Анна Богданова - Самый бешеный роман
– Слушай! А он не наркоман, этот твой… – Икки хотела было произнести «анестезиолог», но благоразумно нашла синоним, – врач?
– Да с чего ты взяла?
– Нет, это я так… Он мне показался странным, – промурлыкала Икки.
– Ну и что же. Пока меня это в нем привлекает.
– Прада! А давайте выпьем за то, что он, что в нем есть то, что тебя того… – невнятно предложила Икки, и я тут же согласилась.
Я продолжала еще что-то говорить, пытаясь казаться трезвой, но при этом испытывала странное чувство: как будто мой мозг тонул во мне, опускаясь все ниже и ниже. И вот, когда он плавал где-то на уровне вишневого пятна на свитере, мой организм выключился, а четверг для меня закончился. Я не помнила больше ровным счетом ничего. Этой ночью я не искала мучительно вход в лабиринт, а неожиданно для себя упала в черную, всепоглощающую бездну, заснув беспробудным, мертвецким сном. Утром же эта неизмеримая пропасть выплюнула меня обратно в реальность.
* * *Реальность была страшной. Я лежала с закрытыми глазами, боясь их открыть. Я не знала, где я, что со мной случилось вчера вечером и вообще, у кого я дома и в чьей постели лежу. Мой мозг был белым листом бумаги, и эта неизвестность пугала меня больше всего.
Голова раскалывалась так, что я даже не могла и помыслить приподнять ее. Хотелось пить. Хоть глоток воды! Может, меня похитили средь бела дня и я долгое время бродила по пустыне, спасаясь от злодеев, потом потеряла сознание, а теперь лежу на больничной койке? Это, казалось, был самый хороший вариант. По крайней мере, я была бы не виновата в том, что меня украли. Я приоткрыла один глаз и увидела радужный плакат: «Дорогая, просыпайся, тебя ждут великие дела!» Нет, меня никто не похищал, я дома. Ну что ж, это тоже неплохо. А почему валяюсь под одеялом в джинсах и пиджаке? Боже, как болит голова! Ни за что сегодня не встану с кровати.
Вот оно – одиночество! Даже воды некому подать.
Дзз-дзззззз… Телефон! Нет! Нет! Нет! Моя бедная голова не выдержит этого пронзительного звука – она сейчас разлетится на тысячу мелких кусочков!
– Ну что, жива, хулиганка? – услышала я в трубке бодрый и насмешливый голос Пульки.
– Нету меня, – простонала я и хотела было уже нажать на рычаг, как подруга разразилась довольно обидными словами:
– Вы с Икки – два сапога пара! Две идиотки! Знаете, что вы вчера вытворяли в кафе? С вами ходить – только позориться! Я больше никогда в жизни не пойду с вами в общественное заведение!
Я чувствовала, что наша компания теряет еще одного человека.
– Да что мы вытворяли?! Ничего такого из ряда вон выходящего я не помню, а раз не помню, значит, ничего и не было. Сидели спокойно за столиком, никому не мешали. Подумаешь, выпили немного лишнего! Ты прямо как чужая!
– Ха! Сидели они спокойно! Да вас теперь в это кафе на пушечный выстрел не подпустят! А раз ты ничего не помнишь, это значит, что у тебя провалы в памяти!
– Ой! Ну, если тебе так хочется мне все рассказать, говори – не томи. Ты ведь, как врач, должна понимать, в каком я теперь состоянии!
– Вы все требовали водки, потом выпили еще графин и вконец одурели. Вы ничего не соображали! Сначала придумали какую-то дурацкую игру – «У кого длиннее язык», придвинули стулья поближе к окну и стали всем прохожим показывать язык. Заметь, был час пик, народу было полно, а вы сидели в освещенном кафе. Так что ваши пьяные физиономии видело пол-Москвы.
Потом Икки приспичило станцевать танец живота. Она полчаса просила официанта завести какую-нибудь восточную музыку, он все отказывал, и тогда ты решила сама спеть «Ламбаду». Икки вскочила на стол как ошпаренная и принялась безобразно и пошло вихлять бедрами, снимая при этом с себя одежду. Ты орала во всю глотку и танцевала на стуле, потому что на столе для тебя не хватило места. В конце концов вас с позором выдворили из кафе, и за нами увязался какой-то хлюпик. Он сидел за соседним столиком. Я сказала, что, если он не отцепится от нас, можете добираться до дома сами, а Икки заявила, что без него она никуда не поедет и что я мешаю ее счастью. Но это еще цветочки. Надо было вас все-таки прямо там и бросить, но я, как верная подруга, решила доставить вас до дома и тем самым пожертвовала своим свиданием.
– Спасибо, Пулечка, ты настоящий друг. Я обязательно поступлю так же, когда ты нахрюкаешься, – горячо сказала я – мне было стыдно. Стыдно за все: и за игру «на самый длинный язык», и за танец на стуле, и за то, что меня видело полгорода. И, наконец, было ужасно неудобно, что из-за меня не получилось никакого романтического свидания у Пульки с анестезиологом среди заспиртованных кистом. Мне не хотелось жить и казалось, что я никогда больше не выйду на улицу, потому что все москвичи и гости столицы видели меня вчера вечером в непотребном виде. Но это действительно были еще цветочки.
После мы погрузились в Пулькину машину вместе с хлюпиком, который увязался за Икки в кафе, а по дороге я настоятельно попросила притормозить у аптеки «Лекарь Атлетов» – видимо, в мою дурную голову крепко засела мысль помочь своей бедной, невезучей подруге и во что бы то ни стало сорвать ее с работы.
В аптеке мы устроили настоящий дебош, хотя для того, чтобы Икки лишили премии, хватило бы и того факта, если бы мы просто показали там свои пьяные физиономии. Но этого нам, разгоряченным неженским напитком, показалось мало, и мы с Икки рассказали нескольким припозднившимся посетителям, что в этой аптеке их бессовестно обманывают, потому что Вонючка, Кургузая, а также женщина с монголоидной внешностью и злыми глазами делят между собой те призы и подарки, которые предназначены для покупателей. Мало того, они втридорога продают наркоманам учетные препараты.
Кургузая сначала посмеивалась, а потом, когда решила наконец узнать, кто же такие Вонючка, Кургузая и женщина с монголоидной внешностью и злыми глазами, изменилась в лице и ушла в подсобку вызывать милицию. Именно в этот кульминационный момент Пульке каким-то совершенно непостижимым образом удалось уволочь нас из аптеки. После чего она сначала избавилась от меня, а Икки так и оставила в подъезде наедине с хлюпиком.
– У нашей Икки – сплошные бзики! – заговорила Пулька рифмой. – Только что узнала – она отдалась вчерашнему слюнтяю из кафе прямо в парадном на широком подоконнике. Теперь ревет белугой! Я вчера долго умоляла ее этого не делать, но Икки ничего не желала слушать и кричала одно и то же: «Не мне одной болеть кандидозом! Мужикам надо мстить!» Я плюнула и поехала домой. Ну не держать же мне над ними свечку! Э-эх! Жаль, что я с вами не наклюкалась! Уж лучше быть невменяемой, чем развозить вас по домам, – закончила Пулька свой ужасающий рассказ, а я поняла, что у русских людей чувство зависти к пьяному человеку перевешивает всегда и при любых обстоятельствах.
