Малышка (СИ) - Ти Эллин
Естественно, я не могу сказать женщине, которой плачу за жильё, что сейчас не один и она может гулять до завтра. Тем более что в квартиру она не заходит, забирает деньги в дверях и идёт к себе.
Кладу трубку, улыбаясь, пока Арина кидает в кофе уже пятую ложку сахара, хотя пьет с одной. В душе бегает толпа довольных обезьянок, танцующих победный танец, глядя на ревнующую Арину.
— Мне уйти? А то придет твоя Маша, а тут я. Не поймет ещё, обидится. Ну ты скажи ей, что мы просто друзья, чтобы она не надумала себе чего-нибудь, — Арина ворчит и идёт снова мыть чашку, в которую насыпала целую гору сахара.
Подхожу к ней сзади, обнимаю за талию, прижимаю к себе, кладу подбородок на макушку и шепчу:
— А кто-то ревну-у-ует…
***
Арина
Макс обнимает меня слишком крепко для парня, что только что разговаривал с какой-то Машей, которую, к тому же, ещё и в гости ждёт. Нет, ну здорово, конечно…
Что за Маша вообще? Почему она придет? Почему он так мило с ней разговаривал?
В голове очень странные и грустные мысли, я думаю о том, что это может быть вообще его девушка. Он же не говорил, что свободен? Не говорил, что у него нет никого? Тогда зачем целовал меня, зачем тогда делал всё, от чего щеки до сих пор пылают?
Злюсь, когда он говорит, что ревную. Я? Да сейчас! Делать мне больше нечего, конечно.
Я? Ревную? Да! Я ревную! Потому что он меня спасает, избивает того, кто меня обижает, затем целует меня, ласкает, а воркует с какой-то Машей? Я не согласна.
— А кто-то ревну-у-ует…
— Да ну? — хмыкаю, оставляя в покое чашку, и опираюсь руками на столешницу, все ещё крепко прижатая к Максу. — Тебе показалось.
— А мне кажется, что я прав, — засранец говорит хитро-хитро, оставляя нежный поцелуй на шее, отчего я почти падаю на пол, только вовремя успеваю взять себя в руки и не подать виду, что растекаюсь тут перед ним мороженкой.
Он целует ещё раз и что-то бормочет, когда в дверь звонят, и я напрягаюсь. Не уверена, хочу ли видеть эту Машу, но любопытство и чертова ревность таки делают свое дело, и я плетусь за Максом, как сторожевой пёс.
Дверь открывается и на пороге появляется…
— Ой, Ариша, и ты здесь? Здравствуй, красавица какая стала!
— Здравствуйте, тёть Маш…
Боже, ну не дура ли? Это же подруга мамы Макса, знает меня с пелёнок. Я правда не знала, что она тоже живёт в Москве, но становится дико стыдно, что стала ревновать без повода. Да и вообще, почему я стала ревновать?
— Максим, я уеду в Воронеж на пару месяцев, деньги можешь на карту переводить, если тебе удобно, — тетя Маша забирает сумму из рук Макса, а я стою как вкопанная, не зная, куда себя деть.
— Да без проблем, — кивает Макс, вдруг закидывая руку мне на плечо, притягивая ближе и целуя в макушку.
— А я всегда говорила, что вы созданы друг для друга, — улыбается тетя Маша, потом желает нам счастья и уходит, а в квартире воцаряется звенящая тишина.
— Теперь мы можем выпить кофе? — смеётся Макс, потянув меня за руку на кухню.
— Я не ревновала!
— Коне-е-ечно, — он хохочет, — что сразу начала нести чушь, что мы просто друзья.
— А мы не просто? — шепчу, желая дать себе по лбу. Ну почему я никак не научусь следить за языком? Господи, ну какая же дура…
— А ты как думаешь? — он останавливается и снова подходит ко мне вплотную, а я опять забываю, как дышать. Что за привычка выбивать меня из равновесия? Задираю голову — как обычно, — чтобы видеть хитрые глаза.
— Если честно, то я вообще не понимаю, что между нами происходит. Два года назад ты сказал, что мы не пара, мы не общались всё это время, а теперь появляешься вдруг и снова так нагло… Снова так…
— Что снова, малышка?
— Снова так нагло влюбляешь в себя, что я боюсь повторения, боюсь, что что-то пойдет не так. Боюсь влюбиться сильно, боюсь отпустить себя, потому что не знаю, что будет дальше.
