Симона Элькелес - Лучше, чем идеально (ЛП)
Так странно узнать от нее правду, потому что, когда ее нет рядом, Трей говорит так, что можно подумать, будто они делают это каждый раз, как только появляется возможность. Я слышала, как он говорил, что они занимались сексом три раза за ночь. И на фестивале «Равиния»[15] они под одеялом делали это во время концерта. И неоднократно на заднем сидении его машины; он как-то рассказывал, что однажды у них порвался презерватив. Он ведет себя так, словно у них сумасшедшая активная сексуальная жизнь.
Как мне поддержать равновесие между теми отношениями, что у нас с Моникой, и дружбой с Треем? Парни не просто члены моей команды. Они доверяют мне. Верояино Трей не хотел раскрывать правду об их сексуальной жизни, но я не виню его в этом. Остальные парни рассказывают о своих сумасбродных похождениях с девчонками, и я уверена, что Трей не хочет отставать от них. Это так по-мальчишески.
Я похлопываю Монику по руке:
— Я буду хранить твою тайну.
— Я люблю его, Эштин. Серьезно, понимаю, это звучит глупо, но я мечтаю о свадьбе с Треем и о том, чтобы когда-нибудь завести с ним детей. Я клянусь, он — моя вторая половинка. Я хочу заниматься с ним любовью, и он всегда так нетороплив и терпелив со мной. Я просто... не знаю. Может со мной что-то не так.
— С тобой все в порядке, Моника. Ты просто не готова.
— Мне хочется, чтобы мои родители не испытывали к нему ненависти. Они не могут даже не обращать внимания на то обстоятельство, что он живет в “Shores”.
“Shores” — жилой комплекс в южной части города. Это не самое безопасное место для жизни в Фримонте, и наверняка там живут некоторые члены бандитской группировки, но Трей старается держаться подальше от всего этого дерьма.
Его родители, возможно, не самая богатая семья в городе, но они очень близки, а папа Трея самый остроумный человек из всех с кем я знакома.
Теперь, когда я узнала правду, Моника выглядит более непринужденной. Она внезапно вскакивает с кровати, словно ее вытолкнула пружина, потом выглядывает в окно.
— Так что там за история у Дерека?
— Я не знаю. Он из Калифорнии, его отец служит в ВМС,[16] он не ест нездоровую пищу, и его выгнали из какой-то академии за то, что он выпустил поросят. Это все.
— У него есть девушка?
Я пожимаю плечами.
— Ему нравится Бри или он хочет тебя, как предположил Лендон?
— Я тебя уверяю, он меня не хочет. Ему просто нравится бесить меня.
— Это прелюдия.
— Ты сумасшедшая. Слушай, я знаю, однажды ты хочешь быть своего рода суперагентом или следователем ФБР, но Дерек, как объект для исследования, под запретом.
— Почему?
— Просто... потому. Я не хочу втягивать его в свою жизнь, и я обещала не лезть в его. В итоге у нас ноль.
Моя лучшая подруга смеется.
— Для меня это не звучит как хорошая причина, — она кладет руку мне на плечо. — Слушай, друг. Пожалуй, нам надо отправиться на разведку и узнать больше о парне, живущем у вас в доме.
Она целеустремленно и решительно направляется вниз по лестнице. Я догоняю ее.
— Мы не будем за ним следить.
— Почему нет?
— Потому что это совсем не круто и, вероятно, незаконно.
Дверь в кабинет открыта. Моника, не стесняясь, заходит внутрь.
— Стой на шухере и дай мне знать, если он вернется, — инструктирует она.
— Для протокола, я против шпионажа.
— Для протокола, тебе любопытно, что я собираюсь искать.
Я не могу тут с ней спорить.
Мое сердце пускается вскачь, когда я смотрю через маленькое окошко в комнате и вижу Дерека, толкающего сквозь бурьян газонокосилку. Свою футболку он засунул в задний карман штанов, и его мускулистая спина блестит от пота. Я пригибаюсь так, чтобы он не смог заметить меня, если вдруг посмотрит в эту сторону.
— Он очень любит ботинки.
Моника поднимает коричневый кожаный ботинок. Когда она ставит его на место, из него выпадает куча стодолларовых купюр.
— Ого! У него полно денег. Откуда у него столько? — спрашивает она, пока сует банкноты назад в ботинок.
— Без понятия. Давай выбираться отсюда.
— Подожди. Ну и ну... взгляни-ка сюда! — говорит Моника, поднимая крышку чемодана Дерека. — Похоже, наш мальчик носит боксеры, пользуется парфюмом «Кельвин Кляйн» и играет в покер. Может он выиграл все эти деньги в покер.
— Покер?
Моника тянется к его чемодану и достает горсть фишек для покера.
— Ага. Он однозначно игрок.
Она закрывает чемодан, в то время как я выглядываю в окно. Дерек уже собирает скошенную траву и запихивает ее в мешки. Она быстро просматривает некоторые коробки, но так ничего и не находит.
— Ого, его бумажник!
Я подскакиваю к Монике, когда она открывает коричневый кожаный бумажник.
— Ты не можешь заглядывать в его бумажник.
— Почему нет?
Я хватаю ее за руку.
— Потому что это вроде как очень личное.
— Именно. Что может быть лучше для разоблачения кого-то? Кроме телефона, бумажник парня — окно в его душу.
— В самом деле? — я слышу голос Дерека позади нас. — Никогда раньше не слышал об этом.
Вот дерьмо! Я оглядываюсь вокруг, желая, чтобы это было единственное свидетельство нашего шпионажа. Дерек смотрит на бумажник, затем на меня. Мое сердце пропускает удар. Чувствую себя ребенком, пойманным с рукой в банке с печеньем. Быстро бросаю бумажник на его кровать и отхожу, как будто это как-то сотрет мое причастие к этой интриге.
— Привет, Дерек, — удается мне прохрипеть. — Мы просто...
Я смотрю на Монику в поисках поддержки.
Моника подходит к Дереку с невинной улыбкой на лице.
— У нас с Эштин возникли разногласия и мы пришли в твою комнату, чтобы их уладить.
— Какие разногласия? — спрашивает он.
— Это хороший вопрос.
— Да, это хороший вопрос, — соглашается Моника.
Дерек выглядит очень удивленным, в то время как мы изо всех сил пытаемся придумать что-то, что не было похоже на правду — мы шпионили в его комнате, разнюхивая о нем информацию. Он не кажется взбешенным или нервничающим из-за того, что мы могли обнаружить, что он играет в покер или что он прячет кучу наличных в ботинке.
Почему бы мне не попробовать спасти нас.
— Мы хотели узнать....
— Носишь ли ты презерватив в бумажнике! — Моника указывает на его бумажник. — Да. Это так! Эштин ставила на то, что парни носят в своих бумажниках презервативы, а я утверждала, что так делали парни в восьмидесятых.
Презервативы? Не могла Моника придумать что-нибудь менее... деликатное? Один из уголков его рта приподнялся.
— Так какой вердикт, леди?