Татьяна Тронина - Солнечная богиня
– Так и вы ненавидите!
– У меня другая ненависть, – важно заметил Силантьев. – Она – очистительного характера. Я ненавижу любя! Я хочу, чтобы мир стал лучше. Так вот, я о разрушительной силе безделья… Взять, например, вашу Эмму Петровну. Она же с тех пор, как вышла за покойного Георгия Степановича, больше ни одного дня не работала!
– Эмму Петровну обсуждать не будем, а вот что до остальных женщин… На них же все держится! Вот, например, в годы войны…
– Знаю-знаю-знаю!.. – перебил Олю Силантьев. – Я понял, о чем вы хотите сказать. Но это нисколько не опровергает мои слова. Когда у женщины есть цель, когда работы непочатый край, тогда она действительно способна горы свернуть. А сейчас что – сейчас только сиди на бережку да сплетничай…
Солнце пекло невыносимо. Оле очень хотелось прикрыть затылок ладонью, но руки налились свинцовой тяжестью, да и навлекать на себя лишний раз гнев Силантьева тоже не хотелось…
– Гиппократ сказал, что мужчина становится злым в двух случаях: когда голоден и когда унижен, а женщина лишь в одном – когда не хватает любви… – сказала Оля, не слыша собственного голоса.
– Кто? Гиппократ? Очень похоже на правду… Я, Оленька, потому и не женился, потому что знал – женюсь на хорошеньком, тоненьком ангелочке с кротким взглядом, а лет через двадцать обнаружу возле себя жирное чудовище, гневливое и властное, которое хочет только одного, чтобы у нее все было под контролем.
– Лишний вес способствует гипертонии, а гипертония вызывает приступы гнева и агрессии… – пробормотала Оля. – А, в общем, Ярослав Глебович, у женщин свои претензии к мужчинам. С вами живешь, живешь, а потом вы бросаете свою преданную жену и уходите к какой-нибудь молоденькой фифе…
– Ну не на-адо… – отмахнулся он, продолжая делать быстрые мазки. – Мужчина уходит не из-за того, что жена увяла и у нее там лишние морщинки на лице образовались, а именно потому, что душа у нее переродилась, постарела. А молоденькие, как я говорил, глупенькие, но не злые…
– Да вы сами не способны любить! – рассердилась Оля. – Неудивительно, что вы, Ярослав Глебович, оказались никому не нужны! От вашей «очистительной» ненависти уже у всех оскомина!
– А вы… – сердито начал Силантьев, но внезапно замолчал, пристально поглядев на Олю. – Бедное дитя, я же вас совсем замучил…
Он подошел и рывком скинул с Оли скатерть.
– Все, на сегодня сеанс закончен, иначе вас тепловой удар хватит… Завтра будет легче.
– Большое вам спасибо… – язвительно ответила Оля, с трудом пытаясь двигать затекшими ногами и руками.
– Ярослав Глебович, будьте любезны, зайдите, пожалуйста, ко мне! – крикнул с балкона Степан Андреевич Локотков и снова скрылся в доме.
– Донесла-таки, старая мымра! – сокрушенно вздохнул Силантьев и, вытирая испачканные краской пальцы о штаны, затрусил вперед.
У Оли хватило сил только на то, чтобы добрести до гамака, который висел за кустами, неподалеку, в прохладной тени. Она бухнулась в гамак и долгое время лежала без всякого движения.
А потом вдруг увидела, что кто-то ходит там, по поляне, где все еще стоял мольберт. Кто-то незнакомый. У Локоткова часто бывали посетители, и поэтому в появлении постороннего человека не было ничего удивительного. Но он рассматривал ее, Олин, портрет!
Она осторожно выскользнула из гамака и подкралась к кустам. Шумел ветер в листве – вряд ли ее шаги были слышны…
Отвела ветки и увидела со спины высокого, довольно плотного мужчину в светлом летнем костюме, с коротко стриженными густыми волосами каштанового оттенка, наполовину седыми. Тот, сцепив руки за спиной, стоял перед мольбертом. Сделал шаг назад, потом снова склонился к холсту.
«Чего это он так долго рассматривает? – заволновалась Оля. – Наверное, Силантьев меня совершеннейшим чучелом изобразил… Или, наоборот – хорошо?.. Кристина же говорила, что Силантьев, при всех своих недостатках, настоящий художник… Господи, я же совершенно не разбираюсь в живописи!»
Потом мужчина повернулся, и Оля увидела его лицо – с резкими чертами и ямочкой на подбородке. Незнакомцу на вид было чуть больше сорока.
«Неужели это Павел? – мысленно ахнула Оля. – Нет, не он… Точно не он! Наверное, какой-нибудь очередной гость Степана Андреевича…»
Оля попятилась назад и снова уютно устроилась в гамаке.
