Развод и прочие пакости (СИ) - Рябинина Татьяна
Вот только один из них попросил у меня телефон. Сказал, что часто бывает в Питере. Парень был вполне симпатичным, и номер ему я дала. Хотя и не думала, что действительно позвонит. А он взял и позвонил. Через месяц, когда я уже о нем совсем забыла. Сказал, что приехал на три дня, предложил встретиться. Мы встретились – и все завертелось в темпе presto*.
Дарюс был старше меня на три года, родился в Каунасе. Отец литовец, мать – русская. После развала Союза семья переехала в Питер. Волейболом он занимался с детства, очень серьезно. Учился в школе олимпийского резерва, играл в питерском «Автомобилисте», потом перешел в казанский «Зенит».
В тот раз Дарюс приехал повидаться с родителями и решить какие-то дела в университете – учился он на заочке в Лесгафта**. Однако большую часть из тех трех дней мы провели вместе. Напор там был явно не прибалтийский. Цветы, рестораны, комплименты – все красиво. Да я особо и не сопротивлялась, он мне понравился: высокий, роскошно сложенный блондин с голубыми глазами, и сам по себе не одноклеточное. Хотя от классической музыки он был так же далек, как я от волейбола, общие темы находились.
Впрочем, разговоры – это уже потом, а тогда… Все мои страхи куда-то мгновенно улетучились. В постели мы оказались на второй вечер. Насчет секса не обманули – это действительно было здорово. В отличие от многих знакомых, мой первый раз получился прекрасным, и голову мне снесло конкретно.
Отношения на расстоянии – это сложно, но у нас получалось. Переписка, звонки, ожидание встреч. Он прилетал на несколько дней, иногда я выбиралась в Казань. Время между свиданиями было чем заполнить. У меня – музыка, у него тренировки, игры. Не хотелось думать, что у Дарюса может быть кто-то еще. Я и не думала.
Так прошло два года – на одном дыхании. И разговоры о будущем были. Оно казалось безоблачным. Дарюс познакомился и подружился с папой, который в молодости тоже играл в волейбол за студенческую команду. Его спортивная карьера шла в гору, он вошел в основной состав российской сборной, к нему присматривались спортивные скауты из европейских клубов. Я хоть и радовалась за него, но боялась, что Дарюс уедет далеко и надолго.
На третий год наши отношения начали выдыхаться. Мы стали ссориться. Характер у него был непростой, а еще он время от времени включал звезду, что меня активно раздражало. С моей стороны не хватало гибкости, я знала за собой этот недостаток. Да и за словом в карман не лезла, даже тогда, когда самым разумным было бы промолчать. Наверно, первым звоночком стала наша публичная ссора в ресторане, когда я подорвалась и ушла, а он в тот же день, ни слова не сказав, уехал в Казань, хотя собирался провести в Питере еще два дня. Потом мы помирились, конечно, но с того момента все пошло наперекосяк.
Протянули мы еще год. Я очень тяжело переживала наши размолвки. Каждый раз казалось, что уже больше не помиримся. Плакала по ночам в подушку и играла, играла… А потом Дарюса все-таки пригласили в испанскую «Уникаху», и он выдвинул требование: я должна поехать с ним.
В качестве кого, опешила я.
Можем пожениться, ответил он.
Такой расклад меня не устраивал. Я хотела за него замуж, но не вот так – «можем пожениться». Не говоря уже о том, что мне оставалось учиться еще целый год. Я не собиралась бросать консу, а доучиваться в Испании без знания языка – об этом не могло быть и речи. Тем более Дарюс ехал в какой-то небольшой город.
Я пыталась это объяснить, понимания не встретила, и все снова закончилось ссорой.
Как выяснилось позже, последней…
-----------------------
*(итал.) быстро
**Национальный государственный Университет физической культуры, спорта и здоровья имени П. Ф. Лесгафта
Глава 31
Не только ссора стала последней, но и разговор. О том, что Дарюс уехал, я узнала из новостей на сайте команды. Ждала, что если не позвонит, то хотя бы напишет, плакала по ночам в подушку, потом перестала.
Весь пятый курс прошел как в тумане. Я отдалилась от подруг, почти никуда не ходила, реже стала видеться с отцом, с бабушками и дедушкой. Лоренцо был моим единственным другом. Приходила из консы, наскоро что-то жевала и играла, играла… Готовила выпускную программу, оттачивала то, с чем потом можно было ходить на прослушивания.
