Развод и прочие пакости (СИ) - Рябинина Татьяна
Оля была женщиной очень даже милой и флейтисткой отличной, но вот язык у нее был как помело. Трещать она могла сплошным потоком, перескакивая с темы на тему. Обычно уже минут через пять я теряла нить и просто кивала, обозначая, что слушаю.
Когда мы вышли, к нам подошел Феликс и предложил подвезти. А Марков стоял в том же самом месте, в тени, только на этот раз я туда специально посмотрела. Это уже напоминало какой-то театр абсурда.
Вообще-то я не собиралась никуда ехать с Дарюсом. Это он сказал, что будет меня ждать, а я ничего не ответила и думала, как бы улизнуть. Но сейчас подумала, что если уж вокруг сразу три сосны, пусть будет Дарюс. Лучше покончить с этим сейчас, чем он начнет за мной везде таскаться.
- Ира, - позвал Антон, когда Феликс с Олей пошли к стоянке.
- Извини, меня ждут.
В этот момент по сюжету пошлой пьесы должен был появиться Дарюс – и он появился. Я рванула к нему едва ли не бегом, прекрасно понимая, что это будет понято превратно. Что там поймет Марков, меня мало волновало. Пусть как раз подумает, что у нас роман, и отстанет от Феликса. А вот Дарюс решит, что я правда рада его видеть. И это гораздо хуже.
Глава 32
- Знаешь, я совсем в этом ничего не понимаю, - сказал Дарюс, когда я села в его машину. – Но судя по тому, как тебе хлопали, это было круто.
- Мог бы хоть из вежливости сказать, что понравилось, - поморщилась я.
- Ты бы знала, что это неправда. К чему? Посидим где-нибудь?
- Хорошо, давай.
Не было смысла обманывать себя, что мне все равно. Нет, точно не все равно. Но вот что чувствовала? Тут я придумать затруднялась.
- Откуда ты взялся?
- На концерте? Оттолкнулся от твоих слов днем и просто погуглил.
А вот не сменила бы фамилию на девичью, фиг бы он меня нашел. Но я не захотела оставаться Марковой, поменяла обратно на Яковлеву. На афише первый раз так напечатали. Была бы солисткой, может, и не стала бы, а в оркестре и в сборниках все равно.
- А в Питере давно?
- Второй год. Женскую молодежку тренирую. В Испании играл три года, получил травму серьезную, полностью не восстановился. Вернулся в Казань, взяли вторым тренером. Теперь вот в Питере. Хотел тебе позвонить, но…
Ой, да не ври! Ничего ты не хотел. Хотел бы – позвонил. Вспомнил обо мне, когда увидел.
- Только, Дарюс, давай без понтов, - попросила, спохватившись. – Я не одета для приличного места.
- Как скажешь.
Он подъехал к крохотному грузинскому ресторанчику на Марата и спросил, припарковавшись под запрещающий знак:
- Надеюсь, твои вкусы не поменялись?
Да, я по-прежнему любила грузинскую кухню, но вместо ответа кивнула на сине-красную «тарелку»:
- Не боишься, что увезут?
- Не увезут, - отмахнулся он и заглушил двигатель.
Вошли, сели, заказали. Повисла пауза. Я чувствовала себя так, словно надела длинный рукав на обожженную солнцем кожу.
- Я, наверно, поступил тогда как свинья, - сказал Дарюс, глядя в сторону.
Интересно, чего ты ждешь? Что я скажу: нет-нет, все нормально, я не сержусь?
- Почему «наверно»? – спросила вместо этого. – Ты предложил пожениться, но о том, что уехал, я узнала из новостей. Вполне так по-свински.
- Ты отказалась ехать со мной.
- Дарюс, ты даже слушать меня не стал. Тебе важно было настоять на своем. Я училась музыке семнадцать лет. Слишком много, чтобы бросить, когда оставался всего один год. Если бы я попросила отказаться ради меня от волейбола, ты бы смог?
Это был тот самый лом, против которого нет приема – если нет другого лома. Он и ломанул:
- Ты не бросила, но знаменитой скрипачкой все-таки не стала.
Ох, дорогой, не с тех козырей ты пошел, точно не с тех. Со свиньей ход получился, может, и неплохой, но надо было на этом остановиться, а не огрызаться. Десять лет прошло, ты точно не изменился.
