Наталья Калинина - Малиновый запах надежды
– Времени мало... – проворчал бородач, возвращаясь за барабанную установку. – Дык кто опоздал – ты или я? А вы, барышня, усаживайтесь поудобней и набирайтесь терпения: ближайшие пару часов Лазарин будет изменять вам с другой мадемуазель – музыкой. Его порок. Но во всем остальном он мировой парень, поверьте.
– Верю, – улыбнулась я, пристраиваясь в углу на тюке с каким-то тряпьем.
Во время репетиции до меня и правда никому не было дела. Но я не скучала, а наоборот, желала, чтобы репетиция не заканчивалась как можно дольше. Некоторые песни оказались мне знакомы, некоторые я слышала впервые.
– Скучаешь? – крикнул мне в короткую паузу Тим.
– Нет. Мне очень нравится.
– Надеюсь увидеть тебя завтра в группе поддержки!
– Обязательно!
– Сашка, специально для тебя!
И он исполнил «нерепертуарную» песню «Александра» из фильма «Москва слезам не верит».
После репетиции мы долго, не замечая стремительно тающего времени, гуляли по ночному городу. Ладонь в ладонь, плечо к плечу, согреваясь теплом друг друга в случайных и неслучайных прикосновениях. Сплетение широких и узких улиц в спонтанный маршрут, растрепанные ночным ветром волосы и спутанные мысли. Мы целовались с такой одержимостью, будто делали это не в первый, а в последний раз. Словно с рассветом мы превратимся в дым или растаем с первыми лучами солнца. Эта ночь была моей самой счастливой, самой чувственной, самой невинной и в то же время порочной.
Продрогнув от ночной прохлады и устав от долгой прогулки, мы зашли в теплое, пахнущее кофе и табаком нутро ночного кафе-бара и провели в разговорах остаток ночи.
Тим рассказывал о себе: о том, что в институт поступал уже после армии, в двадцать один год. О том, что его родителей уже нет в этом мире, но у него есть старшая сестра Юлия, с которой очень доверительные отношения. И пообещал когда-нибудь познакомить меня с ней. Еще он рассказывал о своей мечте – найти продюсера и выпустить диск. Но для этого придется перебираться в Москву. Не сейчас, позже, а пока он остается в городе, чтобы заработать на поездку. Я улыбалась Тиму и уверяла, что все его планы и мечты непременно сбудутся.
Но мечты разбивались о реальность.
После окончания института Тим, как и хотел, остался в городе и снял квартиру, где мы смогли жить вдвоем. Я продолжала учиться, а он работал. По профессии не пошел, устроился в магазин радиотехники на должность продавца, а вечером и по выходным выступал с группой в ресторанах и клубах, играя чужие устаревшие хиты, за которые щедро платила публика.
– Ну что это за работа – бренчать на гитаре в ночных барах! – заметила как-то моя мама, когда я приехала на выходные домой одна, без Тима. Она не была против наших отношений, Тим ей нравился. Но никак не могла примириться с тем, что он променял диплом хорошего университета и уважаемую профессию учителя на сомнительной надежности карьеру музыканта.
– Мама, ты не понимаешь! – кинулась я на защиту Тима. – Это все временно – бары, рестораны... Тим талантлив. Ты даже не представляешь, насколько! Рано или поздно его пригласят в столицу, предложат хороший контракт, займутся раскруткой его группы. Я в этом даже не сомневаюсь! Он станет известным музыкантом. Многие популярные группы так и начинали – играя в барах и на дискотеках!
– Ну, хорошо, представь, что так и случится – он уедет в столицу. А ты? – попробовала остудить мой пыл мама.
– С ним! – с горячностью воскликнула я.
– Если он тебя еще возьмет, – скептически поджала губы мама. – Не будь такой наивной, дочь. В столице у Тима начнется другая жизнь: поклонницы, вечеринки, легкие связи. А ты станешь ему не нужна.
– Зачем ты так? – обиделась я. – Сомневаешься в том, что Тим меня любит?
– Нет. В том, что он тебя любит, не сомневаюсь. Сомневаюсь в его, так сказать, «профессии». За тебя, дуреху, переживаю. Как бы не осталась ты у разбитого корыта – со своими растрепанными и ставшими ему ненужными чувствами.
Я постаралась забыть о том неприятном разговоре, убедив себя, что мама преувеличивает.
На запись новых песен времени у Тима почти не оставалось, но он рассылал диски с уже готовыми песнями по радиостанциям – местным и столичным. В этом плане ему фатально не везло. Лишь однажды одну песню приняли на местное радио, остальные же радиостанции отказали, сославшись на неформатность музыки, которую играла группа. А из Москвы, на которую делались основные ставки, вестей не было. Я старалась поддерживать Тима как могла, но видела, что подобные неудачи больно бьют по его самолюбию. И однажды в приступе какого-то веселого отчаяния после очередного отказа Тим отдал скопленные на поездку деньги за подержанную «девятку», оправдывая свой порыв тем, что на машине проще перевозить музыкальные инструменты из одного ресторана в другой.
* * *...Я еще долго, пока окончательно не замерзла, бродила по московским улицам, неосторожно выбирая узкие и малолюдные. Столица... О ней так мечтал Тим. И она же стала для меня одиночной камерой, в которой я отбывала жизненный срок.
Потом я долго сидела в каком-то кафе и отогревала закоченевшие пальцы, обхватив ладонями чашку с горячим кофе. Мне не было уже ни грустно, ни одиноко. Отпивая глоток за глотком сладкий кофе, я думала не о Тиме, а о Кирилле. О том, что у нас у каждого, наверное, есть свой двойник. Игра природы, тасующей гены, как карты, и выкидывающей произвольные пасьянсы. Сойдется или не сойдется. Может быть, где-то, не в Москве и даже не в России, а скажем, в Америке, Испании или Франции сидит в кафе девушка, похожая на меня, только зовут ее не Александра, а к примеру, Эрика, Исабель или Кати. Но внешнее сходство Кирилла с Тимом оставляло в моей душе саднящие ранки. Вероятно, не будь они так похожи, я бы приняла сегодня приглашение на свидание. Мне не хотелось, болтая и шутя с Кириллом, видеть не его, а Тима. Не хочу обманывать и обманываться.
Я вышла из кафе и, остановившись на крыльце, выкурила сигарету – привычно, будто курила постоянно.
А когда вернулась домой, обнаружила в почтовом ящике новый конверт. «ЮЛЬКА ТЕБЯ ОБМАНУЛА», – уведомляла на этот раз «записка», состоящая, как и первые, из вырезанных из журналов и наклеенных на лист бумаги букв.
Не Юлия, не Юля, а Юлька. Так звал ее – свою старшую сестру – Тим. Так иногда звала ее я, несмотря на нашу разницу в возрасте почти в 13 лет. Юлька...
Этот кто-то не просто знал меня и Тима, не просто присутствовал на его прощальном студенческом концерте, но, похоже, был из нашего близкого окружения. Откуда он (или она?) мог знать о Юлии? И что имел в виду, говоря, что сестра Тима обманула меня?
