Измена.ru - Ольга Сергеевна Рузанова
— Потрогай меня, Гайка.
Я трогаю, трогаю, трогаю... Мне мало, и тогда я стягиваю с него белую футболку и глажу руками, а затем расстегиваю ремень, ширинку и, сдвинув белье вниз, освобождаю эрекцию.
— Блядь!.. — выдыхает Березовский, реагируя на мои ласки.
Откинувшись на спинку кресла, смотрит из-под опущенных век и тоже касается меня. Проводит кончиком пальца вдоль шеи, очерчивает ключицу, подцепляет тонкую бретельку платья. Тянет ее с плеча и вдруг грубо дергает вниз.
— Сними эту ебаную тряпку! — цедит раздраженно.
Я расстегиваю боковую молнию, и мы вместе от него избавляемся. Жара становится в разы больше, наше магнитное поле усиливается. Опустив руку вниз, Рома отодвигает полоску белья в сторону и насаживает на себя до упора.
Обмениваемся энергией через взгляды и вместе отправляемся к нашей общей цели. Он мнет мою грудь, оттягивая напряженные соски, выбивает из горла тихие стоны. Я раскачиваюсь на нем, постепенно ускоряя темп. Целую губы, лицо, шепчу что-то бессвязное и кончаю совершенно внезапно, когда Рома делает первый сильный толчок снизу.
Полностью передавая инициативу, падаю на него и уже через пару минут принимаю в себя его сперму. Жмусь ближе, стискиваю руками шею, безмолвно крича о своей любви.
Глава 22. Наташа
Около шести лет назад
г. Березовский
Одна из длинных люминесцентных ламп на побеленном потолке потрескивает. Это который день раздражает, но воспитатель сказала, что завхоз запил и нужно потерпеть.
«Потерпеть», блин. Вообще, я очень усидчивая и исполнительная, но частота этого слова в моей жизни начала зашкаливать. Чашечка с драгоценным терпением уже давно переполнилась.
— Наташ, ну ты дурочка, конечно! — смеется Галя в круглое зеркальце, подкрашивая ресницы синей тушью. В сочетании с серебряной подводкой смотрится эпично. — Сдался тебе твой Ромка! Он как из армии вернется, так сразу тебя бросит.
— С чего это? — вдруг пугаюсь.
В груди что-то обрывается и валится к ногам. Может, она знает то, чего не знаю я? Господи, как же это сложно — ждать…
— Да потому что зачем ему ты, «Гайка»? Он на свой болтик кого угодно найдет… Ахах… Что в тебе такого особенного? С Ромиными внешностью и мозгами, он уедет в Москву и встретит себе там… дочь олигарха. Или звезду!
— И зачем ему звезда? — успокаиваюсь моментально. Мой Рома не такой. — Он ведь ее не любит!..
— Любит, не любит… Ты как маленькая, Наташ, — вступает в разговор жующая жвачку Сонька. — Сказки это все.
— Не слушай их, — шепчет моя Машка, обнимая меня за плечи. — Они просто не знают, что это такое. Как если бы ты у лысого спрашивала про кудрявый метод укладки волос.
Прыскаю со смеху. Галя с Сонькой переглядываются и закатывают глаза.
— Собирайся давай, Наташ.
Вскакиваю с кровати и несусь к окну. По стеклам барабанит дождь, там темно и холодно. Настроение тут же падает.
— Я, наверное, не пойду, девочки! Ну его этот клуб, что я там не видела.
— И правильно, — соглашается со мной Машка. — Я тоже не пойду.
— Ну и дуры, — фыркает Сонька. — Так и просидите всю молодость, пока ждете своих солдат. Сегодня в техникуме День первокурсника, там городских парней будет тьма. Ни хуже всяких Ром и Вань, просто поверьте.
Девчонки еще долго бурчат в надежде на то, что мы одумаемся, а потом одеваются. Затем подклеивают подошву на Галиных осенних сапогах и покидают нашу четырехместную комнату… через окно, потому что, естественно, через обычный вход их никто в такое время из детдома не выпустит.
Тем более прямо под нами располагается козырек с пожарной лестницей. И всего второй этаж.
— Наконец-то свалили, — ворчит Машка. — Достали. Давай спать, Натуся?
— Давай, — вздыхаю грустно.
Подхватив полотенце, направляюсь в моечную и сбрызгиваю лицо прохладной, пахнущей хлоркой водой. Усердно чищу зубы, вытираюсь и иду обратно. Спать ложусь только после того, как проверяю, что шпингалет на окне не защелкнут. Иначе замерзнут наши тусовщицы.
Потом долго смотрю в потолок, раздумывая на что же похожи причудливые тени. Сначала, кажется, на высокие, заснеженные горы, потом на несущийся вдаль поезд. Вспомнив о том, как на станции провожала Рому прошлой осенью, расклеиваюсь. Я вообще за этот год выплакала столько слез, что и за всю жизнь рекорд не побить будет. Просто, потому что скучаю по своему Ромке. Всегда-всегда.
И очень жду.
Сознание медленно уплывает, тело становится легким, как перышко. Одеяло, в отличие от холодного, продуваемого окном воздуха, греет и обволакивает своей мягкостью. Довольствуюсь темнотой недолго, на грани сна и реальности вижу прямо перед собой Рому.
Даже вздрагиваю от неожиданности.
Светлые волосы, широкие, темные брови, чуть ироничный взгляд и легкая, обворожительная полуулыбка.
Мой. Мой. Мой.
Никакой звезде его не отдам.
Я во сне тоже улыбаюсь и тяну ладонь, чтобы просто ощутить теплое тело. Почувствовать, что любимый рядом. Мне так его не хватает… Словно часть души с собой увез.
Не обращая внимания на выскользнувшие из глаз слезы, касаюсь небритой щеки и очерчиваю упрямый подбородок. Подушечкой большого пальца обрисовываю сухие губы.
Плачу беззвучно. Как уже привыкла делать за этот год.
— Гайка, — будто бы слышу где-то вдалеке. — Ты че ревешь? Дурная…
Мое тело словно ветер подхватывает. Такой ласковый и приятный. Вот только почему от него так пахнет… им?
— Наташ, мы сейчас все здесь утонем, — слышится над ухом нежный голос.
Открыв глаза, взвизгиваю от счастья и льну к твердой груди, ладонями проверяя тело на целостность.
— Не верещи, блин, — смеется Березовский.
— Боже, приехал! Приехал! При-е-хал!
Обхватив смеющееся лицо, забрасываю его точечными, короткими поцелуями. Скулы, глаза, нос, губы. Как я соскучилась по этим губам!..
— Приехал, Наташ! А ты ждала?
— Нет, блин, — тут же злюсь и снова плачу.
Худший год в жизни закончен! Рома рядом, просто не верится.
Кинув взгляд на сонную Машку, неожиданно для себя самой смущаюсь. Еще раз с жадностью осматриваю возмужавшее лицо. Как всегда спокойное. Поглаживаю плечо, больше напоминающее банку. Раскачался-то как. Мамочки.
Рома словно все тот же и будто бы совсем другой. Это диссонанс вводит в ступор.
— Одевайся, малышка. Я у знакомого остановился. Мне там встречины устроили, а я за тобой рванул. Скучал.
Он как-то отчаянно меня обнимает. Трогательно. Так, что я
