Оливия Уэдсли - Вихрь
– Простите, – сказала Ирэн, беря трубку. Жан смотрел на ее лицо, пока она слушала. До сих пор он еще не видел ее без шляпы и теперь разглядел ее прекрасные волосы. Они были высоко зачесаны над лбом, а когда она наклоняла голову, чтобы говорить в трубку, он видел на затылке крошечный мягкий локон, закрутившийся тугим колечком.
Он чувствовал интерес к Ирэн еще до того, как узнал ее ближе. А сейчас он испытывал острое желание сломать ледяной барьер очаровательной невозмутимости, окружавший ее, как ему казалось. Ее безмятежность подстрекала его. Ему хотелось проникнуть за ее порог, смести ее. Был ли он влюблен в Ирэн? Он не знал этого. Он только знал, что она для него привлекательна, и пламенно желал, чтобы она чувствовала к нему то же самое. Это нисколько не было похоже на чувство, которое будила в нем Аннет: он испытывал к Ирэн чувство интимной дружбы, радостное и веселое.
В ожидании он нервно ерошил себе волосы. Разговор по телефону казался ему бесконечным. Ирэн за все время сказала только «Да», затем: «Я очень огорчена, моя милая», затем снова «Да» и, наконец, повесила трубку.
– К сожалению, моя кузина мадам де Кланс не может приехать.
– Придет ли еще кто-нибудь? – спросил Жан. – Я хотел бы играть только для вас одной.
– Моя кузина прекрасно поет, она должна была петь у меня сегодня.
Жан подошел к камину, чтобы согреть себе руки. Вдруг он быстро повернулся.
– Не знаю почему, – запальчиво заявил он, – но мне было бы неприятно, если бы вы позвали сегодня еще кого-нибудь. Я хотел прийти, чтобы быть наедине с вами, чтобы узнать вас поближе. Все время я только хотел узнать, наконец, ваше настоящее «я», без маски…
В этот момент дверь отворилась, и лакей доложил:
– Завтрак подан!
Проклиная эту внезапную помеху, Жан последовал за Ирэн по коридору. Она шла быстро, так как чувствовала себя очень взволнованной. Это было чувство, похожее на страх, но в то же время, скорее, приятное.
Завтрак был накрыт в маленькой комнате. Их ожидали маленький Карл-Фридрих и дядя Габриэль. Карл шагнул вперед и протянул руку. Жан посмотрел сначала на него, а потом на Ирэн.
– Я жду, – объяснил Карл.
Жан смущенно рассмеялся, взял маленькую ручку и пожал ее.
– Ну, так, – заявил Карл, впиваясь глазами в Жана, – вы выглядите новым.
Это рассмешило Жана.
– Я и есть новый, – сказал он простодушно. – Даже голова у меня новая.
Карл с интересом поднял свое личико.
– Ого! – сказал он. – Мама, ты слышишь?
Ирэн рассмеялась.
– Если я всегда спокойна, – сказала она, слегка вспыхнув, – то мой сын, вы должны признать это, очень непосредственный молодой человек.
Завтрак прошел весело, без всякой принужденности. Жан был радостно возбужден. Все втроем живо обсуждали концерт, на который, как оказалось, дядя Габриэль тоже хотел пойти. Потом заговорили о новом оперном певце, о театрах, о перспективах сезона.
Жан заметил украшенный гербами фарфор и старинное серебро. Графиня должна была быть страшно богата. Он быстро вскинул голову, когда вспомнил, какую брешь пробило его новое платье в его бюджете.
Перешли пить кофе в будуар, и Жан закурил. Тем временем погода испортилась и небо потемнело. Дождевая туча низко повисла в небе, и казалось, что свет просачивается сквозь нее. То там, то здесь, в самых темных местах, проступали неровные золотые полосы. Первый раз в жизни Жан находился в интимной обстановке с дамой из общества, как Ирэн. Он испытывал легкое смущение, видя, как она, откинувшись в своем кресле, закуривала папиросу о крошечную спиртовку. Два перстня блестели на ее пальцах, – один с желтым бриллиантом, другой с крупной жемчужиной. Жан чутко улавливал, что за приветливой холодностью Ирэн скрывается пламя, и это его нервно возбуждало.
Ирэн привлекали его молодость, его пылкость, его талант, его жизнерадостность. Он казался ей интересным по своей новизне. Она не могла признать его другом. Он был для нее, скорее, приятным развлечением.
Тучи на небе все сгущались. В комнате стемнело.
– Будет буря, – сказала Ирэн.
Она встала и подошла к окну, чтобы закрыть его.
Жан последовал за ней. Он стоял так близко от нее, что мог слышать ее дыхание, и вдруг ощутил страстное желание обвить руками ее шею и поцеловать ее в губы.
В эту секунду он понял, что влюблен. Его лицо побледнело, и невольно он наклонился вперед. Ирэн смотрела на мрачные тучи и на деревья, которые сгибались от бесшумного ветра, предвещающего яростную бурю. Обернувшись и почувствовав близость Жана, она слегка подалась назад. Он сжал кулаки при виде ее лица, и в нем пробудилась древнейшая и самая сильная форма половой эмоции – желание победы. Его глаза смотрели на нее вызывающе и почти уже победоносно. Он молча отодвинулся, чтобы пропустить ее. Затем отошел и дрожащими пальцами взял скрипку.
Вдруг он заговорил.
– Пришла весна, – сказал он напряженным голосом. – Я буду играть вам о новой жизни.
Он встал у окна, повернулся лицом к комнате и начал играть.
Ирэн услышала в его музыке истинный, настоящий экстаз творчества, нежные слезы радости, пламенное стремление, восторженный порыв. Она почувствовала, что он играл ей так, как никогда не будет играть на концерте, и была растрогана этим. Ей казалось, что он вернул ей трепетные грезы ее юности, их бессознательную страстность, жажду жизни.
В неожиданном, напряженном молчании, наступившем, когда он кончил играть, ей показалось, что она слышит, с какой бешеной силой колотится ее сердце. Но прежде чем она успела поднять свое лицо, Жан уже был около нее. Он стоял на коленях рядом с ней, спрятав голову в складках ее платья и с силой сжимая ей руки.
– Не уходите… Не двигайтесь, – бормотал он. – Ради Бога, не уходите. Я не могу больше выдержать… Я не могу уйти от вас. Я люблю вас… Я обожаю вас… Я играл вам о своей любви. Вы это понимали! Вы чувствовали это? Я видел вас через опущенные веки… Я люблю тебя! Я… я…
Его голос замолк. Он покрывал ее платье бешеными поцелуями. Он так дрожал, что и она начала дрожать.
– Мсье Виктуар, – сказала она слабым голосом. Он поднял свое лицо. Оно было утомленное, совсем страдальческое.
– Вы скажете, я потерял голову? – говорил он, задыхаясь. – За вашей холодностью скрывается презрительный гнев. Я, ничтожество, какой-то скрипач, и вдруг дерзнул на это с вами, с вами, такой недостижимой для меня. Ах, вы не знаете, на что способны влюбленные, вы не знаете, что вы пробудили во мне! Когда я вас увидел впервые, я уже желал вас. Только что, когда я играл, я мог бы поклясться, вы ощущали то же, что и я! Когда я увидел вас, я уже знал, что вы сведете меня с ума! О, Боже мой, что вы со мной сделали!