Частичка тебя. На память (СИ) - Шэй Джина "Pippilotta"

Гормоны.

Одни гормоны бьют ключом. Сейчас она милая и веселая, через минуту — уже дуется по самой надуманной причине.

Ладно, подожду с допросом до вечера. По работе есть много вопросов, да и Эндж надо все-таки поймать. Не заданные ей вопросы никуда не делись.

Вообще, не надо было так быстро отдавать ей справку — не было бы и вопросов. А так, мазнул по ней взглядом, не отпечатывая информацию в уме, и только когда Эндж подняла голову, понял, чью бумажку держу в руках. И вот теперь мучаюсь. Какие там были сроки?

Мне мнилось, что там была разница с озвученными мне данными. Принципиальная такая разница.

Которую надлежит обязательно уточнить.

Стоит ли вызвать Энджи по рабочему предлогу или постараться найти на территории клуба где-нибудь, где будет поменьше слишком длинных ушей?

Моя проблема решается неожиданно быстро. Я только и успеваю, что припарковаться и вылезти из машины, как неожиданное явление привлекает мое внимание.

Энджи.

Багровая, растрепанная, летящая вдоль по аллее в моем направлении. Настолько устрашающая, что с её пути разлетаются не только работники, но и клиенты, очень капризные при том клиенты.

Что-то случилось!

Мои брови взлетают на лоб.

Я редко видел её на взводе, вот такой, практически смертоносной, слишком многое она прятала под доспехом деловой стервы, которая никогда лишний раз не выйдет из себя.

Значит, событие из ряда вон.

— Открой багажник, сейчас же! — восклицает Эндж, подлетая и чудом не врезаясь в меня. Мда, беременная женщина, в таком состоянии — это почти что атомная боеголовка. Лучше не трогать, и вообще не дышать.

— Ты что-то потеряла? — пока я с брелка выполняю её просьбу — пусть и весьма категоричную, Эндж бросается к тыльной стороне моей машины.

Она не отвечает. Просто с головой ныряет в багажник, почти рыбкой. Так, что при желании, чуть подтолкни — и можно упаковать её в этот багажник почти что добровольно.

Потеря очень важная. Энджи без церемоний встряхивает сумку с одеждой Юлы, толкает с места канистру с водой, заглядывает даже под коврик на дне багажника.

А потом выпрямляется с пустыми-пустыми глазами.

— Нету, — она шепчет это беззвучно, едва шевеля искусанными сухими губами, — ничего нету.

— Энджи, да что такое? Что ты потеряла?

Давно я не видел её в настолько растрепанных чувствах.

Слезы по бледному лицу хлещут градом. Она даже пошатывается, приходится прихватить её за локти, чтобы удержать на ногах.

Анжела вдруг резко вздрагивает, фокусирует взгляд на моем лице и толкает меня ладонями в грудь.

— Ты! Ты! Это все ты! — всхлипывает она тихонько, а потом и вовсе со всего размаха начинает барабанить по моим плечам ладоням. — Если бы не ты, я бы вернулась. Проверила бы, все ли собрала…

Ох, слабо ты бьешь, Энджи, вот бы тебе боксерские перчатки выдать, я бы честно дал тебе себя отметелить. Потому что вся эта ситуация снова выкручивается такой стороной, которой нельзя было предсказать.

Хорошо, что мы еще стоим за машиной, и никто особенно не видит, чем мы тут занимаемся. Иначе непременно возникли бы вопросы.

— Что у тебя пропало? — терпеливо уточняю, ожидая, пока гнев Энджи сойдет на нет. — Может быть, я тебе помогу поискать? Где потеряла? Может у женской консультации, когда я тебя толкнул?

Она замирает, глядя куда-то в одну точку и отчаянно кусая губу.

— Да… Наверное там.

— Что ты потеряла? — повторяю вопрос, кажется, уже в четвертый раз. — Я могу к ним позвонить, спросить, никто ли не находил твою пропажу.

— Нет! — Анжела тут же вскидывается, и почему-то съежившись под моим взглядом, добавляет. — Я сама им позвоню. Это будет правильней. Все-таки женская консультация. Извини, мне надо работать.

Она торопливо вытаскивает руки из моих пальцев — слишком быстро — разворачивается и почти что убегает с парковки.

