Иду на свет - Мария Анатольевна Акулова
Вспомнился день похорон.
По коже под одеждой побежали мурашки.
Тогда её некому было вот так обнять. Тогда она ни к кому за этими объятьями не обратилась бы. Тогда её держало одно понимание: маме сейчас хуже. Поддерживать должна она.
И именно чувство ответственности дало пережить. Удержаться за двоих. Не упасть в яму следом.
Чувство ответственности, а ещё немного он, пусть Данила об этом и не знал.
Когда вот тут же, четыре года назад, ей стало совсем сложно, когда показалось, что силы кончаются, она скользила взглядом по толпе, толком не зная, что та самая толпа может ей дать. И только увидев его, поняла, что поддержку. Никто другой. Только он.
В ней тогда скопилась прорва боли. Её «безразличное» стекло трещало. И только ему не страшно было позволить увидеть, как плохо.
Только он не отвел взгляд. Не скривился. Не улыбнулся как бы извинительно…
Впитал. Не знал об этом, а помог.
— Ты приезжал сюда когда-то? — Санта спросила, на секунду жмурясь. Постаралась побыстрее вытолкнуть себя оттуда, где было совсем плохо.
Данила ответил не сразу. Он всё так же смотрел на памятник, потом медленно перевел голову из стороны в сторону.
— Не приезжал. — И сказал правду. Моргнул, глянул вниз. — Я не верю, что есть смысл говорить памятнику то, что не было сказано человеку. Но я его помню. И часто благодарю.
Наверное, другого ответа от Данилы Санта не ожидала. Да и не хотела бы. Отчасти даже согласна с ним. Просто… Она не приезжать не может.
Она не знала, как всё устроено там, куда попадают после смерти. Но ей было бесконечно важно, чтобы папе там не было холодно, одиноко, чтобы он чувствовал… Всегда чувствовал её любовь. Чтобы он не сомневался: его тут помнят.
— Ты только не недооценивай меня, хорошо?
Услышав наверняка неожиданный вопрос, Данила немного напрягся, Санта почувствовала это, улыбнулась непроизвольно…
Опять вскинула взгляд, поборола желание потянуться к его лицу и разгладить эту чертову складку между бровей…
— Папа нас с мамой всегда и от всего ограждал. Я понимаю, что это забота. Но не делай так. Я же вижу, тебя что-то гложет…
Санта говорила, Данила хмурился сильнее. И ей бы остановиться, наверное… Во всяком случае, он бы явно этого хотел, но рядом с папой просто стыдно быть идущей на попятную трусихой.
— Мне Аля сказала, что ты встречался со своей Ритой…
Напряжения в Даниле стало больше. Он и сам закаменел, и скулы будто… Смотрел вниз на Санту… Молчал…
А ей не страшно…
Она отпускает воротник, тянется к его щеке, гладит…
— Если ты сомневаешься, Дань…
И сама толком не знает, как собирается закончить мысль, но Данила не дает.
Разворачивает от памятника, обнимает так, что даже дышать сложно, бьющий по глазам свет снега и серого неба сменяют чернота плотной ткани. Данила вжимает Санту в себя и держит.
Так не ведут себя сомневающиеся люди.
— Не слушай Алю, Сант. Никого не слушай. Я тебя люблю. В этом не сомневаюсь…
Скорее люди, боящиеся отпустить. А может даже потерять.
Но это же глупости…
— Идем к машине…
Данила просит, Санта кивает, как может.
— Да, идем…
Она от него никуда.
Глава 11
— Санта Петровна, вы далеко?
Обращение Альбины застало Санту уже у лифтов. Первым желанием было развернуться и бросить в ответ: «не ваше, Альбина Николаевна, дело…», потому что пусть Даниле Санта верила, злость на благодетельницу-подругу так и не прошла.
Но выяснять отношения в офисе — не вариант. Здесь, всё же, слишком много посторонних. И слишком же много наблюдательных.
Поэтому Санта держит лицо, оборачивается…
— Обед, Альбина Николаевна.
Произносит, туша вспышку раздражения, которая всё равно зарождается внутри.
Это глупо, но Санте кажется, что Альбина может «сглазить» их счастье своими идиотскими сомнениями. И пусть ей неподвластно, но очень хочется залезть в голову тревожной стервы и переключить один из многочисленных тумблеров. Потому что по взгляду видно — она сканирует Санту на предмет «всё ли хорошо»…
— Да вы что?! — Примерова отвечает показательно-удивленно, ускорив шаг, идет к рельсе-вешалке с верхней одеждой, набрасывает на плечи свое пальто…
И Санта злится сильнее.
— С тобой спущусь… Лифт придержи…
Но на принцип не идет. Зато идет к лифту. Нажимает кнопку. Смотрит на блестящий металл створок, с силой сжав челюсти. Одновременно очень хочет и боится, что лифт приедет пустым. Скашивает взгляд, когда Альбина становится рядом, сначала раздразив сильнее цокотом шпилек, потом — сладким облаком своих духов.
Внутри действительно никого. Альбина заходит первой, Санта — следом. Показательно отворачивается. Показательно же нажимает нужный ей первый. Если Примеровой на другой — пусть потрудится и нажмет сама. Санта — не нанималась. Во всяком случае, точно не для этого. И точно не к ней.
Из задворок памяти всплывают воспоминания о том, как сложно у них было поначалу. Как Аля на неё давила… Что не гнушалась унижать… И пусть это всё — в далеком прошлом. Пусть Санта давно забыла и отпустила, сейчас очень хотелось злиться сильнее. Поэтому не грех вспомнить всё…
— Сант…
Альбина окликнула почти сразу. Санта только сильнее выровняла спину, даже не оглянувшись. Она — не Чернов, конечно, но тоже успела немного разобраться в особенностях Альбины. Сейчас ей приспичило мириться. Только это не обязывает тут же прощать ей наглость. Поэтому в ответ — молчок.
— Сант… — Но Аля окликает повторно. Вздыхает… — Хочешь, я скажу, что обозналась?
И задает вопрос, который заставляет Санту возмущенно выдохнуть. Оглянуться. Посмотреть так, чтобы можно было не отвечать даже. Всё в глазах…
Потому что адекватным людям не нужны подобные предложения «с барского плеча»…
— Зачем? Чтобы я с Даней посидела, пока ты будешь пытаться свою личную жизнь устроить?
Встречный вопрос от Санты
