Кэтрин Уокер - Остановка в Венеции
— Да-да, — продолжала восхищаться Пиа. — Такое великолепие! Совершенство.
— А что это? — поинтересовалась я.
Они обернулись удивленно, словно не ожидали меня тут увидеть.
— Это верхнее платье, очень тонкой работы.
— Того же периода, что и фреска, — вставил Маттео.
— И так сохранилось, такое совершенство, — повторяла она. — Поверить не могу!
— Как же удалось его сберечь? — спросила я.
— Не знаю. Чудом. Крепкие толстые сундуки, отсутствие света, подходящая температура, травы, отпугивавшие все эти годы насекомых. Годы? Столетия. Поразительная находка.
— Как святые мощи? — подсказала я.
— Да, действительно. — Она улыбнулась своей очаровательной улыбкой.
— А откуда они здесь, как вы думаете?
— Кто знает? Маттео говорит, все сундуки стояли незапертыми. Очевидно, их оставляли в спешке.
Маттео, поднявшись, начал открывать по очереди крышки сундуков, и перед нами представали прекрасные ткани. Мы словно откопали пиратский клад. Пиа каждый раз восхищенно ахала, а Маттео улыбался, будто лично приготовил эти сундуки ей в подарок.
— Что вы будете делать? — спросила я.
— Если синьора да Изола позволит, отвезу все ткани во Флоренцию, чтобы там как следует изучить и поместить на хранение, — не оборачиваясь, ответила она.
— А можно уже заглянуть в сундуки?
— Можно, и в сундуки, и в шкаф, — разрешил Маттео.
Неизвестно, кто его отпер, но дверца старого шкафа была приоткрыта.
Мы втроем принялись вынимать по очереди сокровища из сундуков, заворачивать в тонкую оберточную бумагу и раскладывать по отдельным полиэтиленовым пакетам. Пиа руководила. Мы раскопали уйму изысканных нарядов: драпирующихся плащей, льняных рубах, невесомых сорочек, благоухающих экзотическими травами. Мне показалось, что мы вторгаемся в чужую жизнь, перебирая когда-то дорогие людям вещи. Каким был для них тот день, когда они сложили свое добро в сундуки? Кто они были?
Наконец мы все запаковали и отнесли вниз. Коллекция оказалась не такой уж и большой, хватило одного рейса. Когда мы сгрузили все в гостиной, Пиа приоткрыла некоторые из упаковок, показывая синьоре нашу добычу.
— Machebello! Sono magnified Incredibile![24] — встречала она восхищенными возгласами каждую находку. — Конечно, забирайте! Какой упоительный запах!
Лео ошеломленно тянул носом воздух. Аннунциата принесла две большие картонные коробки, и мы уложили мешки туда.
А потом сели вчетвером обедать. Пиа рассказывала о своей работе во флорентийском Музее костюма, о том, как собирают и хранят старинные одежды. Она считала их очень важными свидетелями истории, красноречивыми, хотя и незаслуженно обойденными вниманием. Какая неслыханная удача! Она с обожанием смотрела на Маттео. Как она счастлива снова с ним увидеться; как благодарна ему за эту неслыханную оказию; как восхитительно, что ее пригласили сюда, в дом синьоры, и позволили приобщиться к исследованию; как им обоим, синьоре и Маттео, несказанно повезло; как это все захватывающе интересно… Несмотря на всю искренность ее восторгов, я не могла отделаться от легкого привкуса подобострастия — очень знакомого привкуса, остужающего мой собственный пыл. Маттео же выглядел польщенным.
Появление Аннунциаты, сообщившей, что у входа ждет тележка, готовая доставить сокровища Пиа на катер, который домчит ее до парковки у вокзала, меня обрадовало. Маттео поедет во Флоренцию вместе с ней, чтобы помочь с грузом. Еще один всплеск бурных восторгов, и Маттео с гостьей вышли. Мы с синьорой молча сложили салфетки и переглянулись, улыбаясь краешком губ.
