Мелоди Грейс - Меня не сломить (ЛП)
Я закрываю глаза и прислоняюсь к стене, представляя, что он там, прямо возле меня.
― Мне очень жаль, ― шепчу беспомощно. ― Я не хотела, чтобы это произошло. Я думала… я правда думала, что могу просто собрать вещи и уйти, и ты даже не узнаешь, что я приезжала.
― Я все равно узнал бы.
Вибрации его хриплого голоса пронзают меня насквозь. Властно. Эротично. Они окутывают меня, и я практически ощущаю, как его руки путешествуют по моей нежной коже…
Внезапно в холле хлопает дверь, и я распахиваю глаза. Я потрясенно наблюдаю за потоком проходящих мимо студентов и чувствую, как в мое уединение ворвался остальной мир: яркий свет, струящийся через окна, гомон спешащих мимо людей.
Что, черт возьми, я делаю?
― Неделя, ― повторяю более уверенно. ― И не звони мне больше.
Я вешаю трубку, прежде чем он сможет возразить. Я не настолько глупа, чтобы думать, будто по прошествии недели в этой непонятной власти, которую он надо мной имеет, что-то поменяется. Но если в моих силах применить лишь предубеждающую тактику, то я, безусловно, ею воспользуюсь.
Глава 7
Моя сестра, Карина, живет в шикарном пригороде, который расположен так далеко, насколько это возможно, от неблагоприятного района, в котором мы выросли. Тут полно домов в псевдо-тюдоровском и псевдо-колониальном стилях, целые кварталы, демонстрирующие то, чем они на самом деле не являются. Ее дом, конечно же, один из самых больших на улице: фасад с колоннами и тщательно продуманным розарием, за которым, я уверена, она ни разу не ухаживала с тех пор, как тут поселилась. Фактически, особняк принадлежит ее новому жениху, Александру: он купил его в прошлом году после того, как сделал ей предложение. Помимо этого дома у него есть квартира в городе, и я могу поспорить на большие деньги, что едва ли он появляется тут хотя бы раз в два уик-энда.
― Ты в порядке, малыш? ― спрашивает Дэниел, пока мы тянемся по дороге.
― Прекрасно, ― отвечаю я быстро.
Он не правильно понимает мое нежелание ехать.
― Послушай, я знаю, что ты никогда не была близка с сестрой, но она тебя пригласила. Дай ей шанс. Возможно, она готова протянуть руку и навести мосты.
Я вижу на его лице столько надежды и оптимизма. Ему даже не приходит в голову, что некоторые мосты сожжены не просто так. Лучше позволить им потонуть втуне, чем ворошить прошлое.
― Ты прав, ― лицемерно соглашаюсь я. ― Возможно.
Карина встречает нас у двери в безупречном, подогнанном по фигуре платье синего цвета, вся увешанная золотыми драгоценностями, которые, вероятно, стоят больше, чем вся моя стипендия на обучение. Ее окрашенные светлые волосы эффектно развиваются, на ногах надеты дизайнерские сандалии на ремешках.
― Привет! ― воркует она, оставляя на моих щеках воздушные поцелуи, после чего поворачивается к Дэниелу. ― Прекрасно выглядишь.
― Большое спасибо за приглашение, ― Дэниел дарит ей вино и цветы, которые мы купили по пути.
― Ты очень мил, ― отвечает Карина, поворачивая бутылку, чтобы взглянуть на этикетку. Должно быть, та соответствует ее требованиям, потому что улыбка сестры становится еще шире. ― Заходите, пожалуйста! Александр разговаривает по телефону, но скоро спустится.
Мы заходим вовнутрь. В последний раз я виделась с Кариной на Рождество, которое мы отмечали в ресторане в городе. Прежде я никогда не была в ее доме. Я иду за ней через огромную кухню-столовую свободной планировки, разглядывая будто сошедшую с журнала обстановку. Интерьер выполнен в современном минималистическом стиле — всюду низкие белые диванчики и причудливые хромированные журнальные столики. Все выглядит стерильным и безупречным, как будто здесь никто не живет, но я этому ничуть не удивлена. Карина всегда больше заботилась о том, что находится на виду, чем о внутреннем наполнении.
Трудно себе представить, что мы сестры, или вообще как-либо связаны. Мы никогда не были близки, даже в детстве она всегда дразнила меня или просто игнорировала. Она входила в состав одной из самых популярных групп в средней школе, а потом и в старшей, тогда как я всегда плавала где-то на задворках. Дело не в том, что я была общественным изгоем или что-либо в этом духе. У меня были друзья, но мы предпочитали болтаться по подвалам наших домов, слушая музыку и смотря кино, в то время как ее приятели проводили все время на свиданиях, футбольных матчах или вечеринках. Раньше я хотела, чтобы она доверяла мне больше и пустила в свою жизнь, хотя бы немного. Иногда мне казалось, что она была незнакомкой, которая просто жила со мной в одном доме и обращала на меня внимание, только если надо было окатить презрением.
После смерти мамы я некоторое время надеялась, что это несчастье могло бы немного нас сблизить. В конце концов, сестра была единственным человеком, который мог бы понять, через что мне приходится проходить. Но Карина не желала общаться на эту тему, или даже уделить ей хотя бы минуту. Тогда она собиралась в большую поездку после окончания колледжа по Европе со своими подругами, в конце лета. И уехала через неделю после похорон, даже ни разу не написав мне по электронной почте. Я узнавала обо всех ее приключениях из обширных онлайн-альбомов, полных улыбок и счастливых фотографий, сделанных перед Эйфелевой башней и на итальянских пляжах, как будто ничего не случилось.
И это в то время, как я тонула в страданиях, слишком несчастная, чтобы даже встать с кровати. Быть может, таким образом она справлялась со своим горем. Черт, я тоже отрицала, что разваливаюсь на части. Но после этого во мне что-то сломалось. Я потеряла надежду, что мы когда-либо будем сестрами по-настоящему, связанными такими отношениями, какие я наблюдала у моих друзей с их родными: легкими, наполненными любовью и уютом.
Я немного отстала от остальных, поэтому, загнав старые воспоминания поглубже, прохожу официальную столовую и захожу на кухню.
― На столе пять приборов, ― замечаю я по пути. ― Будет кто-то еще?..
И замолкаю на полуслове, когда вижу, кто стоит рядом с Дэниелом и Кариной.
― Привет, тыковка.
Папа. В своих обычных вельветовых брюках, оксфордской рубашке под твидовым пиджаком и с очками в золотой оправе на носу. Идеальная картина эксцентричного британского ученого. Он поднимает свой бокал в приветственном жесте. Почти пустой, замечаю я и задаюсь вопросом, это еще первый или уже пятый.
Но сейчас это не имеет значения. Будь это девятый или десятый бокал, не об этом надо волноваться.
― Папа. ― Я прилагаю все усилия, чтобы cдерживаться, но все равно говорю сквозь зубы, чувствуя, как учащается сердцебиение. ― Я не знала, что ты сейчас в городе.
