Ты моя надежда - Уиллоу Винтерс
Однако моему отцу потребовалось несколько часов, чтобы прибыть. Часы, проведенные на кровати, когда меня снова и снова допрашивали, когда я больше уже не был уверен в том, что произошло.
Я только знал, что чувствую себя совершенно одиноким в этом мире.
— Я думал, ты останешься у своего друга на эти выходные, — первое, что сказал мне отец.
Никакой печали, никакого сочувствия к тому, что я нашел свою мать мертвой в душе.
Его тон был даже обвиняющим. Я помню, как смотрел на него снизу вверх. Полиция ходила по дому, отвлекая мое внимание, когда мой отец попал в фокус, и кусочки пазла встали на свои места.
В течение многих лет я чувствовал, что он несет ответственность, и даже сейчас, даже после того, как ему удалось убедить меня по телефону, что это был не он, я полагаю, что он каким-то образом причастен.
Я не могу избавиться от своего внутреннего ощущения.
Я хочу убить его.
Эта мысль заставляет меня закрыть глаза, пытаясь обуздать гнев сегодняшнего дня и всех тех лет, когда я сомневался в том, что случилось с моей матерью.
Когда я открываю глаза, уже привыкшие к темноте, то смотрю на свой телефон.
Я спрашивал отца, но он ведь лжец. Я уже знаю, что он способен на убийство.
Все во мне говорит, что это мой отец нанял этого человека и, возможно, оставил записку, чтобы напугать Джулс, прежде чем решил убить ее. У меня нет других зацепок.
У человека, оставившего записку, был другой почерк нежели у отца, более женский. Возможно, у него есть партнер или, может быть, он кого-то нанял, кому доверял?
Еще один мой враг — это Лиам. Он женат, но я не могу представить, чтобы в этом был замешан он и его жена. И Лиама не было рядом, когда умерла моя мать.
Я провожу рукой по лицу, чувствуя, как на меня наваливается усталость, но спать я не хочу. Не могу. Я слишком боюсь отвести взгляд от Джулс. Я не могу перестать охранять ее даже на секунду.
Я знаю, что она не все забыла и что, возможно, та ночь, момент, когда мы разделили ее, теперь выглядит ошибкой в ее глазах. Меня убивает мысль, что она думает об этом. Что все было ошибкой.
Джулс начинает шевелиться на кровати и ее медленные движения привлекают мое внимание. Она стонет, и я подхожу посмотреть, все ли с ней в порядке. Она поворачивается на бок, натягивая простыню между ног, подчеркивая свою фигуру.
Я убираю волосы с ее лица, наклоняюсь, чтобы нежно поцеловать в щеку, наслаждаясь тем, что она не может бороться со мной во сне.
Когда я отстраняюсь, ее длинные ресницы распахиваются, и она смотрит на меня снизу вверх. Сначала в выражении ее лица появляется мягкость, как раньше, когда она смотрела на меня. Но оно быстро меняется, след улыбки тускнеет, когда к ней возвращаются воспоминания.
Ее плечи напрягаются, и она поворачивает голову, но не отталкивает меня, даже когда я провожу рукой вниз по ее талии и сажусь рядом с ней на кровать.
Кровать поскрипывает, когда я забираюсь под простыню, все еще в белой майке и фланелевых пижамных штанах. Я тяжело вздыхаю, чувствуя, как усталость наваливается на меня, когда я кладу голову на подушку и притягиваю Джулс ближе к себе.
Как и в начале этой недели, она позволяет мне обнять ее. Впрочем, она не отвечает взаимностью. Ее рука просто лежит на моей груди, голова — на моем плече. Тем не менее, я рад и этому. Ощущение ее маленького тела, прижатого к моему, слабые звуки ее дыхания и то, как она прижимается ко мне головой, убирая волосы с лица, — это все для меня.
— Поговори со мной, Джулс, — тихо говорю я. Я скучаю по ней. Я скучаю по шуткам и ее оптимистичной энергии. Я скучаю по ее рассказам и сладкому звуку ее смеха. — Я скучаю по тебе, — признаюсь я.
— Я не уверена, все ли у нас в порядке, — тихо говорит она, как будто это напоминание самой себе. — Есть в тебе что-то такое, что меня пугает.
— Но не все.
Ее глаза широко открыты, но она смотрит в другой конец комнаты. Я поудобнее устраиваюсь и обнимаю ее и размышляю, что ей сказать. Она долго молчит, но потом задает вопрос:
— Ты сказал, что Джейс убил женщину?
Я могу только кивнуть.
Она молчит, очевидно, ожидая, что я продолжу.
— Я не знал его хорошо, но он был…, — я делаю паузу, чтобы сделать глубокий вдох, и смотрю в зеркало на другом конце комнаты. В отражении я вижу макушку Джулс, покоящуюся на моей груди. Ее глаза пусты, как будто она сломлена. Не та женщина, которую я когда-то знал, не та Джулс, в которую я влюбился. Она не убегает от меня, как будто эта новая женщина смирилась со своей судьбой.
— Я видел его на встрече, и это был единственный раз, когда я пересекся с ним, — говорю я.
Я хочу объяснить и молюсь, чтобы она поняла.
Она ерзает у меня на груди, и я кладу руку ей на спину, чтобы прижать ее к себе, не дать отодвинуться, но мне это не нужно. Джулс устраивается поудобнее и остается прижатой щекой к моей груди, когда натягивает простыню повыше.
— Я сделал это, — говорю я, чувствуя, что слова вырываются из меня. Сказать ей правду. Сказать ей, как он меня разозлил. Как Джейс был так уверен в себе, так доволен тем, что сделал. — Ее жизнь не имела для него значения.
— Чья? Чья жизнь?
Джулс убирает руку, слегка отодвигаясь, но я протягиваю руку, чтобы схватить ее. Я подношу ее пальцы к своим губам и медленно целую каждую костяшку. Она не смотрит на меня, пока я это делаю, но, когда я опускаю ее руку обратно, она не убирает ее.
Я не знаю, что с ней делать в этот момент. Может быть, она оцепенела, но Джулс восприимчива. Она проиграла свою борьбу за то, чтобы все это отрицать.
— Ее звали Эйвери.
— Она была его любовницей? — Джулс неловко ерзает, произнося эти слова раньше, чем я успеваю продолжить.
Я киваю головой.
— Я тоже ее знал.
Это самый мягкий способ, которым я могу это выразить.
— Ты ее знал? — напряженным голосом спрашивает Джулс. Это самое громкое произнесенное предложение за весь разговор.
— Да, — честно отвечаю я.
— Это было до того,