Никак не могу избавиться от чувства паранойи. А может, Энджи и вправду ведет себя очень подозрительно.

Настолько подозрительно, что теперь вопросов у меня к ней примерно в два раза больше.

21. Энджи

— Нет? Точно нет? Никто не приносил, никто не оставлял? Простите.

Я сбрасываю вызов и тянусь за пачкой бумажных платков — третьей за полчаса.

Конечно нет. Конечно же, никто ничего и не нашел, кому какое дело до моей маленькой черной картинки с небольшим мутноватым светлым пятном?

Господи, как же мало я на него посмотрела.

Хотела затереть глазами до мозолей на зрачках, изучить каждую черточку, каждый изгиб тела моего будущего малыша. То, что меняется так быстро, то, что будет другим уже через неделю. Это неважно. Я просто хочу видеть все, что я могу видеть. Почему даже это жизнь не хочет мне дать?

В голове — шум и жара, лицо багровое, глаза — уже горят от вылившихся из меня слез.

По шкале паршивости от нуля до ста сегодняшний день уверенно бьет рекорды последнего месяца и добивает до восьмидесяти. Бывали, конечно, деньки и почернее, но с теми днями лучше реальность не сравнивать. Не дай-то бог.

Суровая материалистка Анжела Морозова даже крестится при этой мысли и едко фыркает, застукав себя с поличным. Но движение я все равно заканчиваю. Просто потому что с такими вещами шутить не стоит.

Я уже не та наивная лишенная предрассудков девчонка, что по клочкам собирала себя после аварии. Я готова цепляться даже за дурацкие суеверия, лишь бы самой было не так нервно. Ведь все это придумывают не просто так. А чтобы убедить себя, что все хорошо. Что нет никаких причин нервничать и чего-то бояться.

Как убедить себя в этом, если ты взяла и потеряла самый первый свой сувенир, свидетельствующий о зарождении новой жизни внутри тебя?

Как не видеть в этом дурного предзнаменования?

У меня нет решения для этого вопроса.

Я выпиваю чашку чая, потом еще одну, потом — заставляю себя усесться за работу.

Жаль все-таки, что с деньгами такая труба, иначе я бы плюнула на это все и сходила к частному узисту, и мне бы все это распечатали еще раз, ведь у нас в стране все для тебя сделают, если ты за это готова заплатить. А я, как сегодня утром заметила моя любезная тетушка — нахожусь в довольно бедственном положении. Еще спасибо, что на дно не ушла.

Я ловлю пальцами новые, побежавшие по моим щекам ручейки, шумно выдыхаю и стараюсь удержать себя от очередного витка истерики.

Отчасти есть плюсы даже в этой нерадостной потере. Мне уже плевать на Ольшанского с его Юлей, мои мысли заняты другим. Ну и черт с ними.

Работа оказывается неидеальным, но все-таки действенным лекарством от моего стресса. Один час работы над анализом внутренней ситуации в команде нашей гостиницы — и меня уже даже можно показывать людям. Следов того чудовища, что раскидывало взглядом людей на своем пути, вроде как не виднеется. И на этом пусть скажут спасибо.

Управляющий гостиницы относится к моему появлению как к визиту программы Ревизорро. Я предупреждала, что приду с предложениями аж за два дня и за эти два дня гостиницу только что не вылизали.

— Вы, наверное, перепутали меня с Еленой Летучей, — не удерживаюсь я от насмешливого замечания, хотя этому как раз абсолютно не удивлена. И не буду отрицать, что эта работа была проделана очень кстати — среди отзывов на сайте были жалобы и на чистоту в номерах.

— Решили, что лишним не будет, — улыбается Михаил Петрович, слегка натянуто, но все же без особого страха. Видно, что в себе он уверен, хоть и не на сто процентов, но примерно на девяносто.

— Похвальное решение, особенно в свете предстоящих нам скачек, — киваю я, окидывая взглядом холл. Окна надраены, стойка администратора блестит так, что глазам смотреть больно. Кажется, даже мух попросили не маяться дурью и не вылезать при мне из щелей.

Хорошо. Значит, моя слава распространяется по территории клуба с нужной скоростью.

Как бы не надеялись некоторые, но пару показательных казней для особенно ретивых раздолбаев все-таки пришлось устроить.