Сведи меня с ума - Мелани Харлоу
Мэрайя выглядела удрученной.
– Но мисс Шайенн сказала…
– Мисс Шайенн лжет.
Смеясь, я, спотыкаясь, шла вперед сквозь ливень риса, когда он пошел через лужайку. Гриффин с силой держал мою руку, но в то же время не причиняя боли, и мне вроде как понравилось, насколько он был возбужден. Он был милым, когда улыбался, но был чертовски горяч, когда злился, а его стиснутая челюсть делала со мной невообразимые вещи.
– Извините, девочки, – сказала я с улыбкой. – Это просто шутка. На самом деле мы не женаты.
Три девчушки выглядели разочарованными.
– Здесь никогда не происходит ничего веселого, – пожаловалась одна из них.
Но через минуту они же кидались рисом друг в друга, визжали и мчались обратно к разбрызгивателю.
– Я разберусь со своей сестрой, – проворчал Гриффин, вытаскивая ключи из кармана.
– Да ладно, у нее есть чувство юмора.
– Она заноза в заднице.
Он отпустил меня, когда мы подошли к грузовику.
– Убери плакат, пожалуйста. Я отвяжу банки.
Я открыла заднюю дверь чуть меньшего размера со стороны пассажира и взглянула на черно-белого котенка в переноске.
– Привет, милашка. Ты уже ждешь не дождешься приехать в свой новый дом? – Забравшись на сиденье, я стянула лист бумаги с окна, к которому он был приклеен. – Не обращай внимания на своего нового папу. Он сейчас сварливый, но я клянусь, он хороший парень.
– Передай мне плакат, пожалуйста, – попросил позади меня Гриффин.
Я вылезла из грузовика, смущенная тем, что он мог видеть мое нижнее белье, которое было не особо сексуальным.
– Держи.
Он взял банки и листок, прошел на крыльцо и кинул все прямо за решетчатую дверь. Я села на переднее сиденье и стала ждать его, слушая мяуканье котенка сзади.
– Все в порядке, котенок, – сказала я, гадая, мальчик это или девочка и есть ли у него – или у нее – имя.
Гриффин сел за руль и захлопнул дверь.
– Говорил же, что моя семья отвратна.
– Им действительно нравится доставлять тебе неприятности, не так ли?
– Ага.
Он завел двигатель, но не тронулся с места.
– Как-то легче было это принимать, когда папа был жив. Теперь всегда кажется, что двое против одного.
– Как давно его нет?
– Чуть больше двух лет.
– Сочувствую.
Он пожал плечами.
– Думаю, такова жизнь. Я хотел бы, чтобы он прожил достаточно долго, чтобы уйти на пенсию. Наслаждаться своей жизнью больше. Он так много работал – каждый день своей жизни. Для чего?
Я посмотрела на него. Разве он действительно не знал?
– Для этого, Гриффин. – Я указала на его дом, на дома вокруг, на него. – Для его семьи. Для обеспечения их безопасности. Для бизнеса, которым он гордился и который мог передать своему сыну.
– Наверное.
Я подумала о своем отце и о том, как он вел дела.
– Бьюсь об заклад, твой отец был честен.
– Всегда.
– И справедливо платил своим сотрудникам.
– Так и есть.
– И никогда не выполнял работу, которая ему не нравилась. Никогда никого не обманывал. Никогда не поступал легко или дешево, когда на кону стояла его репутация. И держу пари, он платил налоги, даже если ему это не нравилось.
– Ему это определенно не нравилось. Но ты права, он никогда не обманывал.
– А как ты думаешь, если бы он оказался здесь прямо сейчас, то сказал бы тебе, что сожалеет?
– Нет, – неохотно ответил Гриффин.
– Потому что он был хорошим человеком. Хорошим отцом. Готов поспорить, твоя мать сказала бы, что он также был хорошим мужем. Это многого стоит.
Гриффин продолжал смотреть сквозь лобовое стекло.
– Я ведь думаю о своем отце и чувствую… стыд. Это не значит, что я его не люблю, – он все еще мой отец. Но я не горжусь тем, что он сделал. Он больше заботился о деньгах, чем о том, что было правильным, – сказала я, разволновавшись. Я никогда не захочу быть таким человеком.
Гриффин посмотрел на меня.
– Ты не такая, Блэр.
– А что касается моей матери, она сказала мне, что я полная идиотка, когда я уезжала. Она сказала, что я помешанная, наивная и не протяну и месяца в одиночестве.
– Она ошибается.
– А что, если нет? – Я нервничала, сцепив пальцы и чувствуя, как мое сердце забилось быстрее. – Что, если она знает больше, потому что старше и мудрее, и воспитала меня особым образом в особой среде, где все вручается мне, и все эти неудачи, с которыми я сталкиваюсь, – лишь верхушка огромного айсберга, скрывающегося под поверхностью, и я обречена на провал?
– Эй.
Гриффин протянул руку ко мне и сжал мою ладонь.
– Она ошибается, ясно? Помолчи и переведи дух.
Закрыв глаза, я несколько раз медленно вдохнула и выдохнула. Когда я снова посмотрела на Гриффина, то почувствовала себя глупо.
– Спасибо. Извини за приступ паники – этот разговор должен был быть о тебе.
– Все нормально. В любом случае я правда не хочу говорить о себе.
Он снова сжал мою руку.
– Теперь послушай, я познакомился с тобой лишь вчера, но уже могу сказать, что ты не из тех, кто сдается или боится, когда сталкивается с проблемой. Может быть, ты немного, хм-м…
– Осторожно, – предупредила я.
– Неопытна в реальном мире, – закончил он, что я посчитала триумфом, – но ты быстро научишься. Ты умна, целеустремленна и можешь говорить с кем угодно – на двух языках, не меньше.
– Вообще-то на трех.
– На трех?
– Я еще латынь знаю.
– Латынь?
– Это универсальный язык западной цивилизации, – сказала я в свою защиту. – Хотя я признаю, что это не очень полезно в современной жизни.
Гриффин покачал головой и одарил меня обезоруживающей улыбкой.
– С тобой все будет в порядке, Блэр.
– Ты правда так думаешь?