Павел был бритым налысо, неприятным типом с уголовной физиономией – Оля все еще помнила фотографическую карточку, когда-то показанную ей Эммой Петровной.
Да и все остальные в один голос твердили о том, что Павел не отличается модельной внешностью.
А этот человек на поляне выглядел вполне прилично. Был даже красив – своеобразной, тяжелой мужской красотой…
Окончательно успокоив себя, Оля закрыла глаза. Голова еще болела после целого часа на солнцепеке.
Но неожиданно с противоположной стороны раздались шаги. Она открыла глаза и увидела Викентия.
– Кеша! – Она протянула к нему руки – он наклонился и обнял ее.
– Какая ты горячая…
– Ярослав Глебович рисовал меня, пришлось долго сидеть на солнце… – тихо ответила она.
– Но почему шепотом? – засмеялся Викентий.
– А, да там, на поляне, какой-то мужик…
– Где? – Викентий тоже отвел ветви у кустарника и выглянул наружу. Потом повернулся к Оле.
– Это Павел, – спокойно произнес он. – Приехал, значит…
– Павел?! – с изумлением переспросила Оля. – Не может быть… Ты уверен?
– Да Павел это, Павел… – усмехнулся Викентий. – Что уж я, своего милого родственничка не узнаю!..
– Павел… – потрясенно прошептала она.
Скорее всего Эмма Петровна выбрала для своего альбома самую неудачную фотографию Павла, и это вполне понятно…
– Ладно, идем домой, – Викентий потянул Олю за собой.
– Разве ты не хочешь с ним поздороваться? – растерянно спросила она.
– Нет! – недобро засмеялся Викентий.
По дороге Оля еще пару раз оглянулась, но сквозь густо разросшиеся кусты уже ничего не было видно.
– Шашлык должны делать мужчины! – назидательно произнес Иван. – Женщин к огню подпускать нельзя…
– Ваня, я тебя умоляю, отойди от мангала! – раздраженно перебила его Лера, в крошечном топике и полупрозрачной юбке-парео, завязанной узлом на талии. Сквозь широкий разрез были хорошо видны ее тонкие смуглые ноги в золотистых босоножках. В отведенной руке Лера сжимала мундштук с дымящейся сигаретой… – В прошлый раз ты себе рубашку сжег.
– Это была случайность… – смущенно засмеялся Иван, невольно придерживая полы распахнутой «гавайки».
– И втяни живот!
– Лерочка, я тебя умоляю… – еще более смущенно захихикал он, застегивая «гавайку» на все пуговицы.
Кристина сидела в раскладном шезлонге с непроницаемым лицом, словно не слышала этого разговора.
– Иван, правда, я сам с этим прекрасно справлюсь, – потеснил Острогина Кирилл. Кирилл дефилировал в одних плавках, позволяя всем любоваться своим рельефным торсом, плоским животом, маленькими ягодицами и выпуклыми икрами…
Он ходил вокруг мангала и ворошил веткой угли.
Оля с Викентием в это время дружно нанизывали кусочки промаринованного мяса на шампуры.
Этот пикник, несмотря на приезд Павла, решили не отменять. О сыне Степана Андреевича вообще не вспоминали, стараясь не нарушить призрачное равновесие. Только Эмма Петровна так разволновалась, что отказалась идти на природу. Напившись валериановых капель, она лежала в своей комнате и, как Викентий ее ни уговаривал, наотрез отказывалась из нее выходить.
Впрочем, самого Павла тоже с утра никто не видел.
– Тебе идет эта шляпа… – поглядывая на Олю, с улыбкой произнес Викентий и поцеловал ее в обнаженное плечо.
– Щекотно же… – засмеялась она. По рукам ее тек маринад. – Послушай, меня тоже можно готовить на мангале! Я вся перепачкалась…
– Иди, дальше я сам… – он слегка толкнул ее.
– Кристина, сними с меня, пожалуйста, шляпу, – наклонилась Оля к секретарше Локоткова. Кристина сняла с Оли шляпу, и Оля побежала к воде.
Кирилл одобрительно посмотрел ей вслед.
Кристина надела шляпу на себя, положила ногу на ногу и повертела головой.
– Вам тоже очень идет, Кристина! – ласково произнес Иван, плюхаясь в соседний шезлонг. – Знаете, что-то такое в духе декаданса – «И веют древними поверьями ее упругие шелка, и шляпа с траурными перьями, и в кольцах узкая рука…»
Кристина вспыхнула, сорвала шляпу и положила ее к себе на колени.
Викентий принялся раскладывать шампуры на мангале.
– Кристина, тебе отдельно баклажаны с помидорами, как ты и просила, – деловито бросил он через плечо.
– Никак не могу привыкнуть к тому, что ты, Кристина, вегетарианка, – задумчиво произнесла Лера, выдыхая дым.
– А что в этом такого? – нахмурилась та.
