Крылья - Элина Градова
— Сань, она в своём праве, развода не будет, если не захочет!
— Что ещё за право такое? Я свободный человек!
— У нас случай был похожий на работе, пока ребёнку не исполниться год, развод только с согласия супруги…
— Вот, чёрт! Я не знал… Значит, добьюсь согласия!
Больше ничего не говорю, внутри начинает покалывать тонкой иголочкой чувство вины, я всё-таки, разрушаю семью, и пострадавших теперь уже двое. Пусть один из них ещё не родился, но дела это не меняет,
— Поехали, Сань…
Молча доезжаем до моего дома, он достаёт сумку из багажника и собирается подняться со мной, останавливаю у подъезда,
— Не провожай, не надо…
Он тяжело вздыхает, целуемся минут десять, спрятавшись под козырьком крыльца от нечаянных зрителей, шаги по лестнице нарушают наш немой диалог, быстро прощаемся, и Саня уезжает, бросая напоследок,
— Я разберусь до вторника и встречу обязательно!
Из подъезда появляется соседка, оглядывает с любопытством мою унылую фигуру, здороваюсь и захожу вовнутрь…
Дома стараюсь побыстрее скрыться в личной крепости, как в подростковые годы, но родители заняты, чем-то своим, так что пока ничего не замечают. Мама пытается накормить, но я сообщаю, что сначала в душ, так что, всё нормально. Предаваться личному горю тут мне никто не мешает…
После душа, сообщаю, что немного посплю, не в силах изображать безмятежное спокойствие. Падаю на кровать, утыкаюсь носом в подушку, никого не хочу видеть.
Вдруг чувствую, как мамина рука гладит меня по голове,
— Ксюш, всё так плохо? — ничего-то от неё не скрыть! Сначала думаю отболтаться нейтральной фразой, но тут меня прорывает неожиданно, и давясь слезами рассказываю всё…
— Я помню, Петровский был в тебя влюблён ещё со школы… — спрашивает, — ничего не путаю?
— Нет, — поднимаю на неё зарёванное лицо, — при чём тут школа? То, что ты в ней работаешь, ещё не значит, что всё самое важное происходит там!
— Тут два варианта, — продолжает она в своей любимой манере, не отвлекаясь на мои обидные слова и, изображая психоаналитика, — он или однолюб или…
— Или, что? — мне просто необходимо знать, какой второй вариант.
— Или осуществил юношескую идею фикс, парень был зациклен, увидел тебя, и всё всколыхнулось, не устояли оба, поддавшись минутной слабости, тогда дальше тупик или всё рассосётся само.
— Ну, почему? Почему так сложно? Неужели нельзя просто быть счастливыми? Счастье без геморроев, вообще, возможно?
— Конечно, — заверяет мама, я радуюсь, но рано, — лёгкое, безусловное счастье бывает в детстве. От новой игрушки, от каруселей, от того, что получилось что-то сделать в первый раз…
— А, потом?
— Потом счастье становится условным, постепенно, не сразу, этого даже и не замечаешь. Сначала от похвалы. Потом, чтобы получить желаемое, уже нужно что-то сделать посерьёзней, выполнить поставленную задачу, чем-то пожертвовать, одним словом, заслужить. С возрастом, цена счастья становится всё дороже… Потому, что хочется большего, чем в детстве и зачастую недосягаемого…
— Мам, к чему ты говоришь мне это?
— К тому, что цена вашего с Сашкой общего счастья возросла. Сначала оно было лёгким, но ненужным, по крайней мере, для тебя. Прошло время, вы встретились, возникло обоюдное желание, но на новом витке появилось условие: лишний человек, который мешает, и ещё есть сомнения, нужно ли, вообще, чего-то добиваться, может, забыть и не заморачиваться. Дальше, вы утверждаетесь в правильности решения: нужно! И задание тут же усложняется: помимо жены, ещё и ребёнок. И вот сюда я бы тебе лезть не советовала. Ставки уже непомерно выросли. До какого предела вы готовы их поднимать? Вернее, до какого предела Петровский готов их поднимать, ты-то пассивная фигура. Можешь, конечно, влезть, но тогда смажешь картину и возьмёшь всю вину на себя.
— Почему?
— Потому что, он сам должен выбрать. Если это любовь, через какое-то время, уравнение решится само, не без жертв, возможно, но цена будет адекватной. Если в нём взыграло неудовлетворённое эго, он успокоится и займётся своей семьёй, в конце — концов, он получил желаемое. Если вмешаешься и будешь влиять на ситуацию, он не поймёт, что у него к тебе на самом деле, и сделает неверный шаг. Тогда — конец: там всё разрушит, переметнётся к тебе, через некоторое время, когда эмоциональная и гормональная пена осядет, обозлится и будет считать виновницей, что жену и ребёнка бросил, и у вас тоже ничего не выйдет… Получается слишком много жертв и разрушений, не уцелеет никто… Как-то, так…
Получается слишком много жертв и разрушений, не уцелеет никто… Как-то, так…
— А, если это всё-таки, любовь? — я в этом уверена, но уже не уверена ни в чём, — куда денутся жена и ребёнок.
— Тогда, что-то изменится в обстоятельствах. Возможно то, чего сейчас не знаешь ни ты, не Петровский…
— Не понимаю…
— Поймёшь… Пока можешь только следить, как будут расти ставки в ближайшее время, чтобы не потерять головы. А потом наступит перелом, и всё изменится…
Мама целует меня в щёку, гладит по голове, и я почти успокаиваюсь. Уходит, а я остаюсь думать. Странно, вроде и не пообещала, что всё будет хорошо, но что-то такое сказала, отчего моя проблема кажется теперь старой, как мир аксиомой, которая уже сто раз доказана задолго до моего рождения. Ох, уж эти математики, нет бы, ограничивались школьной программой, втолковывая её своим ученикам, а они всё проецируют на жизнь. Но, тем не менее, после такого расклада, становится легче, и я засыпаю…
Глава 7
Александр
Встречаю любимую с автобуса. Сегодня трое суток, как её не видел, а кажется вечность прошла. В эти дни не звонил ей, сказать нечего, закрутился в кошмаре, которому нет ни конца, не края. Знаю, что приедет этим рейсом, билет заранее покупала…
Автобус прибывает вовремя, выхожу из машины, очень хочу её видеть и не хочу в то же время, порадовать нечем. Через несколько человек смотрю, как она появляется в проходе, оглядывается по сторонам, пока её взгляд не останавливается на мне, улыбается. Я спешу принять её