- Ну так и ты знаменитым тренером не стал, - ответила спокойно. – Я не солистка только потому, что не хочу. Мне нравится в оркестре. Ты сам играл в команде, должен понимать. К тому же я первая скрипка, это ничем не хуже солистки. Мы будем сейчас обсуждать, кто был тогда сильнее неправ?
- Прости… - он накрыл мою руку ладонью. – Я скучал по тебе.
Да-да, я должна притвориться, что верю?
- Ты женат?
Кольца не было, но это ни о чем не говорило. Я тоже его никогда не носила.
- Был. Недолго. А ты? Замужем?
Наверно, стоило сказать, что да, но показалось каким-то… мелким, что ли? Прикрываться Марковым? Ну просто фу.
- Тоже была. Достаточно долго.
Господи, пожалуйста, пусть обойдется без «может, нам попробовать снова?»
- Ира, а может, мы не случайно встретились именно сейчас?
М-да, похоже, не обойдется…
Принесли хачапури, гранатовое вино мне, сок ему, и это избавило от необходимости отвечать. Отпила глоток, не дожидаясь тостов, отломила краешек. Когда я ем, я глух и нем. Так в садике учили.
Самая подлость в том, что человека, которого любила, невозможно выдрать из себя бесследно. Как бы сильно ни была на него обижена, сколько бы времени ни прошло. Это как рубец от ожога – на сетчатке, на сердце. И взгляд его – жадный, изучающий – сейчас касался этого рубца.
- Расскажи, как ты жила все это время.
Глупее вопроса не придумаешь. Рыдала в подушку все десять лет? Нет, только первый год, этого хватило. Но тебе и об этом говорить не буду.
- Нормально жила. Закончила консерваторию. С отличием. Играла в оркестре. Много где побывала – на гастролях.
- А дети есть?
- Нет.
Я даже не знала, жалею об этом или нет. Сначала хотели немного подождать, потом… Потом вопрос сам собой снялся с повестки дня. Мне бы задуматься: если мужчина не хочет от женщины детей, это о многом говорит. Но был бы ребенок, сейчас осталась бы с ним одна, потому что его наличие Маркова вряд ли удержало бы от походов налево.
С другой стороны, уже почти тридцать три, поезд стремительно уходит. Конечно, сейчас и в сорок рожают, но кто сказал, что это хорошо?
Так, Ира, Ира, а давай без глупостей, ладно? А то полезет вдруг в голову всякая ненужная хрень.
Я даже тряхнула ею, чтобы ничего там не зацепилось.
Разговор получался какой-то вымученный. Может, Дарюс на что-то и рассчитывал, но я чувствовала в первую очередь горечь и сожаление. Старая любовь не ржавеет, говорите? Но всплыло в памяти другое, очень яркое и емкое. Дословно не помнила, конечно, только суть. У Тургенева в «Рудине» - о том, что старая любовь как листья дуба. Уже давно засохли, но еще держатся и лишь тогда опадают, когда начинают пробиваться новые.
Но если Маркову не удалось полностью вытеснить из моего сердца Дарюса, может, это и не любовь была вовсе? Как часто люди принимают за нее совсем другие чувства и живут с этим – долго-долго.
Дарюс достал телефон, набрал номер – у меня в сумке запело.
- Отлично, значит, тот же, - кивнул он.
Ну да, кто сейчас меняет номер телефона, если нет очень веской причины. На него же все подвязано.
- Послушай, это ни к чему, - я в два глотка допила вино. – Ничего уже не изменишь.
- А может, это второй шанс? - возразил Дарюс.
- Нет. Извини, мне пора.
- Подожди, я тебя отвезу, - он махнул официанту.
- Не надо.
Взяв сумку, я пошла к выходу.
Кто бы знал, как же мне было паршиво!
Глава 33
Меня ломало. Нет, я, конечно, не знала, как ломает по-настоящему, только в теории, но думала, что это она и есть – ломка. А ведь казалось, что все давно прошло.
Да нет, прошло, конечно. Это, скорее, было очищение от той мути, которая залегла где-то в самой глубине. Когда отношения не заканчиваются, не умирают естественной смертью, а обрываются на излете, остается ощущение чего-то недосказанного. Тот самый пресловутый незакрытый гештальт.
Я все сделала правильно. Я знала это. Но все равно зудело: а может, нет? Может, это и правда был второй шанс, который я просрала так же, как и первый?
