости, я был груб с тобой, и…
– Чертовски груб, – прервав его на полуслове, соглашаюсь я, – и не только со мной.
Майк криво усмехается, снимает очки и вешает их за воротник своей белой майки.
– Печешься о моем брате? – спрашивает он, глядя мне прямо в глаза.
Я смущаюсь.
– Нет, просто констатирую факт.
– Хорошо, – он улыбается, – если тебя это утешит, то: а) Роберт не из обидчивых и б) у нас бывали ссоры и помасштабнее.
Помасштабнее? С вилами и котлами с бурлящим кипятком? Ну и ну.
Впрочем, мне-то какое дело? Их семейные стычки меня не касаются. Он приехал, чтобы помириться со мной, никто не просил меня вступаться за Роберта.
Наконец, я протягиваю ему руку. Он пожимает ее и довольно улыбается.
– Поехали, а то меня и впрямь оштрафуют.
Мы садимся в машину. Майк включает магнитолу, и по салону разлетается мощный электро-хаус[17].
Я морщусь. Ненавижу клубную музыку!
– Что, предпочитаешь старый добрый классический рок? – иронично произносит он, чуть убавив звук.
Я знаю, на что, вернее, на кого он намекает.
– Я предпочитаю тишину или, на худой конец, радио, – уклончиво отвечаю я и пристегиваюсь.
Майк хмыкает, мол, охотно верю, затем плавно съезжает с тротуара, и вот мы уже катимся по направлению к Восьмой авеню.
– Итак, ты запала на моего брата?
Что?
У меня сердце подпрыгивает.
Черт, к такой пуле я не готовилась!
Как он узнал?!
Кто еще знает?
Так, спокойно, не дрейфь.
– С чего ты взял? – делаю непринужденный вид, по-прежнему изучая пейзаж за окном, хотя внутри все так и сжимается.
– Хорошо разбираюсь в женщинах.
Дон, мать его, Жуан.
– Не во всех, значит.
– Да ладно тебе, – напирает на меня Майк, свернув на втором перекрестке. – Мы же взрослые люди, и…
– И твой брат мне безразличен, ясно? – нервно отрезаю я.
Он смеется.
– О’кей, как скажешь, – соглашается Майк, – но я бы не удивился, если бы, например, выяснилось, что он положил на тебя глаз.
– В смысле? – не удерживаюсь от любопытства я. Это еще что за заявочки?
– В смысле, ты симпатичная, он любит таких.
Что-что? Я чуть не поперхнулась.
На секунду меня захлестывает детский восторг, я тихонечко ликую, трепещу, но, пораскинув мозгами, прихожу к более разумному выводу.
Я знаю, что это. Попытка лестью выманить из меня правду, обвести вокруг пальца, все разузнать. Но нет, дружок. Я не клюну на твою дешевую приманку.
– Не знаю, что там ему нравится, – небрежно тяну я, – но лично я не имею привычки западать на богатых надменных снобов, имеющих специфический вкус на женщин, – грубо, но убедительно.
Майк хмурит брови.
– Считаешь, что у Роба специфический вкус?
Неоднозначно пожимаю плечами.
– И какие же женщины ему нравятся?
Вот пристал!
– Думаю, тебе виднее.
– Нет, – упрямится Майк, – меня интересует твое мнение.
Неужели? Ладно. Вдох-выдох.
– Красивые куклы без единого внешнего изъяна. Наверняка чтоб публику радовать, – едко выплевываю я. – Ты же сам сказал, что он любит лесть.