Вирджиния Эндрюс - Семена прошлого

Как ему объяснить, что какой-то слабый интуитивный голос внутри меня подсказывал, что такой спектакль недопустимо ставить в этом месте, где столько лет мы, дети, были в заключении, где рядом могилы Малькольма и его жены — такая музыка не должна достигнуть их мертвых ушей.

Джори и Синди тренировались и репетировали ночь и день; оба были охвачены волнением от совместной работы, и Джори находил, что Синди вполне справляется. Она, конечно, была не такой хорошей балериной, как Мелоди, но танцевала более чем удовлетворительно. Ее волосы были подняты и уложены в классическом балетном стиле, и это очень шло ей.

Утро праздника было ясным и чистым, предвещая замечательный летний день без туч и дождя.

Мы с Крисом встали рано и отправились побродить по саду перед завтраком. Волнующий аромат роз также, казалось, предвещал прекрасный, радостный праздник — день рождения Барта. Ему всегда хотелось собрать гостей на свой день рождения, как это делали Джори и Синди. Но когда гости собирались, он как-то ухитрялся перессориться со всеми своими гостями, поэтому они рано уезжали, да к тому же обиженные.

Теперь он взрослый, твердила я себе, и все будет иначе. Это же самое сказал мне и Крис — между нами существовала какая-то телепатия, мы думали об одном и том же.

— Сегодня он вступает в свои права, он совершеннолетний, — сказала я. — Не странно ли, что он до сих пор так по-детски экспрессивен, Крис? А поверенные будут читать завещание сегодня, после праздничного вечера?

Весело улыбаясь, Крис покачал головой:

— Нет, дорогая, мы все будем страшно усталыми. Завещание будут читать на следующий день.

Его веселье вдруг сменилось озабоченностью:

— Не помню, но, кажется, в этом завещании нет ничего такого, что могло бы испортить Барту праздник. А ты как думаешь?

Я тоже ничего такого не вспомнила. Но ведь тогда, когда впервые зачитывалась воля моей матери, сразу после ее смерти, я была потрясена всем случившимся, вся в слезах, почти ничего не слышала, и мне было почти безразлично, кому достанется наследство Фоксворта, думалось, что все само собой образуется.

— Там есть что-то, о чем мне поверенные Барта не стали рассказывать, Кэти… Какие-то оговорки, которые я не очень запомнил во время первого прочтения завещания, вскоре после смерти нашей матери. Теперь они не хотят мне этого говорить, поскольку Барт потребовал, чтобы я не участвовал ни в каких обсуждениях наследственных вопросов. Они во всем его слушаются, как будто он их чем-то застращал. Мне просто странно, что уже немолодые люди с жизненным опытом уступают перед его натиском; похоже, они очень хотят заслужить его расположение, а на меня, его опекуна, им наплевать. Мне очень досадно, спрашивается, какого черта я хлопотал? Ладно, скоро мы отсюда уедем, купим себе новый дом, а Барт пусть получает свое наследство и сам с ним управляется.

Я обняла его, так обиженного тем, что Барт отказал ему в доверии, которое он вполне заслужил, управляя много лет этим огромным наследством и стараясь преувеличить его. Все эти дела отнимали у него массу времени в ущерб его медицине.

— Сколько миллионов он получит? — спросила я. — Двадцать, пятьдесят или больше? Миллиард, два, три? Больше?

Крис рассмеялся:

— Ох, Кэтрин, вот ты-то никогда не станешь взрослой. У тебя нет чувства меры. Честно говоря, трудно определить точный объем всех вложений и стоимость всех акций, так как капитал размещался по разным банкам и вкладывался в разные предприятия. Однако он должен быть доволен, когда поверенные назовут даже грубую сумму… Этого более чем достаточно, по крайней мере, для десяти весьма расточительных молодых людей.

В фойе, через которое мы проходили, Джори репетировал с Синди, оба были разгоряченные и потные. Другие танцоры, которые также будут заняты в балете, стояли вокруг: кто-то наблюдал за репетицией, кто-то разглядывал богатую обстановку сказочного дворца. Синди работала исключительно хорошо, и это очень удивляло меня. Только вообразите, продолжать занятия в балетной школе и не сказать об этом мне! Для оплаты занятий она, должно быть, использовала те деньги, которые ей выдавались на одежду, косметику и прочие обычные женские потребности.

Одна из старших танцовщиц прошла через зал ко мне и улыбаясь рассказала, что несколько раз видела, как я танцевала в Нью-Йорке.

— А ваш сын очень похож на своего отца, — продолжала она, взглянув на Джори, который в это время кружился с такой страстью, что было непонятно, откуда у него столько энергии и хватит ли ее для вечернего представления.

— Может, мне не следовало бы это говорить, — продолжала моя собеседница. — Но он в десять раз лучше своего отца. Мне было около двенадцати лет, когда я увидела вас с Джулианом Маркетом в «Спящей красавице», и это произвело на меня такое впечатление, что я решила стать балериной. Спасибо вам, что вы подарили миру такого великолепного танцора, как Джори Маркет.

Ее слова наполнили меня счастьем и гордостью. Значит, мой брак с Джулианом не был неудачным, если в результате его на свет появился Джори. Хотелось бы, чтобы сын Бартоломью Уинслоу заставил меня испытать такую же радость и гордость за него.

Когда репетиция окончилась, Синди, тяжело дыша, подошла ко мне:

— Мам, как у меня получается, нормально? — повернув ко мне разгоряченное лицо, она ждала одобрения.

— Ты все делаешь великолепно, Синди, честное слово. Если ты запомнила музыку, то четко соблюдай синхронность, ты ведь первый раз выступаешь в таком замечательном спектакле.

Она улыбнулась.

— Ох, мама, не можешь ты не учить! Я знаю, конечно, что у меня получается не совсем так, как тебе хотелось бы, но я выложусь вся в этом представлении. И если даже у меня не все получится, то не потому, что я не старалась.

Джори окружили восхищенные зрители, а Мелоди тихо сидела рядом с Бартом в сдвоенном кресле. Они не беседовали и, кажется, вообще не обращали внимания друг на друга. Однако видеть их рядом в этом кресле, предназначенном для двоих, мне почему-то было неприятно. Ведя за собой Криса, я подошла к креслу, на котором сидела эта пара.

— Поздравляю с днем рождения, Барт, — весело сказала я.

Он поднял голову и радостно улыбнулся.

— Ведь я говорил вам, что будет замечательный день, будет много солнца, а дождя не будет.

— Да, ты так и говорил.

— А можно нам всем что-нибудь поесть сейчас? — спросил он, вставая и подавая руку Мелоди.

Но она сделала вид, что не заметила протянутой руки и встала с кресла без его помощи.

— Я очень проголодался, — продолжал Барт, слегка обескураженный ее отказом. — Эти легкие европейские завтраки не для меня.