Как целует хулиган - Стася Андриевская
– Кать, это же ночная работа, а до дома почти час ехать. Как мать на это смотрит?
– А мать только за! – тараторила Катька. – Ты же её знаешь, ей всегда мало. Говорит, я за десять лет на твои балетки-пуанты целое состояние угробила, давай, отрабатыйвай. А домой на такси ездить, что тут такого? Так все девочки делают! Прикинь, как будет классно, если меня возьмут? Там, говорят, за одну ночь можно до десятки косых поднять, если приват закажут. А ещё консумация!
Сам клуб находился в подвале, но этот подвал был шикарнее всего, что только можно себе представить! Атмосфера его сразу же обволакивала, лишала ощущения времени и, приглушая все сомнения, пробуждала страсти.
– Круто, да? – шептала восторженная Катька, спускаясь по ступенькам. – Капец, я сдохну, но буду здесь работать!
Внизу они слегка заблудились в разветвлении коридоров, но наконец, вышли в какой-то зал. Там были люди – одни стояли шеренгой, по стойке смирно, другие напротив них, но в стороне. Прямо перед шеренгой восседал на диванчике мужик: весь в чёрном, сам чернявый, ноги на столике – и увлечённо чистил ножичком под ногтями. И напряжённая гробовая тишина.
– Извините, а куда можно на счёт прослушивания?
Катькин голос прозвучал под каменными сводами глухо, но всё равно разорвал тишину в клочья. Откуда-то из угла на них с шиканьем кинулся мужичок, но тот, с ножичком, поднял палец:
– Сюда их.
Мужичок схватил Катьку за руку и поволок к диванчику. Катька от испуга схватилась за Маринку, и так они и предстали перед чернявым. Ему было лет тридцать, крепкий, с красивым рельефом мышц под чёрной обтягивающей футболкой, красивое особенной восточной красотой лицо. Но слишком надменное и жёсткое. Поднял глаза.
– Чего хотим, красавицы?
– Мы танцовщицы! – бодро отозвалась Катька. – На прослушивание! Нам назначено на...
Но чернявый поднял палец, и она замолкла. Невозможно было ослушаться.
– Вот видите, – почти не разжимая губ, сказал чернявый, – люди хотят работать. А вы зажрались, вы хотите только бабки получать и ничего не делать. А я ведь вам всё даю для того, чтобы ваша работа была сама лучшая в этом грёбанном городе.
Маринка поняла, что он говорит это стоящим перед ним людям. Скосила глаза – там были и повара, и официанты, и уборщицы, и ещё какие-то служащие. И они не выглядели людьми, работающими на самой лучшей работе. Скорее – как кролики перед удавом, или враги народа перед расстрелом.
– Олег, посмотри.
Движение пальцем, и из шеренги выскочил парень, сразу видно – танцор, и поманил Маринку с Катькой за собой.
Пришли в небольшой зал с бордовыми бархатными стенами и полукруглой сценой с шестом. Диванчики, столики, барная стойка, хрустальные подвесы свисающие с потолка. Роскошь и тишина.
– Музыка с собой? – Олег щёлкнул выключатель, и в сцену вонзился луч прожектора.
– Эмм... Нет. Нам не сказали, что надо.
Катька всё время говорила «мы» и Маринку это напрягало.
– Ладно. Оно даже к лучшему, а то приносят какой-то отстой, потом приходится переучивать под нормальное. Сколько на переодевание дать?
– Ээ... Переодевание?
Олег вскинул бровь.
– Ну да. Или вы в этом собрались танцевать?
– Ну... Нам не сказали, что нужно переодеваться.
– А вам хотя бы сказали, что нужно уметь танцевать?
Катька нервно рассмеялась. Олег махнул рукой:
– За мной.
Пришли в гримёрку. Олег кинул на столик ящик от шампанского.
– Вот здесь покопайтесь. Только шустрее.
Он ушел обратно в зал, и Катька с энтузиазмом зарылась в барахло. Там были лифчики в стразах, блестящие трусы, перчатки, маски, боди, чулки... Чего там только не было!
– Смотри! – только и успевала охать Катька, вытягивая очередную шмотку и прикладывая её к себе. – Круто, да?
– Этак это что, Пестриковой шмотки? – увидела Маринка надпись на коробке. – Она тебя убьёт, если узнает, что ты в них копалась!
– Пусть сначала узнает, – отмахнулась Катька. – Она, говорят, три дня назад без предупреждения свалила в отпуск, так что ещё не факт, что её возьмут обратно. Может, это всё добро вообще теперь будет моим! О! Глянь какая круть! – достала трусики, полностью усыпанные стразами. – Это же сваровски, вот ступудово! Представляешь, сколько они стоят?
– Кать, у нас электричка скоро...
Потом она танцевала, а Олег на неё орал: то мало страсти, то много пошлости. Потом она смущённо признавалась ему, что не умеет на шесте. Он закатывал глаза и качал головой, но менял музыку, прося пробовать ещё и ещё. Потом кинул загадочное «Ну понятно» и повернулся к Маринке:
– А ты?
– Я нет. Я за компанию.
– А зря, фактура хорошая. Может, хотя бы попробуешь, раз уж пришла?
– Да давай, – дёрнула её Катька. – Это же просто попробовать!
И Маринка согласилась. Теперь уже переодевалась и прикладывала к себе блестящие лифчики она, а Олег матерился из зала, что они копаются.
Маринка схитрила. Она, конечно, тоже не умела танцевать на шесте, но никто ведь не запрещал импровизировать? Просто дурачилась: закидывала на него ногу, тёрлась задницей, извивалась и гладила руками. Катька трясла поднятыми вверх большими пальцами, Олег наблюдал, иногда морщился, но не орал и не перебивал. А когда музыка закончилась, из зала раздались одинокие хлопки, и Маринка вдруг очнулась. Испугалась. Схватила халатик с меховым воротничком, накинула на плечи.
Чернявый, вальяжно прислонившись плечом к стене, кивнул Олегу на Маринку:
– Эту на место той шальной дуры. А вторая как?
Олег подобострастно вытянулся:
– До стриптиза надо учиться, а вот на гоу-гоу уже сейчас отлично пойдёт.
– Тогда приняты. Обе. Ты – чернявый поднял глаза на Маринку, – в стриптиз, а ты – не глядя, кивнул Катьке, – в массовку. Ты, – Маринке, – за инструкциями ко мне в кабинет, а тебе – перевёл взгляд на Катьку, – всё расскажет Олег. Он твой начальник и хореограф. А тебе, – снова глянул на Маринку, – он только хореограф. Начальник я.
– Но я... – разволновалась Маринка, – вы извините, я не собиралась прослушиваться!
Он недовольно вздёрнул
