Вирджиния Эндрюс - Семена прошлого
Быстро забыв обо всех неприятностях, поскольку она всегда недолго помнила обо всех обидах, причиненных ей Бартом, Синди радостно болтала об ожидаемом ребенке, который должен был принести ей титул тети.
— Как это замечательно! Я прямо не дождусь этого дня! Это будет прелестное дитя, ведь у него такие красивые родители, как Джори и Мелоди, и такие красивые дед с бабушкой!
Присутствие милой Синди сглаживало неприятное впечатление от выходок Барта. Я увела ее к себе, и, уютно прижавшись ко мне в широком кресле, она начала рассказывать о своей жизни. Я жадно слушала, очарованная своей дочерью, которой выпало счастье испытать все девичьи радости и волнения, которых были лишены мы с сестрой Кэрри.
Каждое утро мы с Крисом поднимались рано и выходили, чтобы полюбоваться красотой прохладного утра, подышать горным воздухом и насладиться ароматом роз и других цветов. Ярко-красные птицы-кардиналы летали повсюду, как языки пламени, сойки пронзительно кричали, ласточки и другие мелкие птицы ловили в траве насекомых. Меня поражало бесчисленное количество гнезд и птичьих домиков, устроенных повсюду для крапивников, ласточек и других птах, для них же в разных местах были расставлены ванночки для питья или купания, для этих же целей были приспособлены ямки в камнях, и птицы, порхая, иногда прямо на лету ныряли в эти ванночки и весело взмывали вверх. Мы завтракали то на одной террасе, то на другой, чтобы любоваться разными пейзажами, восхищались тем, что видели, и сожалели о том, что были лишены такой возможности в юности, когда все впечатления острее. Горько, очень горько было вспоминать, как наши маленькие близнецы плакали и просились погулять, но единственной площадкой для игр у них был «сад», устроенный нами на чердаке из бумажных цветов и картона. И все это происходило здесь, и весь этот прекрасный мир существовал, но не для них, а два пятилетних малыша были бы на седьмом небе, если бы им хоть немножко дали полюбоваться тем, чем мы теперь наслаждаемся ежедневно.
Синди любила вставать поздно, как и Джори, особенно поздно вставала Мелоди, которая часто жаловалась на тошноту и усталость. В семь тридцать утра мы с Крисом видели, как подъезжали рабочие и декораторы. Поставщики провизии доставляли продукты для праздника, дизайнеры приезжали, чтобы закончить меблировку и дополнить интерьер некоторых комнат. Однако никто из соседей не навещал нас. Личный телефон Барта звонил довольно часто, но другие телефонные номера, как правило, молчали. Мы, как будто, находились на вершине мира и были недостижимы для всех, с одной стороны это было неплохо, с другой стороны — немного пугало.
В отдалении, неясно, сквозь дымку, мы видели шпили двух церквей. В тихие безветренные ночи до нас слабо доносился звон колоколов, отбивающих время. Я знала, что одной из них покровительствовал при жизни Малькольм, а в миле отсюда находилось кладбище, где рядом покоились он и наша бабушка, над их могилами моей матерью были установлены красивые надгробия с ангелами.
Я проводила дни, играя в теннис с Крисом, Джори, а иногда с Бартом, и тогда мне казалось, что он действительно любит меня.
— Ты удивляешь меня, мама! — кричал он через сетку, ударяя так сильно по желтому мячу, что тот, казалось, порвет мою ракетку.
Каким-то чудом мне иногда удавалось отбить этот мяч, но тогда возникала старая боль в моем когда-то поврежденном колене, и я останавливалась. Барт считал, что мое колено только предлог, чтобы прекратить игру.
— Ты находишь любую причину, чтобы только поскорее отделаться от меня! — кричал он, как будто не знал о предупреждении Криса: «Никогда не перенапрягай свое колено, а то будешь хромать».
Я хромала, когда поднималась по лестнице, но Барта обычно рядом не было, поэтому он не знал об этом. Чтобы унять боль, я наливала в ванну теплой воды и почти час сидела в ней, разминая свое колено. Но Крис каждый раз говорил, что я делаю неправильно: «Лед, только лед, Кэтрин! Колено может воспалиться от горячей воды!» Он заставлял меня вылезти из ванны, приносил пузырь с битым льдом и на двадцать минут клал мне его на колено. Он целовал меня, извиняясь за свой окрик, и шел на теннисный корт, прихватив с собой Джори, а Барт уходил с корта, волоча за собой на невидимом канате Джоэла. Все это я наблюдала с балкона своей спальни, сидя со льдом на колене. Скоро холод оказывал воздействие и снимал пульсирующую боль.
Я начала готовить приданое для будущего малыша. Мне понадобились нитки, иголки, вязальные спицы и крючки, надо было поездить по магазинам. Посещала я и детские магазины с восхитительными вещичками для новорожденных. Мы часто ездили в Шарноттсвилль с Синди и Крисом, а дважды предприняли более длительное путешествие — в Ричмонд, где прошлись по магазинам, сходили в кино и остались на ночь. Иногда с нами ездили Джори и Мелоди, но не так часто, как мне хотелось бы. Красотами Фоксворт Холла уже все мы пресытились. Вернее сказать, пресытилась я, да, пожалуй, Джори с Мелоди, а вот Синди все еще была очарована им. Она была в восторге от своей комнаты, от прекрасной французской мебели, от ванной комнаты, такой, о которой только может мечтать каждая женщина: кругом все розовое, и этот цвет только подчеркивался легким декором из золота и бледной зелени. Обхватив себя за талию, она кружилась в радостном танце.
— Итак, он не любит меня, — смеялась она, заглядывая в бесчисленные зеркала. — И все-таки отделал мою комнату и ванную так, как хотела бы я. Ох, мама, сможем ли мы когда-нибудь понять Барта?
А смог бы кто-нибудь ответить на этот вопрос?
ПРИГОТОВЛЕНИЯ К ПРАЗДНИКУ
По мере приближения двадцатипятилетия Барта, Фоксворт Холл все больше и больше охватывало какое-то лихорадочное безумие. Разные декораторы и художники приходили измерять наши газоны, патио и террасы. Они собирались группами, шептались, делали какие-то чертежи, наброски, подбирали цвета для скатертей, толпами врывались а кабинет к Барту, обсуждали программу вечера, тему танцевального выступления и строили какие-то секретные планы. Барт пока еще отказывался назвать тему вечера, по крайней мере, нам, членам семьи. Секреты обычно трудно бывает удержать, но Барту это удавалось. Мы все составляли сплоченную семью, но Барт держался особняком.
Рабочие натащили гору строительного материала, досок и красок и начали сооружать нечто вроде сцены или платформы для оркестра. Я слышала, как Барт хвалился кому-то из окружающих, что пригласил для выступления выдающихся оперных певцов.
Когда я выходила из дома, то старалась как можно больше находиться вне дома, в саду или в лесу: я смотрела на горы, окутанные голубой дымкой, и думала, помнят ли они чердачных мышей, обреченных быть в заключении почти четыре года. И еще я думала, смогут ли они еще какую-нибудь обычную девочку превратить в пылкую мечтательницу, имеющую к тому же твердое намерение сделать свои мечты реальностью. И многие мечты мне удалось осуществить, хотя во многом меня постигла неудача — так один за другим умирали мои мужья… Слезы выступили на моих глазах, подняв голову, я встретила любящий взгляд Криса и почувствовала, как на меня нахлынула старая знакомая печаль. Может быть, с Бартом было бы все в порядке, если бы Крис не любил меня, а я не любила Криса?
