Маурин Ли - Цепи судьбы
— Но ты ведь увидел его, правда? — встревоженно спросила я, как будто Хэрри мог изменить историю, просто отрицая ее. Я пыталась представить себе, как мой молодой отец отважно проталкивается вперед, сквозь колонны отступающих солдат. Было ли ему одиноко? Лишь много лет спустя я осознала, что он там был не один, что там было много людей.
— Конечно. Твой папа вернулся домой целым и невредимым, но гораздо позже меня, только когда окончилась война.
— И вы были вместе, когда он познакомился с моей мамой?
— Да, Маргарита, мы познакомились с твоей мамой на пирсе в Саутпорте. С ней и тетей Кэти. Ты ведь называешь ее тетей Кэти?
— Тетушкой Кэти. — Кэти, мисс Бернс… Сейчас я даже не знаю, как мне ее называть. Она всегда приходила на мои дни рождения вместе с бабушкой Карран, мамой моей мамы. Бабушка была очень доброй, и она одна из немногих, кто нравился Марион. Моя вторая бабушка ограничивалась открыткой и почтовым переводом. Марион говорила, что она была злобной старой каргой. Кажется, это было единственным вопросом, по которому мнения Марион и моей матери совпадали.
Обе бабушки умерли в тысяча девятьсот шестидесятом году, их смерти разделяло лишь несколько месяцев. У меня остался дедушка, которого я видела несколько раз в году, двое дядей и тетя. Тети Джеки и Бидди, которых я почти не помнила, поскольку сразу после суда над матерью они переехали в Канаду, в счет не шли, как и пять моих канадских двоюродных братьев и сестер, которых я никогда не видела. Мне бы очень хотелось иметь родственников моего возраста, но пришлось смириться с той родней, какую даровал мне Господь.
Когда мы пришли, дядя Хэрри был уже в ресторане. Ему было пятьдесят четыре года, и он был очень представительным мужчиной — кареглазый, с темными, посеребренными сединой волосами. Он работал в компании, производящей медицинские инструменты, которая принадлежала его отцу Лео Паттерсону.
— Привет! — Дядя Хэрри расцеловал меня и Марион и пожал руку Чарльзу. Похоже было, что он счастлив нас видеть. На нем был темно-серый костюм, очень светлая голубая рубашка и темно-синий галстук с золотым гербом. Марион говорила, что его галстуки из чистого шелка, а костюмы сшиты на заказ, хотя я в этом не разбиралась. — Вы все выглядите очень хорошо, — добавил он.
— Я мог бы сказать то же самое о тебе, Хэрри, — живо откликнулся Чарльз. Мои дяди очень хорошо ладили друг с другом. — Ты был в отпуске?
— Провел пару недель в Марокко. — Лицо Хэрри было коричневым от загара. — Папа собирается съездить в Париж, говорит, ему нужен отдых. Он отказывается оставлять компанию на кого-нибудь, кроме меня. — Это было произнесено с детской гордостью.
— Это не похоже на Лео — брать отпуск. Сколько ему лет?
— Семьдесят пять, и он здоров как бык. Им с матерью едва исполнилось по двадцать, когда они поженились. Мне очень любопытно, что он собирается делать в Париже, — в глазах Хэрри промелькнул озорной огонек. — Кстати, от Эми что-нибудь слышно?
— Ни слова, — ответил Чарльз. — Мы понятия не имеем, где она.
Последовало обсуждение того, где может находиться моя мать и кто мог забрать ее из тюрьмы, в котором не участвовали ни я, ни Марион.
— Мне на днях позвонил репортер, — важно заявил Хэрри. Я подозревала, что у него огромный комплекс неполноценности, вызванный необыкновенно успешным отцом и братом, также превосходившим его во всех отношениях (во всяком случае, так я поняла). — Я сказал, что не имею ни малейшего представления о возможном местонахождении Эми, и это правда, а также сообщил, что, насколько мне известно, все ее родственники живут за границей, где именно, я не знаю.
Подошел официант с меню, и на несколько минут, пока все выбирали блюда, воцарилось молчание. В еде я консерватор и попросила креветок с соусом карри и рис, в то время как остальные заказали целую гору экзотических блюд на всех.
Через пятнадцать минут стол ломился от еды. Помимо моего основного заказа меня заставили попробовать кусочек того и ломтик этого, пока меня не начало тошнить. Они, наверное, и сами не осознавали, что нянчатся со мной, как с маленьким ребенком, уделяя моей персоне слишком много внимания. Мне не терпелось поскорее вернуться домой и снова почувствовать себя взрослой. А может быть, мне суждено до конца жизни посещать рестораны со старыми людьми? — подумалось вдруг…
В четверг мы с Триш ходили на фильм с участием Роберта Митчума «Дочери Райана». Фильм оказался слишком длинным и не понравился ни мне, ни Триш. На следующий день Триш отправлялась в Лондон, вторые выходные подряд. Высокая стоимость аренды жилья в столице ее испугала.
— Даже однокомнатная квартира с общей кухней и ванной стоит целых пятнадцать фунтов в неделю, — сообщила она мне. — В этот раз я расширю круг поисков.
Мы сидели в пабе в Уайтчепеле и пили шанди[8]. Триш была маленькой, пухленькой и хорошенькой, с пушистыми белокурыми волосами и вздернутым носиком. Она с нежностью посмотрела на меня.
— Боже мой, Маргарита, как же я буду по тебе скучать.
— А я буду скучать по тебе, — заверила я. Что, к примеру, я буду делать по субботам? Мне надо что-нибудь срочно придумать, пока Чарльз и Марион опять не пригласили меня в ресторан.
— Есть одно место, куда мне очень хотелось бы сходить прежде, чем я навсегда уеду из Ливерпуля. Это клуб «Каверн». Раньше мы в нем чуть ли не жили, но последний раз были там так давно. А теперь перед свадьбой у меня нет времени, — грустно произнесла Триш.
— Ты не уезжаешь из Ливерпуля навсегда, — успокоила я ее. — И в любом случае, сейчас в «Каверне» играют совсем другую музыку. Теперь это в основном хэви-метал, а не рок-н-ролл.
Триш скривилась.
— Мне страшно так много оставлять здесь. Лондон такой большой и равнодушный по сравнению с Ливерпулем.
— Ты быстро привыкнешь.
Вот куда я могла бы пойти в субботу. В «Каверн». Это такое место, где никому нет дела до того, что ты пришла одна.
В субботу вечером, в половине девятого, я стояла у клуба «Каверн» на Мэтью-стрит в черных брюках клеш и белом свитере с воротником «поло». Я никогда не слышала о группах, которые должны были играть там в тот вечер: «Машрум» и «Конфуциус». Теперь я уже не была уверена, что могу заставить себя переступить порог. Несколько мужчин вошли в клуб поодиночке, но я не увидела ни одной одинокой женщины. Все выглядели намного моложе меня, большинству посетителей не было и двадцати. Я не очень умела общаться с незнакомыми людьми. Если кто-нибудь со мной заговорит, я не буду знать, что ответить. А если со мной никто не заговорит, то я просижу там целый вечер, не раскрывая рта, что тоже не радует.
