Наталья Калинина - Малиновый запах надежды

Он осторожно коснулся моих волос, но, словно опомнившись, отдернул руку и похлопал меня по плечу.

– Успокойся. Нам надо еще в аптеку зайти: врач обезболивающее выписал.

– Зайдем, – кивнула я, вытирая слезы.

В общежитие вернулись мы не на такси, а на автобусе: травмпункт оказался всего в двух остановках от института. Всю короткую дорогу мы промолчали, обменялись лишь какими-то незначительными репликами. А когда поднялись на наш этаж, Тим сказал, что рука у него почти не болит, но после анальгетиков ему хочется спать.

– Да, понимаю. Тебе действительно надо отдохнуть, – рассеянно отозвалась я.

– Час, не больше, – добавил он, будто извиняясь передо мной. – У нас вечером с ребятами репетиция перед завтрашним концертом.

– Куда тебе на репетицию! – возмутилась я. – Спи! Отдыхай!

– Еще успею отоспаться – на том свете, – отшутился Тим. И, неожиданно взяв меня пальцами за подбородок, приподнял мое лицо и серьезно сказал: – Не вздумай плакать.

– Не буду.

– Обещаешь?

– Да, да. Иди уже, спи. Я позже зайду, узнаю, как ты. Можно? – набралась я наглости.

– Буду рад.

И мы разошлись по нашим комнатам.

Но я вернулась к себе лишь за тем, чтобы взять сигареты, после чего отправилась на кухню. Кто-то добрый уже успел убрать последствия нашей «катастрофы»: поднял с пола сковороду, выкинул так и не приготовленный, но наверняка уже к этому времени завядший нарезанный картофель и оттер от масла пол. Я выкурила одну или две сигареты, думая о случившемся и не зная, как теперь вести себя с Тимом. Но решение пришло.

Я спрыгнула с подоконника, не без труда открыла заедающее окно, чтобы проветрить кухню от сигаретного дыма, и отправилась вновь в свою комнату – за картошкой.

Спустя сорок минут, держа в одной руке накрытое тарелкой блюдо с горячим жареным картофелем, я робко стучала в дверь комнаты Тима.

– Открыто! – раздалось из-за двери с некоторым опозданием.

Я переступила порог и с любопытством огляделась. Тим был один, а не с соседями, как я предполагала. И это приободрило меня: не хотелось нарваться на шутки и недвусмысленные намеки его приятелей. Когда я вошла, он сел на кровати и торопливо пригладил ладонью взъерошенные со сна волосы.

– Я тебя разбудила?

– Нет, нет, уже проснулся, – заверил меня Тим нарочито бодро, хотя выглядел заспанным.

– Я думала, ты не один. Где твои соседи?

– Иван уехал, Виталий на свидании. Вернется не скоро. Ты располагайся, не стесняйся!

Я оглянулась в поисках стула и, не найдя его, присела на краешек застеленной кровати напротив Тима.

– Уютно у вас, – соврала я.

Комната уютом не отличалась: выцветшие, как, впрочем, и в нашей комнате, обои, кое-где оторванные и свисающие неаккуратными клоками. Сваленные на пустой кровати книги с журналами и дисками. При более внимательном разглядывании обнаружился и стул, скрытый под наваленной на него одеждой. Стол возле окна был заставлен посудой, к счастью, вымытой.

– Да какой может быть уют в комнате, в которой живут три не озабоченных порядком парня? – засмеялся Тим, безошибочно разгадав мою невинную ложь.

Я улыбнулась, бросила на него короткий взгляд и смущенно отвела глаза.

– Я тебе обед принесла. Жареный картофель.

– Даже так? – удивился Тим. – Сашка, ты – чудо! Ну что ж, тогда давай обедать или, верней сказать, ужинать.

Обрадованная тем, что он так спокойно, без насмешек и отказов, принял мое «подношение», я вскочила на ноги и устремилась к столу. И пока Тим неловко пытался обуться в кроссовки и за-шнуровать их, расчистила на столе место для наших тарелок.

– Как рука? – тревожно спросила я, заметив, что он украдкой поглаживает забинтованную кисть и морщится. – Сильно болит?

– Ничего, пройдет. Играть, правда, не смогу. Но концерт отменять не стану, внесем кое-какие изменения. Думаю, ребята отлично справятся без третьей гитары.

– Тим...

– Да?

– Я извиниться хотела.

– Проехали, уже ведь сказал...

– Не только за это, – кивнула я на его больную руку. – Но и за все остальное. Ты был прав – и шнурки, и соль, и даже тараканы...

– И даже тараканы! – захохотал он. – Хотелось бы видеть, как ты их ловила!

Я сконфузилась и покраснела.

– Ну ладно, ладно, извинения принимаются. Картошку, кстати, ты готовишь вкусно!

– Но все же, наверное, не так, как ты.

– Как-нибудь попробуешь, – серьезно пообещал он и посмотрел на меня таким взглядом, что не оставалось сомнений в том, что обещание он сдержит.

И еще мне подумалось, что сейчас Тим приблизит ко мне свое лицо и, как в романах, поцелует. От волнения и предвкушения у меня онемел затылок, а кончики пальцев на руках наполнились пульсацией. Но наваждение развеял звонок лежащего на столе мобильника.

– Черт, репетиция! – спохватился Тим, мель-ком взглянув на высветившийся на экране номер и затем – на наручные часы на запястье левой руки.

– Иду уже, иду! – прокричал он кому-то в трубку. – Буду минут через десять-пятнадцать... Потом объясню, что случилось. Я, кстати, приду не один, а с девушкой... С моей девушкой, говорю!..

И он весело подмигнул мне.

– Ну что, Александра, пойдешь со мной? Хотя сомневаюсь в том, что тебе будет уютно и не скучно в компании пятерых парней, занятых лишь музыкой.

– Будет! – твердо заверила я его.

– Тогда пошли.

Репетировали они в арендованном старом подвале в доме на соседней улице. По дороге Тим успел немного рассказать о группе, которая носила название «Клан». Группу он собрал после того, как поступил в институт, но идея возникла еще во время службы в армии, где он и познакомился с одним из гитаристов. Барабанщик – длинноволосый бородач, которого я неоднократно встречала в нашем институте, был сокурсником Тима. Второй гитарист и рыжеволосый клавишник пришли в группу по объявлению.

– Они мои самые лучшие друзья, – не без гордости сказал Тим.

А я, понимающе улыбнувшись, добавила:

– Настоящий клан.

Мое появление в подвале в компании Тима было встречено одобрительным присвистом двух парней-гитаристов, улыбкой клавишника и обрадованной репликой барабанщика:

– Ну что, Тимыч, девчонка уломалась наконец-то, да?

Тим шикнул на него, но парень сделал вид, будто не услышал его, и обратился ко мне:

– Девушка, а знаете, что вы у Лазарина – первая? В смысле, первая, кого он на репетицию привел. Репетиция – слишком интимный процесс, как занятие любовью. И то, что он вас взял с собой, значит...

– Хватит языком трепать не по делу, – оборвал его Тим. – Времени мало, а дел много.