Дружба, Inc - Алиса Лисина
Я с надеждой смотрю на мужа. Ребенок колеблется, и мне нужна помощь. Муж делает вид, что не замечает моего взгляда.
— А если всякие взрослые припрутся, я еще и кофейню потеряю? — спохватывается ребенок. — Козлиное дерьмо, а не план. Эх ты, овощишка…
Давно забытое слово из старых времен. Почему он его сейчас вспомнил? Много лет назад Игорь как-то со смехом назвал меня овощем. Я что-то не то сделала или что-то перепутала. Для меня это вполне обычно.
Ребенок тут же заявил, что я — самый настоящий овощиш-ка. В исполнении четырех-, а то и трехлетнего ребенка это звучало ужасно комично. Поскольку мы тут же начали хохотать, он включил «овощишку» в свой лексикон и использовал его по поводу и без повода. А потом забыл.
— Может быть, ты и потеряешь кофейню — но зато сколько подарков ты получишь…
Ребенок тревожно поглядывает на мужа. Мне кажется, что мой план, несмотря на всю мою хитрость и изворотливость, его смущает. План великого папочки гораздо лучше. Но для того чтобы отказаться от моей идеи, ребенку нужна поддержка. Равно как и для того, чтобы на нее согласиться. Муж выбирает нейтралитет.
— Ладно, время еще есть, — подводит он итог нашей беседе. — Анна, иди запускай большую рыбу…
Большая рыба, как вы догадались, — это еще одно имя моего ребенка. Он с детства обожает сидеть в ванне. Раньше он брал с собой солдатиков и сидел в воде до посинения. Теперь он купается в одиночестве. Он вырос, а ванна — нет. Теперь солдатики в ней не поместятся при всем желании.
Впрочем, рыба не берет их с собой совсем не поэтому. Ей просто хочется плавать. Она умудряется нырять, переворачиваться и совершать массу других движений, при каждом из которых вода выплескивается на пол. Муж иногда говорит, что наш ребенок вполне мог бы жить и спать в ванне. А мы бы кормили его мотылем.
В детстве ребенок воспринимал эти слова с восторгом и, кажется, готов был принять папино предложение. Сейчас оно нравится ему куда меньше. Может, потому, что червяки его не соблазняют.
Я затыкаю ванну пробкой, открываю воду и проверяю, чем занимается моя семейка. Ребенок с немного рассеянным видом укладывает рюкзак. Муж задумчиво курит в своем кабинете, и он уже совсем не тот прежний Игорь, каким был еще минут десять назад.
Я вспоминаю, как мой ребенок назвал меня овощишкой, и мои глаза почему-то влажнеют. Я вдруг отчетливо понимаю, что это я во всем виновата. Что сегодня, когда нам было так хорошо втроем, мне не надо было заводить этот разговор о важности друзей. Не надо было убегать из внезапно вернувшегося прошлого в настоящее. Потому что им было в этом прошлом куда уютнее. И мне, кажется, тоже.
— Милый, прости, я наговорила каких-то глупостей, — произношу я примирительно, садясь на стоящую у стола тумбочку и заглядывая мужу в глаза. — Пусть все будет так, как ты решил, хорошо? Так всем нам будет приятнее…
— И тебе? — Муж смотрит на меня, и я вижу в его взгляде легкое удивление.
— И мне, — отвечаю, поколебавшись. И повторяю чуть увереннее: — И мне тоже…
Муж ничего не произносит и касается пальцами моей щеки. И улыбается мне. Так, как улыбался раньше.
Я возвращаюсь в ванную, которую надо готовить к заплыву большой рыбы. И вдруг ощущаю в глазах слезы. А в голове стучится давным-давно не посещавшая меня мысль. Мысль о том, что возможно. мне не стоило год с лишним назад менять нашу жизнь.
Но я ведь старалась не для себя. Я просто хотела, чтобы наша жизнь стала более насыщенной и интересной. Чтобы моему мужу, работающему дома, не было скучно. И еще я боялась (вот это уже точно между нами), что если мы и дальше будем общаться только друг с другом, рано или поздно я надоем единственному мужчине, который мне нужен.
И по моей инициативе мы начали обзаводиться друзьями. Точнее, общаться с теми, с кем раньше толком не общались. Со знакомыми, которых раньше мы держали на расстоянии, потому что нам было слишком хорошо вдвоем. С родственниками, с которыми до этого встречались только на семейных торжествах.
Мы начали приглашать их в гости и ездить в гости к ним. И времени друг на друга почти не осталось. А оказывается, просто посидеть дома в кругу семьи так приятно…
Может быть, мне надо было все оставить так, как есть? Может быть, сейчас бы я была куда счастливее? Как вы думаете?
5
Естественно, к нашему приезду Лариса испекла торт. Огромный, обсыпанный кокосовой стружкой и тертым шоколадом. И усадила наверх традиционного желтого птенца. Его, кстати, есть нельзя. Это просто украшение.
Когда я увидела его в первый раз, я решила, что он марципановый. Птенец на вкус оказался мягким и шерстяным. Мне даже показалось, что он живой. Ощущение было неприятное, но я хотя бы сохранила зубы.
Игорь, сдержав смех (боюсь, это далось ему непросто), в утешение поведал мне, что в токийском ресторане ухватил палочками искусственный листочек, украшавший какое-то блюдо. И тщетно пытался его прожевать, потому что выплевывать было стыдно.
Не знаю другого человека, который в наше время пек бы торты. Непросто, наверное, и уходит куча времени. Но Лариса верна своим привычкам. Он пекла торты, когда в магазинах был до ужаса скудный выбор. И печет их сейчас, когда в любом большом супермаркете их видов двадцать.
Лариса отрезает нам по внушительному куску, не обделив и себя, и наливает кофе. А потом наконец усаживается за стол и смотрит на Игоря хорошо знакомым мне взглядом. Так смотрят на когда-то принадлежавшую тебе, но затем утерянную вещь, отыскивая в ней любимые черты.
Лариса — первая жена моего мужа. Они прожили вместе шесть лет, развелись за три года до нашего с ним знакомства и очень долгое время не общались. Впрочем, Лариса регулярно созванивалась с нашей бабушкой Томой, рассказывала ей о своей жизни, интересовалась жизнью уже моего мужа и передавала ему приветы. Игорь без особого интереса выслушивал Томины пересказы бесед и из вежливости просил передать привет бывшей жене. Тем их заочное общение и ограничивалось.
Признаюсь, что, когда мы начали жить вместе, я какое-то время даже к ней ревновала. Как уверяет мой муж, у Томы врожденное отсутствие чувства такта. И чуть ли не
