Иду на свет (СИ) - Акулова Мария
Задавая наводящие вопросы об отце и братьях Санте, Данила по сути искал ответы на свои. Он не был большим оптимистом. Что будет сложно — понимал. И если вчера не был готов нырять с головой в правду, сегодня успокоился и принял: выбора-то нет. Если отцовство подтвердится — он захочет познакомиться с сыном. Им надо будет друг к другу привыкнуть. Попытаться подружиться. Это всё — время и душевный ресурс. Это всё от Санты не скроешь. Нельзя так просто.
А Рита — жадная и деструктивная. И судя по тому, какую дорожку выбрала, вредить им с Сантой будет. Если, конечно, будет, чему вредить.
Потому что эта девочка на себе испытала все сложности жизни младшего ребенка, и потому что Данила не сможет отказаться от своего ребенка даже ради её спокойствия. Отец учил его другому.
Да даже его предложение руки и сердца теперь будет звучать уже иначе. Не «давай руку, зайдем в парное молоко», а «прости, но если ты со мной — мы ныряем в прорубь».
Риск того, что Санта руку выдернет — высок. Её нельзя за это осуждать.
Рассказывая о прошлом с Ритой, Данила чувствовал себя абсолютно спокойно, та любовь ему давно отболела, а вот когда ждал её ответ на свой вопрос — сердце забилось быстрей. Она сказала правду.
В теории… Она могла бы струсить.
А как на практике… Возможно, ещё немного и они бы узнали.
Второй результат пришел в следующее воскресенье. То самое, которое он провел с Сантой и её мамой.
Чувствовал себя говном, потому что сам должен был притормозить порывы смелой девочки доказать свою любовь, пока не разобрался с проблемами. Должен был, но не притормозил.
Каждый человек в чем-то слаб. Данила позволил себе слабость привязать её к себе ещё чуточку больше. Чтобы хотя бы на мизер уменьшить шанс того, что правда струсит.
Результат ему прислала Рита, когда он был в машине. На фото снова та же херова почти стопроцентная вероятность.
И всё, что хочется сделать Даниле — это съехать на обочину, продышаться, выдохнуть тихое:
— Сука… Как же так… Сука… Ну как же…
Дальше он едет с пониманием, что он теперь — отец. Но не говорит об этом с порога. Санта выскакивает из дома без верхней одежды и с пылающими глазами. Она настолько возбуждена и беззащитна, что он просто не может. Он её укутать хочет. От холода и от проблем.
Просто любить, разве так много?
Она искренне верит, что папа его одобрил бы… А он-то знает, что уже вряд ли. Для своей дочки Пётр хотел лучшего. Данила же может предложить в большей степени сложности.
Жизнь сыграла с ним злую шутку. Когда-то казалось, что шаги навстречу от Санты будут просто радовать, понижать тревожность. Оказалось же, что её шаги тревожат сильнее.
Данила не любил ложь и врунов. И осознавать себя одним из таких было гадко. Но он не признался. Ни перед встречей с Леной. Ни на кладбище, когда мог бы. Когда она действительно сама же спросила.
Просто не готов был опускать её с собой в один котел. Это глупо, наверное, но ему хотелось, чтобы она хотя бы немного ещё пожила спокойно. Подумал, что бог любит троицу. А он на тестах не разорится.
Только на сей раз сделает всё так, чтобы и самому не усомниться.
Рита долго сопротивлялась, когда Данила скинул ссылку на новый центр. Её аргументы сводились к тому, что это абсурд! Что сколько можно? Что она не позволит изгаляться над ребенком только потому, что он никак не может смириться! Сама же трубку бросила. Молчала день.
Сама же набрала. Согласилась…
Материал был сдан. У Данилы — снова неделя. И эту он тратит максимально продуктивно.
Подходит со скепсисом к каждому сказанному Ритой слову. Оговаривает всё предварительно с заведующим центра. Изучает данные про тот центр, который выбрала она. Находит кое-что интересное… Переваривает…
На сей раз не спешит дарить себе же ложную надежду. Забирает результаты сам. Никогда не считал себя трусом, но вскрывать этот конверт боится так, что даже пальцы немеют.
