Нежна и опасна (СИ) - Володина Таня

Я перечитала фразу три раза. Ружье стояло на улице? Что он хотел этим сказать? Это все?

«Я одинаково люблю обоих своих детей — тебя и старшего сына. Но иногда бывает так, что кто-то из детей нуждается в родительской защите больше других, — и не всегда это самый младший. Надеюсь, ты меня поймешь и со временем перестанешь ненавидеть. Не бойся ничего, как не боялись мы с Катей. Будь храброй, моя девочка. Помни, что ты рождена в настоящей любви, которая все оправдывает, все прощает и дается в жизни только раз. Будь счастливой, борись за свое счастье и никогда ни о чем не жалей, как не жалели твои родители.

Твой папа».

Я не плакала, я улыбалась. Нигде в письме не было сказано, что он не убивал мою мать, но я почувствовала это, прочитала между строк и безоговорочно в это поверила. Мой отец не убивал мою мать!

28. Я нормальная

Я вышла из кафе с марципановым сердцем в руках. Кофе я оставила нетронутым, а сердце, перевязанное бантиком, оставить не смогла. Я завернула его в салфетку и забрала с собой.

Олег сидел за уличным столиком, курил и разглядывал пеструю толпу туристов. Дождь кончился, из-за облаков пробивалось солнце. Я присела напротив него. Он пытливо на меня глянул и расслабился. Наверное, боялся увидеть несчастное заплаканное лицо.

— Спасибо вам, — сказала я.

— Не за что. Я считаю, они были неправы, что не передали письмо родным. Такие вещи нельзя утаивать.

— Если бы не вы, я бы его никогда не прочитала. Теперь я понимаю, почему вы подумали, что отец не виноват.

— И почему же? — спросил он с таким интересом, словно в письме содержались веские доказательства невиновности.

— Потому что он любил ее больше жизни! Заботился о ней, берег, мечтал о будущем. Я еще не встречала такой любви. Он не мог ее убить. Просто не мог — и все!

Олег спросил серьезно:

— Для тебя это много значит, да?

— Да! Знаете, это ужасно — быть дочерью убийцы и его жертвы. Я с детства слышала за спиной: «Прикинь, ее папка грохнул ее мамку!». Меня вроде как жалели, угощали яблоками и конфетами, но это была притворная жалость — я это чувствовала. На самом деле они думали, что я тоже могу кого-нибудь убить, или меня кто-нибудь убьет — ну, в общем, считали меня не совсем нормальной.

Он кивнул и достал из пачки еще одну сигарету. Прикурил, прикрывая огонек ладонями от ветра. Я продолжила:

— Я и сама так думала. Слышали — от осинки не родятся апельсинки? Я думала: кто же я такая, если мой отец убийца, а мать — разлучница и стерва? Я поклялась, что не повторю ее ошибок. Не буду такой, как она. Не позволю страсти затуманить разум, не влюблюсь в чужого мужчину. А еще лучше — вообще никогда не влюблюсь! От любви одни проблемы. Любовь — это смерть.

Олег нахмурился и сделал такое движение, словно хотел взять меня за руку. Я улыбнулась:

— Нет-нет, я в порядке! Любовь — это не смерть. Папа — не убийца, мама — не стерва. Я — нормальная… — Я запнулась и сказала откровенно: — Нет, я пока не очень нормальная. Я глупая проститутка, которая запуталась и не знает, что делать дальше. Но я распутаюсь.

— Мне кажется, ты уже много сделала в этом направлении, — сказал Олег.

— Да?

— Ты спасла человека, сотрудничаешь со следствием, заботишься о дедушке, выстраиваешь честные отношения с неженатым мужчиной. Ты бросила эскорт, — перечислял он. — Это не так уж мало для начала.

Меня резанули слова «выстраиваешь честные отношения». Я была так взволнована и эмоционально взвинчена письмом отца, что мне захотелось открыться Олегу. Я устала все носить в себе. Мне казалось, он способен понять меня и даже что-то посоветовать.

— У нас не все ладно с Кириллом, — призналась я. — Между нами нет большой любви, только симпатия и нежность. У него еще и страсть, а у меня и страсти нет.

Олег приподнял брови и задумчиво пошевелил бородой.

— Ну, вы же недолго вместе. Вы оба непростые люди — скажем так, с непростой судьбой, — поэтому нужно время. Большая любовь не появляется на пустом месте, ей нужно созреть и расцвести. Я не большой специалист в любовных делах, учитывая мой неудачный опыт, но думаю, со временем у вас с Кириллом все наладится.

