Моника Айронс - О, Коломбина!
Остров влюбленных…
Она попала в его силки, как глупая девчонка, которая ничегошеньки не знает. Она была предупреждена, вооружена, и все же так глупо влюбилась, убеждая себя в том, что находится в полной безопасности. Дура!
Поделом мне, подумала она. В следующий раз я буду умнее.
Но следующего раза не будет, потому что такое не может повториться. Будут другие отношения, но никогда больше она не сможет почувствовать такого счастья и покоя, которые давала его забота. И все это было обманом! Это ранило Луизу больше всего. Она все шла меж теней, пытаясь понять, сможет ли когда-нибудь выбраться из них.
Со своего наблюдательного пункта за столиком маленького бара рядом с Главным Каналом Алехандро было хорошо видно, как уезжает Луиза. Опершись локтями на парапет, он смотрел, как она проплывает мимо на лодке, и думал о том, как грустно быть рядом и одновременно так далеко.
На всякий случай он посидел в баре еще полчаса, а затем вернулся домой, насвистывая на ходу какую-то веселую мелодию. Как сильно он нервничал, показывало лишь то, что несколько раз послышались явно фальшивые ноты. — Сработала ли идея Фернанды? Она собиралась «потерять» ключ от кабинета, но вдруг у дяди был запасной, и ему все-таки удалось показать Луизе семейные снимки? Тогда она узнала его лицо, и потом она сказала, а дядя ответил… Была ужасная сцена. Эстебан и Диего чуть животики не надорвали от смеха… И вот теперь он собственными ногами идет в пасть тигра…
Может быть, эмигрировать? Какое-нибудь болото, кишащее змеями, было бы в самый раз.
Или любое другое столь же приятное место.
— Вот ты где, негодяй!
— Дяй, дяй…, — прокатилось эхо по огромному холлу.
К Алехандро приближался дядя Родриго, готовый метать громы и молнии, за ним поспешали Эстебан и Диего, которые не хотели пропустить подобное развлечение.
— Дядя, я могу объяснить…
— Конечно, ты можешь все объяснить, но только не мне, а очаровательной сеньорите. Ты непростительно с ней обошелся.
— Все зависит от того, как на это посмотреть, — сказал Алехандро, стараясь нащупать твердую почву под ногами.
— И это мой племянник! — воскликнул Родриго. — Заходи, — сказал он и указал на дверь своего кабинета.
Это был плохой знак.
На столе в кабинете стояли бокалы из-под вина, значит, кто-то провел здесь время…
— Она ведь настоящая донья, ты это понимаешь? — громыхал граф. — А ты вел себя так, будто она, ну, я не знаю даже, что сказать!..
А я бы хотел, что бы ты сказал больше, подумал Алехандро, потому что тогда я хоть что-нибудь пойму.
— Она очаровательна, просто очаровательна, — продолжал Родриго. — Воспитание дает о себе знать, хотя, наверное, ей хотелось повесить тебя на ближайшем столбе после того, что случилось сегодня ночью.
— А что случилось сегодня ночью? — осторожно спросил Алехандро.
— И ты меня еще спрашиваешь?
— Ну да. А вы двое, — угрожающим голосом сказал Алехандро, указав на Эстебана и Диего, — немедленно прекратите ухмыляться, или я за себя не отвечаю.
Видела она фотографии или нет? Если я вскоре об этом не узнаю, у меня съедет крыша.
— Извините, сеньоры.
Фернанда проскользнула в кабинет и начала собирать бокалы. Она незаметно показала Алехандро поднятый вверх большой палец, что его немного успокоило.
— Я приношу извинения, но на работе произошли непредвиденные осложнения, — сказал он. — И если, как ты сказал, она не очень расстроилась по этому поводу…
— Донья Луиза, — с ударением произнес Родриго, — была естественно очень разочарована, что не смогла встретиться с тобой. И она просила меня передать тебе это лично.
— Правда?
— Я убедил ее, что ты будешь на маскараде, и она сказала, что с нетерпением будет ждать с тобой встречи, и добавила, что для нее это очень важно.
Следуя своему желанию свести Алехандро и Луизу вместе, граф придал ее вежливым словам то значение, которого они не имели. А для Алехандро, чьи нервы были уже на пределе, эти слова показались ужасным знамением. Конечно, Луиза узнала правду, но вместо того, чтобы прилюдно стыдить его, она собиралась излить свой гнев на него лично.
— Э-э-э, дядя, извини, меня ждут срочные дела, — сказал Алехандро и со скоростью пули вылетел из асьенды.
8
От «Бел Ампаро» до отеля «Санта Лучия» идти меньше мили, если, конечно, знаешь задворки.
Поэтому Алехандро пролезал в узкие щели, нырял в проулки, чем значительно срезал путь.
Пройдя сквозь дом своего друга Бегиве, он ухитрился выпить на ходу бокал вина, изготовленного лично Бегиве, поцеловать его жену в благодарность и прокричать «спасибо» за секунду до того, как исчезнуть.
Он выскочил на улочку, идущую вдоль узкого канала, и полетел бы дальше, если бы не столкнулся с женщиной, идущей в противоположном направлении.
— Извините, ради Бога! Луиза! Я…
Он осекся, увидев выражение ее лица, и последующие слова лишь подтвердили его страхи.
— Ты просто подлец, — накинулась она на него.
— Если бы я только мог все объяснить…
— Объяснить что? Что ты продажная крыса?
Это я уже знаю.
— Боже мой! Так ты их видела.
— Что?
Он вцепился себе в волосы.
— Я так не хотел, чтобы это случилось.
— Тогда зачем ты сделал это? Надеялся, что я так никогда и не узнаю о тебе правду?
— Я собирался рассказать тебе все сам, честное слово!
— И тогда бы все встало на свои места?
— Конечно, нет, но… Если бы я мог объяснить тебе, почему все получилось именно так.
Это была случайность. Я знаю, что должен был тебе все рассказать с самого начала, но разве это имеет такое значение? Всего лишь один крошечный обман…
— Крошечный обман? Я ушам своим не верю! Я должна была понять, когда ты позвонил мне сегодня со своими оправданиями, что на самом деле нет никаких оправданий твоему поведению. Кое-что произошло! Странно, что тебе в голову не пришло что-нибудь гораздо более изобретательное.
— Я ничего не мог придумать, — признался он. — Но теперь, когда ты все знаешь, разве мы не можем начать все с начала?
— Что? Ты не можешь быть таким бессовестным…
— Дорогая, пожалуйста. Разве то, что я сделал, действительно так ужасно?
— Если ты спрашиваешь это, значит, точно не сможешь понять ответа. Нет смысла больше разговаривать. Спокойной ночи и прощай.
— Ты не должна уходить. Останься и выслушай меня!
Охваченный отчаянием, он схватил ее за плечи.
— Я не хочу оставаться, и, пожалуйста, отпусти меня.
— Не отпущу.
— Тебе не остается ничего другого. Убери свои руки.
