Изабель Вульф - Тревоги Тиффани Тротт
– Тиффани!
– Да.
– Это я.
– О, здравствуйте.
Голос у него был довольно расстроенным.
– Я получил ваше письмо сегодня утром.
– Да.
– Мне хотелось только сказать вам, что я разочарован. Очень огорчен. И обижен. Очень обижен. Очень.
– Ну что ж, мне жаль, – сказала я. – Но мне кажется, это не имеет смысла. В данных обстоятельствах.
– Не имеет смысла? Не имеет смысла, даже чтобы быть друзьями?
– Нет, – сказала я. – Не имеет смысла, потому что смысл в том, что вы несвободны.
– Но женатые люди могут иметь друзей, Тиффани. Это допускается, вы знаете.
– Да, но они должны выбирать их очень осмотрительно. И я не думаю, что дружба между нами – это благоразумно.
– Все, чего я хочу, – это видеть вас время от времени, – сказал он жалобно.
– Ну, это не слишком хорошая мысль, – сказала я.
– И я знаю, что вам тоже хотелось бы меня видеть.
– Ну…
– Разве не так, а? – настойчиво спросил он.
– Ну ладно, да, я допускаю, что да.
– Ага!
– Но обстоятельства…
– … не позволяют нам быть вместе, – сердито сказал он, растягивая слова.
– Да, да. Верно.
– Но мы, конечно, могли бы пообедать где-нибудь, – продолжал он настойчиво. – Или сходить в кино? И в Барбикане[33] сейчас великолепный концерт, – добавил он оживленно. – Йо-Йо Ma играет сюиты Баха для виолончели без аккомпанемента, и я хочу пойти. Почему бы нам не пойти вместе?
– Ну… Ну, это звучит заманчиво, но думаю, что я не смогу.
– Почему?
– Потому что я не хочу, чтобы меня соблазняли. Вот почему.
– Так вы уже соблазнены! – сказал он с торжеством.
– Ну…
– Скажите: да!
– Да, я соблазнена. Ладно. Вы меня соблазнили. Довольны?
– Я вам нравлюсь?
– Да. Вы мне немного нравитесь.
На самом деле я нахожу вас Довольно Сексуальным.
– Вы мне тоже нравитесь, – сказал он, теперь более теплым тоном. – В сущности, Тиффани, «„Велла" – Вы великолепны!»
– Ну пожалуйста!
– «„Камей" – Вы само совершенство».
– Послушайте, Довольно Успешный, – сказала я раздраженно. – Это действительно не… Кстати, как вас по-настоящему зовут?
– Я вам не скажу.
– Почему?
– Я отказываюсь назвать свое имя, пока вы не согласитесь пойти со мной на концерт.
– Ну а я не собираюсь идти, – ответила я.
– А почему?
– Потому что я знаю, что мне не следует этого делать: я должна следить за мячом, а вы, откровенно говоря, вне игры.
– Но, Тиффани, мы могли бы так весело…
– Говорю же вам, мне не нужно никакого веселья.
– Мы могли бы так хорошо проводить время.
– В любом случае я не могу проводить с вами время.
– Но, Тиффани, мы так подходим друг дру… Я положила трубку. И только потом сказала:
– Извините.
Кто бы подумал, что рассортировать ответы на зов одинокого сердца будет такой непростой задачей? Это я о пухлых конвертах цвета буйволовой кожи со штампом «Лично и конфиденциально», шлепающихся на коврик перед моей дверью.
– Ладно, ладно, беру свои слова назад, – сказала Лиззи, сидя у меня на кухне и разбирая ответы. – Вот уж не думала, что ты получишь хоть один. Но не стоит ликовать. Подумай, сколько ты получила бы, если бы последовала моему совету.
– Думаю, сто четырнадцать – вполне достаточно, – сказала я, когда она закурила очередную сигарету. – Я не жадная.
Мы сортировали письма на три кучки: «да», «может быть» и «да вы что».
– Вот посмотри – настоящий красавец. – Лиззи помахала передо мной фотографией с ликом сына Квазимодо лет пятидесяти семи.
– Да вы что, – сказала я решительно.
– Почему? Он вполне сгодится, – сказала она.
– Он не сгодится. Он отвратительный, – ответила я.
– Вовсе не отвратительный, – сказала она с негодованием, выпуская две струи дыма из изящно очерченных ноздрей. – Он старший партнер юридической фирмы в Сити. У него, возможно, огромная практика. А где большая практика, там большие деньги. И надеюсь, ты позвонишь тому биржевому брокеру.
– Ладно, позвоню, – сказала я. – Но только потому, что он выглядит вполне-ничего-себе и мне понравилось его остроумное письмо. А вовсе не из-за денег, – добавила я. – Я имею в виду, что у Алана много денег, но меня это не волнует, потому что мне он неинтересен. Все, что я ищу, – это деятельного человека, ненавидящего гольф, с хорошим характером, играющего в теннис, владеющего приличным ударом слева и с полным отсутствием растительности на лице. Разве я много прошу?
– Возможно, – ответила она. – Смотри, вот приятный парень, – сказала она, ухмыляясь и передавая мне клочок миллиметровки.
«Дорогая Жизнерадостная, – прочитала я. – Смогу ли я заинтересовать вас? Меня зовут Ставрос.
Я студент и учусь живописи. Вы блондинка? Мне нужна красивая сексуальная белокурая натурщица. Я пишу портреты. Вы могли бы войти в историю искусства. Вы можете быть только натурщицей. Но если вы действительно сексуальны, возможно, вы могли бы стать больше чем просто натурщицей. В любом случае, если вы позвоните мне и если вы сексуальная блондинка, я обязательно приглашу вас на ужин».
– Надо взять на заметку, – сказала я, слегка помахав письмом, перед тем как присоединить Ставроса к куче «да вы что».
Грустно смотреть, как растет эта куча: она была полна полицейскими-стажерами, владельцами похоронных бюро, астрологами, мужчинами по имени Терри и парнем с Акакия-авеню, Биллрикэй, который написал: «Если меня не окажется дома, когда вы позвоните, пожалуйста, оставьте сообщение моим телохранителям, или уборщику бассейна, или домоправителю, или одному из моих пяти камердинеров». Одно письмо было полностью на немецком, а в конверте оказалась фотография парня с гривой каштановых волос до пояса, который написал, что он работает в аэропорту Дюссельдорфа. И еще одно, от программиста по имени Джон, который написал: «Я сексуально ненасытен и ищу великолепную красотку с классным, роскошным бюстом и большим задом».
– Ну, так и оставайся с задом, – сказала Лиззи.
– Господи, взгляни на это! – Я показала ей шоколадку в красной надорванной фольге.
– Не ешь ее! – простонала Лиззи, вырывая у меня шоколадку и бросая в мусорное ведро. – Она может быть отравлена!
Я взглянула на сопровождающее письмо. «О детка, мысль о тебе не давала мне заснуть всю ночь, – писал отправитель. – Ты лишила меня сна. Пожалуйста, детка, не будь со мной так жестока. Знаешь, я очень, очень ТЕБЯ ЛЮБЛЮ».
– Восемьдесят пять процентов этих мужчин сумасшедшие, – подытожила я. – А остальные просто зануды. В письмах повторяются одни и те же скучные фразы: «неизлечимый романтик… у меня собственные волосы… красный „порше"… у меня собственные зубы… гольф в Элгав… почти порвал с двумя бывшими женами… молод духом… пять детей… позвоните мне…».