— Два года назад мне пришлось это сделать, потому что ты была слишком маленькой, котенок, понимаешь? — я киваю, потому что понимаю прекрасно, не раз уже анализировала всё это. — Я не надеялся встретить тебя здесь, но судьба распорядилась иначе, и я рад, что так вышло. Тебе больше не пятнадцать, а я больше не такой идиот, который совершит ошибку снова. Ты мне не просто нравишься, малышка, я влюблен в тебя до ужаса сильно. Знаю, что это эгоистично, но я все сделаю, чтобы ты была со мной, слышишь?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Я и так с тобой… — шепчу, сливаясь в сладком поцелуе с тем, кого готова видеть каждое утро до конца своих дней.
— В общагу тебя не пущу сегодня, — Макс поднимает меня на руки и усаживает на стол, впиваясь губами в шею. — Буду обнимать всю ночь, чтобы знать, что ты не мёрзнешь.
— За какие заслуги ты мне достался, Тимофеев? — я похожа на влюбленную идиотку с этой улыбкой до ушей, ведь… Хотя стойте. Я и есть влюбленная идиотка.
— Скорее, за грехи, — он усмехается и сладко целует в щёку, — ты же знаешь, что я та ещё задница.
— Знаю, — кладу руки на щеки и прохожусь подушечками пальцев по ранкам на губе и брови. Старцев повредил самые идеальные места на теле моего Макса, козёл.
Моего Макса.
В пятнадцать я мечтала о том, чтобы иметь возможность произносить это на законных основаниях, а теперь не могу поверить своему счастью.
— Какие планы на день рождения? — вдруг спрашивает Макс, чуть отстраняясь, а меня осеняет: через пять дней мне восемнадцать.
— Ох, черт… Ну, на субботу мы забронировали столик в клубе, но, если честно, туда я хочу меньше всего. Можно было бы посидеть где-нибудь с Леркой и Ромой, если ты не против, конечно. А в воскресенье приедут мои.
Макс вдруг напрягается, выравнивается как по струнке и даже меняется в лице. Что случилось? Не хочет знакомиться с моими друзьями?
— Кто приедет?
— Родители, Тёма со своей новой девушкой и Яна, тоже вроде не одна. А что такое?
— Да нет… Ничего. Буду рад увидеться с ними.
***
Макс
Рад я буду, конечно. Особенно после того, как Тёма запретил приближаться к его сестрёнке и отправил меня в больницу на пару недель со сломанными ребрами. Не то чтобы я боялся физической расправы в это воскресенье, больше боюсь морального давления на малышку. Тёма сложный человек и, если что-то идёт не так, как задумал он, нервничает и творит херню.
Конечно же, я не брошу малышку в день рождения, а с друзьями её познакомлюсь так вообще с удовольствием. К слову, очень греет душу то, что она не противится чувствам после всего, что было, и не закрывается от меня. Зачем, если мы влюблены?
— Макс, все точно в порядке? — шепчет малышка, поглаживая моё лицо, и я вдруг расслабляюсь, потому что рядом с ней не может быть не в порядке. Я влюблен по самые уши, и мне вообще пофиг на то, что кто-то что-то имеет против нашей пары, пусть даже это и родной брат Арины. Больше ничто не помешает мне быть рядом с ней, я уверен.
— Точно, малышка. Просто по своим соскучился, вот и подвис, — вру, а потом целую свою маленькую, забывая обо всем на свете. Прорвёмся, чего бы это ни стоило. В конце концов, не увезет же он Арину в Воронеж и не спрячет под сотню замков, правда?
Малышка обнимает меня со всем трепетом и целует так нежно, что над нами уже должны появиться единороги на розовых облаках. Слишком сладко.
Оттягивает пряди волос на затылке, задирает голову, открывая доступ к шее, и жмется, как кошка, давая почувствовать горячее тело. Я целую, обнимаю крепко, провожу языком по ключицам, а малышка снова дрожит, как осенний листок на ветру, и меня это дико заводит. Заводит так, что звенит в ушах. Я теряюсь в пространстве и забываю обо всем, только целую бархатную кожу на шее, не скрытую тканью толстовки. Не смогу остановиться, чувствую это. И я понимаю, что малышка уже взрослая, но не могу не спросить…
— Малышка, а ты ещё…
Она понимает, о чем я, и качает головой, вдруг густо покраснев.
— Прости…
— Ты дурочка, что ли? — целую нос, сладкие щеки, оставляю поцелуи на веках и висках. — Вообще не важно, вот веришь? Но спросить я должен был, сама понимаешь.