Дыхание осени 2 (СИ) - Ручей Наталья
Он говорит, что и у него на меня никаких планов или протестует против моих новых отношений? Не его дело, потому что… Ох, не нужно мне было смотреть в его глаза…
— Давай скорее закончим этот фарс, — я даже нахожу в себе силы беспечно улыбнуться. — Ты хочешь посмотреть в каких условиях живет твой брат?
— Я могу посмотреть. Если ты хочешь, чтобы посмотрел.
— Яр! — злюсь, серьезно злюсь, чего давно за собой не замечала. — Давай ты перестанешь юлить! Зачем ты здесь? Ну, явно не из переживаний по поводу синяка Егора — ты ничуть не выглядишь встревоженным. Мне вообще кажется, что ты здесь не из-за Егора — уж прости мое самомнение. Ты даже до сих пор не обнял его, не сказал простого "привет"…
— Сказал, — остужает мой пыл, — по телефону.
— Когда?
— Когда самолет приземлился.
— А я тогда впервые узнал, что самолеты здесь все-таки есть, — громко вздыхает Егор, — и нам не обязательно было ехать в машине… с некоторыми…
— Самолеты летают, но в областной центр, а оттуда полтора-два часа на автобусе, так что машиной было гораздо комфортней.
— Я бы так не сказал, — рассматривает ковер Егор.
— Тебе просто не нравится Макар.
Яр хмыкает, Егор, потеряв интерес к ковру, признается:
— Он мне гораздо больше чем "просто не нравится".
— Мы обсудим это позже, — обещаю.
— Мы обсудим это сейчас, — мой бывший скрещивает руки на груди. Такой невозмутимый, такой недосягаемый, такой спокойный, что мне хочется кричать, ударить, выставить его за двери. — Может быть, — продолжает, — тебе, действительно, не стоит взваливать на себя чужую ношу? Твои родные хотят, чтобы ты начала новую жизнь, и это куда проще сделать без Егора, тем более, если ему твой выбор не нравится.
Нет, понимаю я, зверея: я не хочу выставить его за двери. Я хочу его скинуть с балкона!
— Ношу?! — переспрашиваю. — Ношу?! Ты так думаешь о своем брате?!
— Я вовсе так не думаю, но, возможно, тебе будет без него легче. Сама подумай, у тебя какие-то там отношения. Егор этого… человека, мягко говоря, не переваривает. Какие перспективы? Как минимум, холодная война. Зачем, если этого легко избежать?
— Да я люблю его, понимаешь? — взрываясь, перехожу на крик. — Люблю, как родного человечка, как солнышко, а ты называешь его чужой ношей и так просто, как тряпку с рынка, предлагаешь отдать?!
— Злата, — Яр делает ко мне крупный шаг, — поверь, мне нужно было спросить.
— Не хочу слушать этот бред! — отодвигаюсь.
— Злата, — уговаривает как маленькую, — я не просто так поднял эту тему. Послушай меня, — кладет руки на плечи, но я в таком негодовании, что одним раздражающим фактором больше — одним меньше — без разницы. — Да, Егор позвонил мне и похвастался, что получил первый синяк в жизни. Ты думаешь, я бы сорвался ради этого? Нет, я бы дождался, когда вы вернетесь в город и полюбовался этой красотой позже. Мой приезд и вопрос, не лучше ли тебе жить без Егора напрямую взаимосвязаны.
— Не понимаю. Не вижу связи. Ты хочешь забрать Егора?
— Не я, — качает головой. Взгляд удивительно участливый, но мне дурно, и все еще мелькает желание ударить. — Злата, завтра за Егором прилетает мама.
У меня заберут Егора, я снова останусь одна в прожорливом мегаполисе. Но как я отдам свое солнышко?! Темнеет в глазах, в ушах хлопок, словно кто-то проколол мятный пузырь старого "Бубль Гумма". Егор стоит бледный. Я говорю ему, что все будет хорошо, что он останется со мной, но он не верит. Наверное, потому, что я не могу выдавить ни слова из пересохшего горла.
Ноги слабеют, я тщетно пытаюсь найти, на что опереться, и вдруг мир, покачнувшись, вверяет меня объятиям Яра…
Глава N 9
Я стараюсь не думать о том, что у меня заберут Егора. Я стараюсь не смотреть на Егора, бессвязно отсчитывая последние минуты до завтра.
Завтра за ним приедет мама.
А я?
Я — чужой для него человек, знаю. Сама виновата, что прикипела, но… мама есть мама, даже такая, с торшером на голове.
