Даниэла Стил - Любящая
Беттина улыбнулась своему отражению. Изысканное черное кружевное платье казалось невесомым облаком, окружавшим ее. Прежде чем застегнуть небольшую молнию на спине, Беттина расправила широкие складки на юбке. Плечи, руки и лопатки оставались открытыми, покрой подчеркивал тонкость талии, а спереди кружева поднимались под горло, завершаясь застежкой-крючком на задней стороне шеи. Казалось, для такого платья одна-две вытянутых нитки — это катастрофа, но нет — оно было великолепно выполнено, и ничто подобное ему не угрожало. Еще раз потрогав бриллианты в ушах и полюбовавшись на тугой узел волос, Беттина подмигнула своему отражению, радостно улыбнулась и тихо сказала:
— Неплохо для старушки.
— Ну уж это, положим, слишком!
Она удивленно обернулась. В дверях стоял улыбающийся супруг.
— Хитрюга! Я и не заметила, как ты вошел.
— Естественно, ведь это не входило в мои намерения. Мне хотелось посмотреть, как ты выглядишь. А выглядишь ты, — тут он довольно Улыбнулся и прикоснулся к ее губам, — восхитительно.
Айво вновь отступил, чтобы полюбоваться Беттиной. Сейчас она казалась еще прекраснее, чем полтора года назад.
— Волнуешься? — спросил Айво. Улыбка не сходила с его лица.
Она хотела ответить «нет», но засмеялась и кивнула:
— Чуть-чуть.
— Так и должно быть, дорогая, — сказал Айво и тоже засмеялся. Неужели этот день настал? Двадцать один? Да, сегодня ее двадцать первый день рождения. Не сводя с нее восхищенного взгляда, Айво вытащил из кармана темно-синюю бархатную коробочку. Немало таких коробочек получила Беттина за время своего замужества. Айво осыпал ее подарками и всячески баловал с самого первого дня, когда они возвратились в Нью-Йорк после благословенного медового месяца, проведенного в Истгемптоне.
— Ох, Айво… — Беттина смотрела на мужа, протягивавшего ей темно-синюю коробочку. — Что еще ты хочешь подарить мне? Ты и так дал мне уже слишком много.
— А ты открой.
Беттина так и поступила и чуть не задохнулась от восторга.
— Ох, Айво, нет!
А он лишь улыбался.
— Да!
В коробочке лежало волшебное ожерелье из бриллиантов и жемчуга, которое Беттина увидела как-то в витрине, у Ван Клифа. Она рассказала об этом Айво, а еще сразу после свадьбы она полушутливо призналась ему, что женщина лишь тогда становится настоящей, взрослой, женщиной, когда у нее появляется жемчужное ожерелье. Он подивился этой теории, а Беттина продолжала расписывать элегантных дам, показывавшихся на раутах у отца в ожерельях из сапфиров, бриллиантов, рубинов… Но только у «настоящих» дам доставало вкуса носить жемчужные ожерелья. Айво умилился ее рассказу и не забыл о нем, как не забывал ни о чем, рассказанном ею. Он с нетерпением ждал того дня, когда ей исполнится двадцать один год, чтобы преподнести в подарок приглянувшуюся драгоценность. Это ожерелье было выполнено не только из жемчуга, его украшала овальная застежка из бриллиантов, которую можно было располагать как под горлом, так и на тыльной стороне шеи.
Беттина, став неловкой от волнения, надела ожерелье. Айво видел, как на глазах у нее выступили слезы. Потом она устремилась к Айво и прижалась к нему, склонив голову к нему на грудь.
— Ну что ты, любовь моя… Поздравляю с днем рождения.
Он приподнял ее лицо за подбородок и, как всегда нежно, поцеловал. В ее глазах он заметил нечто большее, чем просто благодарность.
— Не оставляй меня, Айво. Никогда не оставляй. Я этого не переживу.
Ведь он дарил ей не только жемчуг и бриллианты. Главное — он всегда понимал ее, всегда был рядом. Она знала, что на Айво можно положиться. И мучила иногда страшная мысль: что если однажды его не станет? Даже думать об этом было невыносимо. Что если однажды он разлюбит ее? Или покинет, жалкую, беспомощную, как отец когда-то?
Айво все понял, заметив в ее глазах потаенный страх.
— Покуда это будет зависеть от меня, я тебя никогда не оставлю, любимая. Никогда.
Они спустились в нижний этаж. Айво шел рядом, обняв ее за плечи. И уже через несколько минут раздался дверной звонок, возвещавший о прибытии первых гостей. Матильде помогал бармен и два официанта, приглашенных специально на это торжество. Кроме того, заранее наняли поставщика провизии. Впервые Беттине ничего не пришлось делать. Все устроил Айво. Ей осталось только отдохнуть, хорошо провести время, быть гостьей.
— Может, мне все-таки заглянуть на кухню? — прошептала Беттина, когда они отошли от группы гостей.
Но Айво решительно воспротивился.
— Не надо. Я хочу, чтобы сегодня ты была здесь, со мной, — сказал он с нежной улыбкой.
— Как угодно, сэр, — ответила Беттина и сделала книксен.
Айво легонько шлепнул ее по заднему месту.
— Ненасытный!
— Это уж точно!
Их физическое влечение друг к другу за прошедший год нисколько не убавилось. Айво по-прежнему был для Беттины желанным любовником, и они немало времени проводили в постели.
Она стояла рядом с Айво, словно маленькая королева, в одной руке держа бокал с шампанским, другой — трогая ожерелье, и обозревала свои владения. Ей казалось, что она перевернула еще одну страницу своей жизни. Она была женщина, любовница, жена.
14
— Ну что, крошка, на сегодня хватит? — легкой улыбкой спросил Айво.
Беттина согласно кивнула. Они кружились в последнем танце, и впервые за этот вечер ее глаза в блеске уступали изумрудам в ее ушах. Беттина выглядела утомленной и издерганной, несмотря на ослепительное зеленое с золотом сари и новые изумрудные серьги, почти идеально подходившие к перстню, доставшемуся ей от мамы. Айво подарил ей эти серьги на последнее Рождество, и она была без ума от них.
Когда они вернулись к столу, все приглашенные стоя аплодировали. Беттина привыкла к аплодисментам и нисколько не смущалась. Но сегодня аплодисменты предназначались не актерам репертуарного театра — они предназначались Айво, который наконец, после тридцати шести лет службы в газете, из коих двадцать один возглавлял ее, покинул свой пост. Он принял это решение после мучительных раздумий, предпочтя закончить карьеру в шестьдесят восемь, нежели тянуть до вынужденной отставки еще два года. Беттина пока не осмыслила случившееся, но Айво понимал, что она обеспокоена гораздо сильнее, чем можно было сказать по ее виду. Они были вместе шесть безмятежных, бесконечно счастливых нью-йоркских зим и проведенных в провинции и в Европе лет. Беттина и в двадцать пять не перестала наслаждаться своей жизнью, а Айво во всем ей потакал, хотя теперь каждый вечер посылал за ней машину, которая поджидала ее поодаль от театра. Отныне он не шел на поводу ее стремления к полной независимости, да и она, утвердившись в своем театре, не так рьяно отстаивала свои права, особенно в мелочах. Да, зависеть от Айво оказалось не так-то уж плохо. Он делал ее жизнь простой и счастливой.
