Иду на свет - Мария Анатольевна Акулова
— Я понимаю, почему она о вас молчала, Дань… И ты ведь тоже понимаешь…
Мамины слова отозвались в девичьем сердце трогательной трелью. Когда тебя любят, первым делом пытаются понять, а не в чем-то обвинить, даже если могли бы…
— Понимаю, Лен.
Ответ Данилы снова «дернул» уголки рта вверх.
— Я тебя об одном только попрошу, хорошо? — Елена задала вопрос так, что наверняка очевидно и самому Даниле, сказанное будет действительно просьбой. Исполнять ли — на его усмотрение. Но она желает добра. И дочке, и ему…
— Конечно, — поэтому он соглашается выслушать без сомнений.
На кухне недолго царит тишина, Санта и сама дыхание затаивает…
— Стать такой же, каким был её отец, — огромная мечта Санты. Она тебе ни в чём не откажет. Она тонкая девочка, семейная. Видно, как сильно и искренне любит. Она будет счастлива и замуж выйти, и детей родить. Я не сомневаюсь. Но дай её немного времени… Мне когда-то оно совсем не нужно было. Любила Петю, ничего не видела. Многим не нужно, но Сантуша… Она обо всех заботится. Обо мне, об отце… О тебе тоже. Но ты же видишь, её немного разрывает…
— Вижу…
Данила ответил, Санта болезненно нахмурилась. В груди стало тесно от любви к обоим.
— Я понимаю, что «идет в комплекте», Лен…
В ответ на шутку Данилы Елена беззлобно фыркнула, у Санты же снова губы дрогнули…
— Понимаю и беру.
Следом — сердце. К нему же прижался кулак. Под свитером — его крестик. Санта надела впервые — на удачу. Сейчас подумала, что удачу он действительно принес.
Прислушалась. Поняла, что на кухне вновь стало тихо. Может друг на друга смотрят, может, в окно. А может в чашки. Потом же Лена чуть прокашлялась…
— Никогда не думала, что это придется делать мне… Что говорить придется тебе, Дань, но уж прости… Если ты её обидишь — будешь иметь дело со мной…
Это не звучало угрожающе, у Лены каждое слово — будто лаской укутывает. И продолжавшую стоять за стенкой Санту, и самого Данилу, кажется…
Он вслух не ответил. Наверное, кивнул с улыбкой.
— И дай я тебя обниму…
Потом на кухне снова рассмеялись. По полу проехались ножки стульев.
В тот момент, когда сияющая Санта снова появилась в проеме, её мама действительно обнимала Данилу. Увидела дочь, подмигнула…
И как бы Санта ни держалась, пришлось запрокинуть голову, чтобы не дать слезинке скатиться по щеке.
* * *В Киев они возвращались снова на машине Данилы. Ромашка осталась ждать возвращения хозяйки под навесом.
Чернов не был особенно болтлив, да и весел тоже… Санта не пыталась его разговорить, но чувствовала, что он то ли устал, то ли встревожен…
Так, будто где-то внутри у него сбои по подаче электричества. И, чтобы выглядеть, как выглядел у Лены, он прилагал нехилые усилия, а теперь — то коротит, то потрескивают бьющие изнутри наружу разряды.
— Всё хорошо? — не выдержав, уже на въезде в город, Санта аккуратно дотронулась до мужского локтя, реально чуточку боясь, что может шибануть напряжением.
Вздрогнула, когда Данила дернулся, резко поворачивая голову к ней. Улыбнулась, погладила, как бы успокаивая… Скользнула вниз по руке до запястья, подушечками пальцев по змейкам вен до костяшек, сжала вместе с ручкой переключателя…
— Да…
Почувствовала, что он снова немного расслабляется. Возгордилась собой…
Улыбнулась смелее…
Ей было тепло, когда Данила перевернул её руку, потянул к губам, прижался ими к ладони. Не отпустил тут же, а грел парой вдохов, отвлеченно глядя в лобовое. Потом снова поцеловал, отпустил как бы нехотя…
На просьбу Санты «заехать в одном место» Данила отреагировал спокойно. Впрочем, как и на уточнение, куда именно ей хотелось бы…
Не спорил, свернул в нужном направлении без лишних разговоров, но стал ещё немного более серьезным будто бы, когда Санте казалось — серьезней уже некуда.
Они ехали к кладбищу в тишине. Санта с силой сжала мужскую ладонь, когда зашли в ворота.
Приезжать сюда ей всегда будет сложно, сколько бы лет ни прошло. Тяжело идти по дорожке. Тяжело бросать первый взгляд на памятник — ещё «со спины». Обходить тяжело, видеть улыбающееся лицо тяжело…
Данила остановился за оградой, Санта подошла к памятнику сама.
Прижалась пальцем к холодному граниту, скользнула по выбитому на нём кресту, смотря при этом на отца.
— Привет, папуль…
Шепнула только ему, только ему же улыбнулась…
Привычно чувствуя, как первой волной накрывает тоска, глаза против воли влажнеют. Потому что с тех пор, как его не стало, ей всегда грустно. Иногда меньше, иногда больше. На кладбище и в памятные даты — особенно. Но за эти четыре года в принципе не было ни дня, чтобы она не вспомнила отца. Чтобы она не ощутила его нехватку…
— Мы к тебе… Знакомиться…
Санта сказала с улыбкой, оглянулась…
Поймала разглядывающий выбитое на камне лицо наставника взгляд Данилы. Тяжелый будто. Задумчивый.
Потом только Данила посмотрел на неё. Знал, что от него требуется. Дал это. Санте досталась новая улыбка. К сожалению, механическая. Которая заставляет грустить сильней.
Которая тянет от холодного камня назад к теплому человеку.
Данила обнимает её без просьб и намеков, притягивает к своему боку, дает прижаться виском к плечу…
Слов особых-то нет. Ни у Санты, ни у Данилы.
Ей важно было «представить» его не только маме. Сюда попасть — наверное, не менее ответственно. Но вести разговоры с надгробием — не обязательный пункт их программы. Да и Данила не стал бы.
— Не холодно? — спросил, повернув голову, Санта мотнула своей, а потом, будто немножечко себе же противореча, стянула пальцами ворот пальто. Вжалась сильнее в теплый бок. Осознала, что под его крылом ей даже здесь уютно.
Тоже грустно. Тоже сложно. Но с ним
