Фэй Уэлдон - Судьбы человеческие
В середине ночи прелестный золотой телефон на ночном столике зазвонил. Трубку сняла Хелен: Клиффорд даже не проснулся, он всегда спал крепко. Светловолосая голова на подушке, а под щекой — рука: как маленький ребенок. Хелен, снимая трубку, успела подумать, как чудесно знать такую интимную подробность о таком замечательном человеке.
Звонила Энджи из Йоханнесбурга. Она извинилась за отсутствие на свадьбе — и спросила, как прошла церемония.
«Но ты ведь и не была приглашена», — чуть было не сказала Хелен, но промолчала.
Энджи спросила, может ли она поговорить с Клиффордом. Она сказала, что хочет поздравить его с назначением директором Леонардос. В конце концов, это ее отец уладил все дело, так что право первого поздравления за ней.
— Уже два часа ночи, Энджи, — с мягким укором, на какой только была способна, сказала Хелен, — Клиффорд спит.
— И спит, как всегда, крепко! — отозвалась Энджи. — Знаю, знаю. Попробуй ущипнуть его за задницу. Обычно это помогает разбудить его. Он подсунул руку под щеку, правда? Совсем как ребенок… Ах, как больно вспоминать! Счастливица ты…
— Откуда это тебе известно? — спросила Хелен.
— Оттуда, откуда это обычно узнают все женщины, милочка.
— Когда?.. — упавшим голосом спросила Хелен. — …И где?
— Кто, мы с ним? Давным-давно, успокойся, дорогая. По крайней мере, уж пара месяцев точно прошло. Со времени твоего аборта мы более не… А тогда — да, на Коффн-плэйс, в его бывшей квартире. Хотя до этого — конечно, много раз, в разных местах, я не помню. Но тебе ведь это известно. Разбуди-ка его. Не будь ревнивой глупой гусыней. Если я не ревную, а я не ревную, с какой стати ты ревнуешь ко мне?
Хелен положила трубку и заплакала. Плакала она тихо, почти беззвучно, так что Клиффорд не услышал — и не проснулся. Затем она отсоединила телефон, чтобы Энджи не смогла позвонить вновь. Ярость, месть, печаль и отчаяние — все ни к чему, Хелен знала это. Она должна успокоиться и начать новую жизнь — замужнюю жизнь. Ей нужно будет усвоить новый взгляд на Клиффорда — и на себя.
Первые дни
Было удивительно, что, как только закончились свадебные дни, талия Хелен мгновенно потолстела: всего двумя днями позже ее свадебное платье уже нельзя было застегнуть на ней, а неделей позже она уже просто не смогла его натянуть.
— Замечательно, — изрек Клиффорд, который находил удовольствие в том, чтобы измерять прогресс беременности посредством платья. — Мне думается, что тебе хочется передохнуть. Но позволь возразить: у нас еще множество дел.
И это действительно было так. Дом в Примроуз-хилл, что был куплен Клиффордом, необходимо было переделать из обычного жилища в подходящее именно Клиффорду; в нем намечалось вести приемы, а так как Клиффорд был вечно занят, то этим предстояло заняться Хелен.
И она занялась. Она не могла ни дня посидеть и успокоиться при своей беременности. Клиффорд же беспокоился о ней и не допускал переутомления. Как только он видел, что она слишком упорно чем-то занимается, он обычно хлопал в ладоши и приказывал: «Хватит!» Он сам занимался обоями, окраской, развешиванием картин; заказал только антикварную мебель, точно зная, что мебель новой конструкции не будет иметь впоследствии хорошей продажной цены. Казалось, он полностью одобрял все, что делала она: по крайней мере, он ни разу не показал неодобрения. На уик-энд он обычно играл в теннис, а она наблюдала — и восхищалась им. Он любил, когда им восхищались. И она понимала это.
— Ты не слишком спортивна, — пожаловался он.
Тогда Хелен предположила, что, возможно, Энджи — или другие — были более спортивны.
Внешне все выглядело прекрасно: дни были солнечные, теплые и летели один за другим, все в действии; ребенок уже пинал мать в живот; ночи были менее страстными, чем прежде, иногда создавались неловкие ситуации, но, в целом, все было хорошо.
Изредка их навещали знакомые Клиффорда. Найдя юную жену Клиффорда совсем не глупою, как они ожидали, они становились и ее друзьями. А ее собственные друзья и подруги приходили, осматривали дом, мужа, ее саму — и уходили навсегда, считая ее для себя потерянной. Как могли они, молодые, бедные, безамбициозные, ведущие богемную жизнь, быть на равных с Клиффордом Уэксфордом, характеристика «просто человек» была явно недостаточна, чтобы стать гостем в его доме.
Да и как теперь она сама могла быть на равных с ними? Понятно, что теперь она — не что иное, как жена Уэксфорда. И она научилась обходиться без друзей, без женских разговоров, без теплоты человеческого общения: когда друзья уходили, она не звала их обратно. Они все были славными людьми: они пришли бы еще, невзирая на Клиффорда. Но, читатель, правда состояла в том, что ей уже это было тяжело: она стала набирать вес, жиреть, как женщины в поздней беременности, и ребенок давил; но она сжимала зубы — и улыбалась, несмотря на усталость, боль и раздражение, улыбалась на благо Клиффорда.
Она желала быть для Клиффорда всем: пусть он никогда, никогда больше не взглянет на другую женщину.
И в то же время она догадывалась, что ее усилия бесполезны: она уже потеряла его. Хотя — как и когда — неведомо.
Время счастья
Малышка Нелл родилась на Рождество, в 1965 году, в госпитале Миддлсекс. Теперь Рождество — время не лучшее для родов. Медицинские сестры и акушеры пьют шерри и поют рождественские гимны, под омелой целуются с молодыми врачами; какой-нибудь престарелый хирург или просто старший по должности переодевается в Деда Мороза.
Хелен родила Нелл совершенно одна, в отдаленной палате. Она лежала в платном отделении, на свое несчастье; будь то общая палата, хотя бы кто-нибудь из рожениц помог ей. Но красная сигнальная лампочка зажигалась в сестринской час за часом — и никто не приходил к ней на помощь. В то время еще не было моды, чтобы при родах присутствовали отцы; но Клиффорд, я уверена, содрогнулся бы при одной мысли об этом.
Впрочем, он и не мог присутствовать, поскольку они с Хелен были приглашены на рождественский ужин к выдающемуся художнику Дэвиду Феркину, который запланировал изменить галерее «Бо Артс» и перейти в Леонардос; и Клиффорд, ввиду важности предстоящего, не собирался пренебречь приглашением. Но по пути к Феркину, в такси, Хелен почувствовала первые схватки. Конечно, она не захотела быть помехой на празднике.
— Я не думаю, что уже пора, — сказала она. — Может быть, это просто пищевое отравление. Послушай, останови возле госпиталя, они присмотрят за мной и отправят домой, если все хорошо, тогда позже я приеду к Феркину на такси.