Зачем ей понадобился Егор? Я не знаю. Но ребенку, наверное, с родителями будет лучше, они создадут для него должные статусу условия, а я…
А я переживу. Одиночество — это не страшно. В конце концов, я всегда могу вернуться сюда, в город детства, и здесь спокойно себе зачахнуть. А что? Цвести я ни для кого больше не собираюсь, пускать корни — тоже. Быть перекати-поле легче, веселей, а я иногда грежу о беззаботности. Мне двадцать два, а внутри все мертвое, и я почти физически ощущаю, как мертвеет еще одна часть меня.
Не больно.
Пусто, холодно, но не больно.
И слез нет. Наверное, они остались там, под дождем осени…
— Злата, — Яр берет мои руки в свои, а я не спорю.
Двигаться не могу. Дышу — и ладно. Говорить совсем тяжело. Слышу — и хорошо. Еще бы что-то понять…
— Злата, — повторяет он, и я по голосу различаю, что он рядом, скорее всего, сидит на корточках, но почему-то не вижу его, перед глазами белая пелена, — я приехал не для того, чтобы сказать тебе, что Егора заберут.
Нет? Странно. Разве не он сказал мне об этом. А впрочем, какая разница кто… Руки Яра такие горячие, но убрать ладони не могу. Не хочу. Не получится. Он не отпустит.
— Я приехал, чтобы сказать: если ты хочешь оставить Егора… если вы оба хотите… есть шанс. Мы можем попробовать…
Есть шанс? Я не верю. За ним приезжает мать. Сама… Приезжает…
А я в двухкомнатную квартиру вернусь одна. Наверное, это к лучшему: и не придется ставить перегородку, и по утрам никто не разбудит, и никто не будет бухтеть, что так долго можно делать в ванной, и никто не будет сидеть напротив меня, разбивая кокос и мчаться по лужам за тортом… А утром никто не попросит завтрак и не сварит кофе так, чтобы заляпать белую печку. Никто спросонья не поцелует в щеку, думая, что я сплю и не прошлепает на кухню, дожидаясь когда я встану, замечу босые ноги и заставлю идти за тапками в комнату. Никто не будет ежедневно у магазина проверять в банкомате карточку — не пришел ли наш гонорар. И мне некому будет пожелать: "Добрых снов, непослушное солнышко" и услышать притворное: "Ага, нашла солнышко! Я не такой пока круглый!" И не с кем будет стоять у окна и смотреть на пушистый снег, что, кружась, прячет серую осень.
Зима пришла.
Холодно.
Мне бы согреться…
— Мы можем попробовать… — это Яр повторяет или я застыла во времени? Столько всего передумала, а прошла лишь минута — так чудно. Мир становится четче, начинаю различать освежающе-горьковатые запахи и… отодвигаюсь. Спина устала, а так легче, и можно закрыть глаза и…
Стоп!
Разве прятаться от проблем — это выход?
Мы можем попробовать… И пусть меня пугает случайное "мы", оно несет в себе перспективы. Проще сидеть вот так, откинувшись на спинку дивана, делать страдальческое лицо и сожалеть о том, что случится завтра. Сложнее попробовать изменить завтрашний день, или, по крайней мере, встретить его с открытыми глазами.
Ну, начинаем?
Рядом мама, папа, бабуля, за ней переминается с ноги на ногу молчаливый Егорка, а глаза в глаза… напротив меня Яр.
— Попробовать? — спрашиваю его, и вижу, как оживляются лица родных, как пытается улыбнуться Егор, заметно расслабляется Яр. Мой бывший меня боится? Или, что вовсе невероятно, я вела себя так, что он… за меня боялся?
— Да, — Яр выпрямляется; надо же, я успела забыть, какой он высокий.
— Как?
— Есть один способ.
Явно тянет, значит, способ мне не понравится, но, может, я смогу… ради Егора? Вон как он глазищами умоляет решиться, но опасается, что предпочту отсидеться в теньке. Может, думает, что был нужен мне только вытрясти деньги из брата?
Я бы подумала так, наверное, если бы от меня отказались без боя…
Неужели я действительно когда-то считала себя мирным воином? Надо же. А сейчас рвусь драться, подбираю оружие… Но пока не могу и представить, какой выход увидел Яр. Его мать, наверняка, знает, что мы в разводе, кто-то из бывших слуг шепнул, что хозяин всех разогнал, а Егор живет не с ним, а со мной, и она решила эту тяжкую ношу взять на себя. Ношу… Вряд ли вдруг воспылала чувствами к сыну. Хотя бы к одному из них…