Делает это только в офисе за несколько часов до новой встречи с Ритой.
Читает, не верит…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})И осознать не успевает, не успевает выдохнуть, почувствовать, как гора с плеч, когда в кабинет заглядывает Санта.
И это так символично, потому что её свет внезапно озаряет.
Вот только сейчас давая Данила осознает, что всё это время провел по сути в темноте.
Будто ослеп.
Его поймали врасплох. Он развесил уши.
И… Оступился.
Глава 14
На месте последней встречи Данила был чуть раньше Риты.
Она предложила поговорить в ресторане отеля, в котором поселилась. Мол, раз это ему нужно втиснуться в её плотный график — подстроится.
А Даниле и правда было всё равно.
Просто побыстрее бы разобраться.
Поэтому подстроился.
Припарковавшись у здания, вышел из машины. Во внутреннем кармане — два конверта. Самого немного потряхивает. Первой волной его накрыло облегчение. Потом — осознание, от какого ж дерьма бог его отвел… И тогда, и сейчас.
Данила следил, как Рита выходит из арендованной очень недешевой тачки. Как движется к нему вдоль стеклянных стен выбранного отеля.
Она и сама выглядела, и окружила себя декорациями, которые вряд ли могла бы себе позволить человечка, стоящая за шаг до личного финансового кризиса.
По её же словам муж оставит её без средств. Через ребенка из него она тоже больше ничего не вытянет. Сама себя обеспечивать очевидно на том же уровне не смогла бы…
Но экономить не бросилась.
И к нему пришла не в позиции просящей.
Данила с первой секунды не чувствовал и не видел в ней минимальной растерянности. Да, она вроде бы шла на поводу у его требований, вроде бы уступала. Но делала это слишком легко. Так, будто не сомневалась.
Или так, будто знала, как сделать, чтобы сомневаться не пришлось.
Рита приближалась, покачивая бедрами. Смотрела так, что Данила убеждался — чувствует себя самодовольной победительницей, и серьезность на его лице воспринимает тоже как собственную победу. Думает, что он пришел смиренно принять факт и наконец-то прекратить балаган. А он, как всегда, не готов оправдать её ожидания.
Следит равнодушно, подпускает её, наверное, слишком близко.
Уворачивается и придерживает за локоть, когда Марго тянется к его щеке…
Эта фамильярность кажется ей уместной, а ему — никуда не годящейся.
Они не расходились друзьями. Он её не прощал за скотство. Он не пережил брезгливость к ней и Максиму.
Даже окажись всё правдой, на отношениях с Ритой это не отразилось бы. Но ей не понять. Её несет в благополучные дали на волне собственного триумфа.
— Почему такой хмурый, Дань? Хорошо же всё…
Рита не настаивает, отстраняется и заглядывает в его лицо. На её — выражение слегка надменной наигранной обеспокоенности. Мол, ну зайка… Прекрати дуть губы…
А у «зайки» на языке сходу крутится обвинение, но Данила слышит, как в кармане жужжит телефон.
Игнорирует вопрос Риты, достает мобильный.
Это снова Санта…
У неё будто чуйка, а может действительно она.
И чем закончилось в прошлый раз он помнит. А ещё, в отличие от Риты, учится на своих ошибках. Вряд ли переживет, если когда-то умнице нужна будет помощь, а он её не окажет.
— Санта… Это что-то серьезное или сыну представлять не будешь?
Рите бы молчать, а она зачем-то снова спрашивает.
— Рот закрой, Рит.
Даниле кажется, что во взгляде всё же мелькает раздражение. С ней так разговаривать вроде как нельзя. Но, на самом деле, можно.
Всё с ней можно. Свое уважительное отношение она сама же просрала. Причем, как понял Данила, так считает не только он, а каждый из мужчин, которым на судьбу было написано её трахать.
Звонок Санты сейчас был не к месту. Самому понятно, что голос — грубоват. И вот с ней разговаривать ему хотелось не так.
Она задавала свои вопросы, а Даниле важны были две вещи: чтобы с ней всё хорошо, и чтобы дала ему немного времени привести в состояние «хорошо» жизнь со своей стороны.