Светлана Демидова - Предать – значит любить
Без ящиков комод сдвинуться с места пожелал, но Юле все равно пришлось затратить на его перемещение определенные усилия. На новом линолеуме под мраморную плитку остались безобразные полосы, но Юля нисколько не огорчилась. У нее вся душа исполосована и изранена, а потому царапины на полу не имеют никакого значения. После того как в ящики вместо полиэтиленовых крышек и пакетов, мотков бечевок и прочей ерунды, которая так и осталась валяться на полу, были положены самые тяжелые книги из библиотеки, которую они любовно собирали с Родионом, Юля прошла в комнату, рухнула в джинсах и свитере на кровать прямо поверх покрывала. Прежде чем заснуть, вспомнила, что оставила на даче свой апельсиновый плащ, который находился на просушке после того, как Татьяна отстирала шоколадные отпечатки детских ладошек.
Утром Юля опоздала на работу, потому что минут пятнадцать потратила на то, чтобы привести в порядок старую куртку, которую надо было надеть вместо отсутствующего плаща, и еще целых сорок, чтобы отодвинуть от входной двери проклятый комод. Начальник, Николай Ильич Телятников, при ее появлении поджал губы, но не проронил ни слова. Похоже, жеваные джинсы и сильно помятая Юлина физиономия опять напомнили ему о безвременном вдовстве молодой подчиненной, и он счел возможным только тяжело вздохнуть ей вслед.
Юля скрылась за своим компьютером и подумала: если бы Телятников знал, что ее муж не только не умер, а, наоборот, выглядит живее всех живых, наверняка не только распек бы ее по первое число за такое серьезное опоздание, но еще и лишил бы премиальных на год вперед за обман коллектива, который от души скидывался на похороны.
Надо сказать, что, безотрывно пялясь в компьютер, Юля без конца сбивалась с мыслей о насущных проблемах своего учреждения на невеселые думы о Родионе и к концу рабочего дня выглядела еще более измочаленной. Когда она встала со своего рабочего места с коричнево-синими кругами под глазами, Николай Ильич сочувственно дернул подбородком и спросил, не нужна ли Юле помощь в деле подготовки той документации, которая привела ее сегодня в совершенно негодное состояние. Юля от помощи отказалась самым решительным образом и поспешила на остановку маршруток.
Войдя в квартиру, она пребольно ударилась коленкой о стоявший посреди прихожей комод, о котором за день как-то подзабыла, жалобно всхлипнула и пошла греть чайник, чтобы за ужином хоть как-то скоротать время до прихода Татьяны.
Татьяна не заставила себя долго ждать. Видимо, путаница в живых и мертвых братьях Кривицких очень сильно задела ее за живое, а потому она явилась к Юле даже раньше обещанных семи. Комод, стоящий посреди коридора, нисколько не удивил Татьяну, видимо, после неимоверного удивления, которое она испытала у себя на даче, ничто другое уже не могло произвести на нее особого впечатления. Она протянула Юле пакет и сказала:
– Тут плащ. Ты его забыла.
Юля бросила пакет на комод и спросила невестку чисто из гостеприимства:
– Чаю хочешь?
Татьяна нервно отмахнулась рукой, дескать, кому нынче до чая. Поскольку Юля и сама никак не могла допить до конца чашку, согласно кивнула, отставила ее в сторону и сразу перешла к делу:
– Вот скажи мне, Танька, как ты могла не заметить, что возле тебя трется другой человек? Ну не мог же Родион знать все тонкости вашей с Эдиком жизни! Неужели он ни разу ни в чем не прокололся?
Татьяна немного помолчала, потом зачем-то потянулась за только что отодвинутой хозяйской чашкой, с неприличным бульканьем допила из нее то, что в ней осталось, и сказала совершенную, с Юлиной точки зрения, ерунду:
– Понимаешь... тут такое дело, он не мог проколоться...
– То есть как это не мог?! – возмутилась Юля. – Прости, конечно, но не станешь же ты утверждать, что Родион даже в постели ничем не отличается от твоего мужа?
– Честно говоря, немного отличается...
– Ну так вот! Можно было бы и призадуматься, к чему бы вдруг его потянуло на разнообразие!
– Во-первых, разнообразие в таких делах бывает очень даже полезным... – деревянно проскрипела Татьяна, – но дело вовсе не в этом...
– А в чем?!
Татьяна задеревенела окончательно и голосом мальчика Буратино ответила:
– В том, что я к этому уже привыкла.
– К чему?! – удивилась Юля, которая, в отличие от невестки, способности удивляться еще не утратила.
– К разнообразию...
– То есть ты хочешь сказать, что покойный Эдик...
– В общем, так! – Татьяна перебила Юлю, резко рубанув рукой воздух. – Хватит ходить вокруг да около. Давай называть вещи своими именами! Ты удивляешься, почему я не смогла отличить Родиона от Эдуарда, а я не могу поверить, что ты за всю свою супружескую жизнь ни разу не заметила подмены!
– Это в каком смысле? – совершенно севшим голосом, ничуть не лучше буратиньего скрипа Татьяны, спросила Юля. Она вдруг поняла, что сейчас услышит нечто еще более кошмарное, чем то, что повергло ее в ужас на Танькиной даче. Ей уже хотелось отказаться от разговора и куда-нибудь спрятаться от новостей, которые, скорее всего, раздавят ее в окончательную лепешку. Если бы это было возможно, она с удовольствием забралась бы в какой-нибудь из ящиков пресловутого комода и закрылась бы изнутри на ключ. Но Татьяна не догадывалась о комоде, а потому, как всякий воспитанный человек, поспешила ответить на заданный вопрос:
– В прямом! Братья Кривицкие постоянно менялись женами, то есть нами. Я вообще не могу четко определиться, с кем я прожила больше: с Родионом или с Эдуардом.
– Это в каком же смысле? – опять повторила Юля, потому что Татьяна несла такую дичь, на которую ничем другим не ответишь.
– Вот только не надо прикидываться дебилкой! – взревела Татьяна. – Здесь, кроме нас с тобой, никого нет, а потому и стесняться некого.
Юля продолжала удивляться тому, что говорила невестка. Кроме того, логика подсказывала ей, что, если Татьяна не знает точно, с кем жила все эти годы, получается, что и она тоже... а этого никак не может быть, потому ей совершенно нечего стесняться. Она так и сказала:
– Я не стесняюсь...
– Ну и отлично, – устало отозвалась Татьяна и снова потянулась за чашкой, которая уже была пуста.
– Тебе налить? – опять спросила Юля, но невестка, странно проигнорировав вопрос, сказала:
– Нам с тобой, нормальным людям, не близнецам, их понять вообще невозможно! Они... будто один человек в двух экземплярах!
– Ну не до такой же степени, – начала Юля, которая величину этой степени уже не раз обдумывала.
– До такой! До полного абсурда! Я ведь еще на вашей с Родионом свадьбе поняла, что Эдик влюблен в тебя, а меня к сердцу прижимает, чтобы никто его в преступной любви к новоиспеченной жене брата не заподозрил. Ты, конечно, спросишь, чего я тогда от него не сбежала... А потому, что была влюблена! И еще потому, что понимала: ты навсегда занята. Кроме того, я уже тогда знала о привязанности братьев друг к другу, а потому догадалась, что Эдик никогда не устроит Родику подлянку, и насчет тебя я могу быть абсолютно спокойной. Главная моя задача в те времена заключалась в том, чтобы Эдик не сменил меня на какую-нибудь сексапильную блондинку или роковую брюнетку. Я лезла вон из кожи, что, как потом оказалось, было совершенно излишне.