Синьора удалилась до вечера к себе в кабинет, который мне еще не показывали. Я хотела снова подняться на чердак, но меня потянуло прочь из дома, захотелось побродить одной по улицам.
Выйдя, я поняла, что совсем не боюсь заблудиться и найду дорогу обратно. Еще один чудесный день. Я обживаюсь в стране чудес.
Мне нравилось в этой части города. Не знаю, как она называется, но тут было чисто, тихо и уединенно. Но двориках за стенами пели птицы, даже каналы, кажется, искрились. Пение птиц меня всегда воодушевляло. Я казалась себе легкой и парящей, как воздушный шарик, привычные тягостные мысли остались где-то далеко. Но позвонить придется. Странно будет вести разговор с Венеры. Венеции. Который день я уже тут? Не сосчитать, но, кажется, недолго.
А что Маттео? Сегодня ничего захватывающего. Посторонний в посторонней жизни, куда более предсказуемый, чем прежде, когда его скованность таила и себе загадку. Сегодня он был профессионалом, предметом обожания бесчисленных реставраторш, человеком, застолбившим себе место в незнакомом для меня мире. Мужчина, у которого есть сын. Любопытно. А что произошло со мной, когда я узнала? Я отреагировала. Не без разочарования. Возможно, это никак не связано с Маттео, хотя он и симпатичный. Он не первый, ко мне подкатывали и другие. Однажды меня застал скучающей в одиночестве зимнего сада на большой нью-йоркской площадке модный британский рок-певец, выступавший там на одном благотворительном концерте с Энтони, и, подойдя, просто взял и поцеловал в губы. Любая другая пошла бы на убийство, чтобы оказаться на моем месте. А я ничего не почувствовала, только его непомерное самомнение. За кого он меня принимает? Я не изменяла Энтони. Нильсу я была не так верна, при всей моей любви к нему. Я полагала себя свободной. А после его гибели соблазн утратил прелесть.
И все-таки что-то такое во мне вчера вечером шевельнулось. Вчера вечером? Так давно? Время здесь как-то странно течет. Что-то шевельнулось к человеку, о котором я в этом смысле вообще не думала. И ни при чем тут его привлекательность, это для Пиа он явно красавчик, а для меня так довольно заурядный. Или дело как раз в этом? Я привыкла к узнаваемым? К обладающим властью? И меня тянет именно к власти? Сколько лет я боролась с мужским всевластием? А выходит, на самом деле оно мне нравится. Жить как за каменной стеной и иметь право на собственное мнение? Да, урок я усвоила.
И какой же урок? Что я больше не принадлежу миру живых? Но я еще молода, достаточно молода, по крайней мере. «Уж не так стара, чтоб не учиться»[25]. Обжегшись на молоке, дуем на воду. И так далее. Но почему вдруг безразличие Энтони должно означать смертный приговор, если я прекрасно знаю, что моего мужа никто и ничто не трогает? Чем бы я хотела заняться? Ни малейшего представления.
Я куда-то дошла, путь мне преградили высоченные башни и массивные ворота. Что это? Где-то в сумке болтался путеводитель. Я принялась листать иллюстрации, но им не было конца и края. Стоп-стоп, теперь понятно — я на Кампо-Арсенале. Аэто Арсенал, оплот венецианского кораблестроения. Венеция — королева морей. Как поведал путеводитель, дела у судоверфи спорились: в 1574 году корабль для французского короля Генриха III был построен за то время, что «король пировал на устроенных в честь него празднествах». Вход охраняли три замечательных льва. Венеция — львиный город, здесь повсюду львы, не только на Сан-Марко. А ведь Маттео вроде говорил, что из Ле-Вирджини что-то хранится в Арсенале? Я бы его никогда не нашла, но на сердце теплело при мысли, что он рядом и как-то связан с событиями последних дней. Внутрь я идти не собиралась, да и как-то там было пустовато. А мне хотелось погулять.