Жалела ли о том, что отказалась поехать с Дарюсом? Сказать, что нет, значит, соврать. Но понимала, что поступила правильно. Хотя это слабо утешало.
Мужчины? Мужчины для меня тогда вообще перестали существовать. От любого проявления интереса я шарахалась, как от чумы. Даже когда рана под пластырем поджила, все равно не решалась его сорвать, а без этого не имело смысла начинать что-то новое. А потом появился Антон, который и пластырь сорвал, и стал целебным бальзамом.
Большую роль сыграло то, что страсть была не только между нами. Еще и другая, общая. Мы занимались любимым делом, одним и тем же для обоих, могли сколько угодно говорить о музыке, играть вместе. Вот только общие эмоции не гарантируют, к сожалению, душевной близости. Ее-то у нас как раз и не было. Это проявилось со всей определенностью, когда страсть пошла на спад.
С Феликсом все повторилось. Как будто вскрылась та старая рана. Боль выжгла влечение, хотелось лишь тепла. И снова у нас было общее – музыка. Вот только Феликс сам по себе был намного глубже Антона. Не удивительно, что я чуть в него не влюбилась. А теперь вот еще и Дарюс. Только его мне и не хватало в качестве напоминалочки.
- Здравствуй, - я прикрылась пакетами, как щитом. – Неожиданно.
- Еще как, - он смотрел на меня во все глаза. – Сколько мы не виделись?
- Почти десять лет.
- А ты все такая же красивая.
Наверно, я должна была купиться на этот дешевый комплимент. Покраснеть, заулыбаться. Сказать что-то вроде «ты тоже совсем не изменился».
- Извини, Дарюс, но я очень тороплюсь. У меня концерт сегодня.
- Ты все так же играешь?
Да, играю. Потому что не поехала с тобой в Испанию. Только поэтому и играю.
Я злилась, но при этом чувствовала себя совершенно беспомощной. Он появился в тот момент, когда я была как улитка, потерявшая домик. Мягкая и беззащитная.
- Извини…
Обогнув его, я быстро пошла по Восстания, хотя мне надо было на Лиговский, на остановку маршрутки. Пройдя квартал, обернулась, убедилась, что он не идет за мной, выдохнула. Ноги противно дрожали. Зашла в первую попавшуюся кафешку, выпила кофе, вызвала такси.
Все, надо успокоиться. Вечером играть. Не только с Олей, но и соло. Паганини. И Феликс там будет. И Марков наверняка притащится, просто из вредности. Чтобы посмотреть, не уйдем ли мы опять вместе, не попрошу ли я его отвезти домой.
Нет, не уйдем. И не попрошу.
Хотя заниматься перед концертом не лучшая идея, вернувшись домой, я все-таки взяла Лоренцо. Мы давно не повторяли «Времена года» Вивальди, и сейчас я вспомнила свои самые любимые части – «Летнюю грозу», «Охоту», «Прогулку по льду». Немного отпустило. По крайней мере, нервная дрожь прошла. А вечером, когда уже готовилась выйти на сцену, и вовсе все постороннее исчезло. Так бывало всегда, еще с музыкалки. Мои одноклассники, а потом одногруппники перед выступлениями умирали от страха и волнения, а я, наоборот, мысленно уже была там, на сцене, погрузившись в музыку с головой.
Вынырнула я из этого теплого моря с последней нотой, под гром аплодисментов. А потом увидела, как на сцену с букетом роз поднимается Дарюс.
Господи, нет! Откуда он взялся?!
- Ира, давай поговорим, - сказал он тихо, вручив мне цветы.
- Ты ведь не отстанешь? – вздохнула я.
- Нет, - улыбнулся он. – Жду у выхода.
- Какой красавчик, - завистливо сказала Оля, когда мы переодевались в артистической. – Который с розами. Вы ведь знакомы, да?
- Да, - я дернула молнию платья так, что чуть не порвала. – Давно знакомы. Очень давно. Хомячки столько не живут.
- Дурацкое выражение. Хомячки живут всего два года. Ненавижу их. У моего Вовки их было двое, сначала один, потом другой. Чистить клетку и закапывать трупы приходилось мне. Теперь коты. Они хотя бы долго живут. Но горшки им все равно чищу я.
