Салли Боумен - Любовники и лжецы. Книга 2
– Для нас – возможно. Но не для Макмаллена. Взгляни на это, Джини. – Паскаль передал ей еще одну порцию бумаг. – Это копии писем, которые Макмаллен посылал американскому сенатору в 1971 году. Сенатору Мелвиллу. Он уже умер, а в то время возглавлял сенатский комитет по делам вооруженных сил. Он был известен как противник войны во Вьетнаме, относился к числу «голубей». Макмаллен бомбардировал его письмами и свидетельствами. В письмах говорится о приложениях к ним, но никаких приложений тут нет. Одни только письма. Он пытался убедить сенатора начать расследование действий американских военных осенью 1968-го, особенно тех событий, которые произошли в маленькой деревушке…
Паскаль умолк, и Джини снова увидела, как он будто замкнулся в себе.
– Деревушка называлась Майнук.
– Майнук? – Джини подняла глаза к потолку и задумалась. – Что-то знакомое, но вспомнить не могу.
– Ничего удивительного, Джини. В шестьдесят восьмом тебе было всего два года. Сколько тебе было, когда окончилась война: семь, восемь? Я сам в то время был подростком, но когда увидел это название, то оно и мне ни о чем не сказало. Однако, как выяснилось, в свое время оно прогремело, став на какой-то период символом американского героизма. Там был окружен взвод, и почти две недели он держался под огнем Вьетконга. Лейтенант взвода покрыл себя неувядаемой славой и в результате своих действий был награжден орденом. Его звали Джон Хоторн.
Джини смотрела на Паскаля и вдруг, увидев, что он почему-то мнется, испытала тревожное предчувствие.
– Я не понимаю. Откуда ты все это знаешь, Паскаль?
– Когда Макмаллен стал задавать вопросы о том, что же в действительности случилось в Майнуке, когда он начал понимать, что на самом деле там происходило нечто весьма отличное от официальных военных донесений, сенатор смог дать ему прямой и исчерпывающий ответ. Вот письмо, которое он послал Макмаллену. Оно перед тобой, Джини. Видишь? Очень сердитое письмо. Никаких убийств, никакого мародерства, никаких изнасилований – ничего этого, дескать, не было…
Паскаль протянул ей большую газетную вырезку.
– Он был уверен, что в рапортах военных содержится правда, потому что там был еще один посторонний, независимый свидетель – журналист, который все это время находился вместе со взводом Хоторна. Впоследствии журналист описал все эти события. Этот репортаж не стал его самым лучшим или самым известным, но наряду со многими другими, написанными им в тот год, он помог журналисту получить Пулитцеровскую премию.
Джини посмотрела на разложенные перед ней бумаги и закрыла глаза. В ее мозгу звучали слова, услышанные от Хоторна всего несколько дней назад: «…Провели трое суток в одном окопе, под пулями. Он ел мой сухой паек, а я пил бренди из его фляжки. Уж не знаю, что это было – мужество или обычная глупость».
Она подняла побелевшее как мел лицо на Паскаля, чувствуя, что вся эта история меняет свои очертания, превращается в петлю и сжимает ей горло. В глазах Паскаля она видела тревогу и заботу. Наконец она швырнула все бумаги на пол.
– Макмаллен лжец! – сказала она – Я ни на грош не верю в то, что он говорил тогда, и не верю тому, что он говорит сегодня. Он подозрителен, Паскаль, ты же сам сказал.
– Милая, я сказал не совсем так…
– Тогда выслушай меня. – Она вскочила, дрожа от возбуждения. – Если Макмаллен предполагал, что мой отец мог покрывать на той войне какие-то преступления, то он ошибался, вот и все. Я знаю, что ты ненавидишь моего отца, и знаю, что он собой представляет. Я знаю, что он слишком много пьет, треплет языком и в последнее время обленился. Но когда он был моложе, да и сейчас… Он никогда не стал бы лгать, Паскаль. Он ни за что не извратил бы истину.
Джини помолчала.
– Возможно, он был не очень хорошим мужем для Мэри и не самым образцовым отцом для меня, но он был отличным репортером. Самым лучшим!
Джини отвернулась. Паскаль видел, как она пытается взять себя в руки. Он тихо нагнулся и, собрав бумаги, снова вложил их в конверт, а затем обнял девушку. Единственная вещь, которую он хотел избежать любой ценой, был конфликт из-за ее отца. Однажды, двенадцать лет назад, он уже совершил эту ошибку и теперь не собирался ее повторять.
– Хорошо, – примирительно сказал он. – Давай посмотрим на это с другой стороны. Если в течение всех этих прошедших лет Макмаллен заблуждался относительно Хоторна, – а я даже не представляю, с чего вдруг у него появился интерес к тем событиям, – то почему он не может заблуждаться опять? А возможно, он преднамеренно, по какой-то определенной причине, пытается очернить посла. В любом случае…
– Что? – с надеждой в глазах повернулась к нему Джини.
– В любом случае эти бумаги помогут нам, когда мы наконец встретимся с ним. А это, я думаю, случится очень скоро.
– Завтра?
– Думаю, да. Поживем – увидим, Джини. – Он замолчал и заглянул ей в лицо. – Знаешь, как я тебя люблю?
– Да.
– Тогда пойдем в постель.
В девять часов на следующее утро Паскаль и Джини уже сидели в последней машине из целой череды такси. Они проехали довольно небольшое расстояние от Хэмпстеда до Сент-Джонс-Вуда. По требованию Паскаля таксист проехал по улице, параллельной Авеню-роуд, сначала в одну сторону, затем вернулся обратно. На нескольких больших стоявших здесь домах висели объявления: «Сдается в аренду», привлекшие пристальное внимание Паскаля.
Через несколько кварталов, рядом с военными казармами Веллингтона, они вышли из такси. Часы показывали двадцать минут десятого. Через несколько минут Паскаль и Джини уже находились в конторе агента по недвижимости, осматривая один из домов, мимо которого они проезжали чуть раньше. Дом напоминал исполненный в миниатюре дворец Сент-Джеймс-Вуд. Он был полностью обставлен, хотя и с очень дурным вкусом. Паскаль взглянул на Джини и подавил улыбку. Они уже осмотрели верхний этаж и теперь вновь спустились в гостиную.
– Пришло время решать, дорогая. Что ты скажешь?
Джини искоса взглянула на него. Она покрутила обручальное кольцо на пальце, которое на самом деле было снято с занавески, подошла к заднему окну и выглянула наружу. Там, за розовыми парчовыми шторами, обшитыми рюшечками, ее взгляду предстали терраса со светлыми садовыми стульями, большая жаровня, длинная лужайка, неправдоподобно белая статуя и ограда. Позади решетки, на расстоянии пятидесяти метров от нее, виднелись белые оштукатуренные стены, готическое крыльцо и окна дома свиданий Хоторна, адрес которого дала им Лиз. Джини вспомнила, как еще до посещения агента по недвижимости Паскаль показал ей тот дом, в котором они сейчас находились, сказав, что его можно прекрасно использовать в следующее воскресенье. Отличное место для фотографа. Из заднего окна действительно были хорошо видны подъездная дорожка и готическое крыльцо. Любой, кто входил или выходил из дома Хоторна, непременно попадал в поле зрения наблюдателя.