— Возможно, — вырвалось у меня, — если я разлюблю Пашу Молчанова.

Его взгляд сделался цепким:

— Ты влюблена в Пашу? Давно? У вас что-то было?

Я покачала головой:

— Ничего, он даже пальцем меня не коснулся. Но я постоянно думаю о нем, он — мое наваждение, моя недостижимая мечта. Только не пишите об этом в отчете, ладно? Никто не знает, кроме вас. И не надо, чтобы кто-то знал.

— Не буду, это твое личное дело. Уверена, ты справишься. А если не справишься — обращайся ко мне, помогу чем смогу. Хотя, — улыбнулся Олег, — я не гей, мне трудно понять, чем Паша привлекательней Кирилла. — Он все-таки вставил шпильку про гейство! — Пойдем, нам пора на яхту.

Я встала:

— А убийцу вы продолжите искать?

— Да, у меня назначено несколько встреч. Вернемся из Америки, и я вплотную займусь этим делом. Мы найдем убийцу твоей матери и, если получится, добьемся оправдания для отца.

Такого праздничного настроения у меня не было очень давно.

Я повисла на шее Кирилла, зацепившись одной рукой: правая еще плохо двигалась и не поднималась на уровень плеча. Поцеловала в губы от души:

— Как съездили в Муугу? Переговоры прошли удачно?

— Все прошло замечательно. Подписали договор: будем сюда отправлять груз по железной дороге, а отсюда — покупателям по морю. Получится значительно дешевле, чем из Питера. Я сэкономлю два доллара с каждой тонны.

— Значит, ты станешь еще богаче?

— А тебя это радует? — Кирилл гладил меня по спине, и я чувствовала, что его горячие руки вот-вот соскользнут ниже. — Решила принять мое предложение?

— Предложение? — я округлила глаза, словно не понимала, о чем речь.

— Ладно, — ответил он, широко улыбаясь, — я все понял. Какие драгоценные камни ты предпочитаешь? Бриллианты, сапфиры, изумруды?

Я опешила:

— Кирилл, не шути так. Мне не нужно никаких камней. Это все несерьезно. Забудь.

— Поговорим в Штатах, — ответил он, всовывая обе руки за пояс моих джинсов и тиская многострадальную попу.

— А меня могут не пустить, — прошептала я, тоже всовывая руки ему в штаны и сжимая крепкие тренированные ягодицы. — Я плохо себя вела на собеседовании.

— Пф-ф, они уже прислали мыло, ваши паспорта готовы. Завтра мы их заберем, послезавтра вернемся в Питер, а в пятницу улетим в Лос-Анджелес. Как тебе наш план?

В пятницу я увижу Молчанова? Через три дня?

«Борись за свое счастье и ни о чем не жалей».

Знать бы еще, кто мое счастье.

— Прекрасный план.

29. Живая

Ужинали на яхте, в апартаментах Кирилла — в двух метрах от черного кожаного дивана, на котором Борис Михайлович меня допросил, а потом поимел Кирилл. Но сегодня меня это не беспокоило — ни допрос, ни извращенный секс. Через широкие окна открывался великолепный вид на шпили, купола и черепичные крыши. Солнце окончательно выбралось из-за туч и согрело деревянную палубу. Около яхты паслись наглые крикливые чайки, неподалеку грузились пассажирские паромы.

Я скинула туфли и поставила ступни на теплый пол. Такое простое действие, а сколько удовольствия оно доставило! Мне казалось, что раньше я не делала ничего подобного. Разумеется, в детстве я бегала босиком по земле, но не ощущала ее так полно и реально. Я погладила ступнями гладкие, чуть маслянистые тиковые доски — и они словно погладили меня в ответ. Щекотно и приятно. Я сдвинула ноги и потерла одну об другую.

— Чем ты там занимаешься? — спросил Кирилл, наливая в бокалы густое красное вино.

Все на меня посмотрели. Борис Михайлович — с подозрением, Олег — с любопытством, Ольга Котова — с раздражением. Лохматый Шерри, которого она держала на коленях, тоже смотрел на меня. Он демонстративно подрагивал верхней губой и показывал острые зубки. Когда-то я мечтала о такой собачке — и у меня даже были деньги, чтобы ее купить. А теперь денег не было, но и собачку я перехотела. Если уж и заводить, то нормального пса, который будет есть из миски, а не с рук, и громко гавкать на прохожих. И денег на обзаведение не понадобится — можно взять щенка хаски из приюта.