Марта Остенсо - Шальные Кэрью
Бэлис вернулся, запер за собой дверь и прошел по комнате до другой полуоткрытой двери, которая вела в соседнюю, меньшую комнату с кроватью.
– Ты будешь чувствовать себя здесь совершенно обособленно, – сказал он, показывая рукой на спальню. – Из этой комнаты есть дверь прямо в переднюю. А я устроюсь здесь на кушетке, это не в первый раз. Я возьму кое-какие вещи, чтобы утром не тревожить тебя.
Она вошла с ним в спальню и стала вынимать свои вещи из чемодана. Вынул свои также и Бэлис и отнес их в другую комнату. Оставшись вновь в одиночестве, она еще сильнее ощутила в душе острый непонятный укор. Она обернулась и увидела, что Бэлис в соседней комнате погрузился в кресло, спиной к спальне, и склонил голову на руки. Еще раз она испытала полную, живую иллюзию – голова и плечи над спинкой кресла были головой и плечами Питера Кэрью, в чем-то упрекавшего ее.
Она нервно направилась к двери и остановилась, глядя на Бэлиса, Но так как он не поднимал головы, она тихо вошла в комнату и присела на постланную для сна кушетку рядом с креслом.
– Бэлис, поговори со мной… немножко… пожалуйста, – попросила она.
Он поднял голову и слабо улыбнулся.
– В чем дело, Эльза? – спросил он. – Не испугалась ли ты чего-либо?
– Нет, не то. Я просто не была подготовлена ко всему, что случилось, вот и все.
– Да и никто из нас, коли уж на то прошло, – быстро ответил он.
– Я ожидала совсем другого, – продолжала она, – и подготовилась к нему. Я выдержала бы их неприязнь ко мне, но…
– Ну, этого, пожалуй, ты еще получишь достаточно, если захочешь, – с улыбкой отозвался он.
– Нет, теперь мне это безразлично. Смерть Питера заставила меня почувствовать себя такой мелкой, такой недостойной. Я любила Питера Кэрью, Бэлис! Я любила его с первой же минуты, как его увидела, бродя однажды по канаве. И я всегда буду любить его, что бы там про него ни говорили и какой бы смертью он ни умер, Мне хочется, чтобы ты знал, что я понимаю, как тебе тяжело, и мне грустно… грустно, что я не могу помочь тебе нести это горе.
– Но ты уже помогаешь мне, Эльза, – горячо сказал он, – Хотя бы то, что ты здесь…
– Бэлис, – прервала она его, – я поступила нехорошо, Я поступила нехорошо, выйдя за тебя замуж. Если бы я не сделала этого, я могла бы, по крайней мере, быть твоим другом в эти минуты…
Он пробормотал что-то, встал с кресла и подошел к камину, где остановился, опершись локтями на каминную доску и глядя сверху вниз на Эльзу.
– Кажется, ты забываешь, Эльза, что не ты вышла за меня замуж, а я взял тебя замуж. Я заключал с тобой соглашение, и я постараюсь соблюсти его условия, насколько позволят обстоятельства. Мы не рассчитывали ни на что подобное. Но это случилось, и мы постараемся сделать, что можно. Я вовсе не желаю, чтобы такое несчастье, как сегодняшнее, оказало какое-нибудь влияние на твое отношение ко мне. Все это пройдет. Питера завтра похоронят, и жизнь пойдет своим чередом без него. Я по-прежнему буду любить тебя и… ждать тебя. Ты же будешь упрямо думать, что ненавидишь меня. В конце концов смерть Питера Кэрью будет мало иметь значения для твоего или моего счастья.
Он взял с каминной доски за своей спиной трубку и резким движением выколотил ее о ладонь. Эльза почувствовала свою беспомощность перед холодной надменностью его доводов. Она знала, что смерть Питера задела его, как, может быть, еще ничто не задевало до сих пор. Она знала, какое горе у него на душе. Его измученное лицо выдавало его. Она пришла к нему из чувства симпатии, чтобы разделить с ним их общее горе, так как перед общим горем все остальное кажется легким и ничтожным. Она могла бы пойти дальше, она хотела бы пойти дальше и каким-нибудь образом довести до его сведения, что она вышла за него замуж только потому, что уже любила другого человека, и эта любовь пугала ее. Ей хотелось сказать ему, что эта любовь внезапно исчезла из ее жизни, не оставив в сердце ни следа света или тени, что это было лишь миражом, дымкой, застилающей глаза юности. Но он замкнулся в своей гордости и напомнил ей, что смерть Питера Кэрью была не более как несчастным случаем в их жизни. Гордость владычествовала над Бэлисом Кэрью.
Эльза встала с кушетки и тихо двинулась снова к спальне. В дверях она остановилась и оглянулась на Бэлиса. Он стоял, опершись локтем на камин, с пустой трубкой в зубах и задумчиво перебирал пальцами чашечку трубки.
– Я пришла сказать тебе, Бэлис, как я тебе сочувствую, – тихо проговорила она. – Я не думала, что…
– Ну, конечно, Эльза! – быстро сказал он, откладывая трубку и подходя к Эльзе. – Я, кажется, был немного резок? Я этого не хотел. Право, мне очень отрадно знать, что ты сочувствуешь мне. Питер был моим лучшим другом. Но только, – он нагнулся и взял руки Эльзы в свои, – я чувствую себя особенно одиноким после того, что случилось, и потому мне еще тяжелее ждать… Ждать того что единственно может заменить мне мою потерю. Он вдруг замолчал и прижался губами к ее волосам.
– А теперь ступай, мой маленький враг, и поспи немножко! Завтрашний день будет тяжелым для нас, – заключил он.
Ее сердце учащенно забилось, когда она прощалась с ним и затем переступила через порог своей комнаты. Нахмурившись, она тихо закрыла за собой дверь.
ГЛАВА XII
Когда Эльза одевалась на следующее утро, комната была залита нежно-золотистыми лучами летнего солнца. Она чувствовала, как ее освежает и оживляет прелесть дня, и почти забыла все опасения и дурные" предчувствия вечера. Даже печаль, навеянная смертью Питера Кэрью, как будто прошла. Ей казалось, что ее мужественный дух освободился от каких-то неестественных оков. Бэлис двигался в соседней комнате, и ее охватило непреодолимое желание увидеть его, просто хотя бы взглянуть на него.
В ответ на ее легкий стук он открыл свою дверь и приветливо улыбнулся, Эльза с досадой почувствовала, что по щекам ее невольно разлился горячий румянец. Она заметила, что Бэлис кажется измученным, как будто он всю ночь не спал, и еще больше покраснела, упрекая себя за свою жизнерадостность.
– Я готова сойти вниз, если ты тоже готов, – сказала она ему.
– К твоим услугам, – ответил он каким-то странно-терпеливым и бесцветным голосом, без всякого оттенка чувства.
Она шла немного впереди Бэлиса по передней и затем по широкой лестнице. Ей казалось, что целая вечность протекла с той минуты, когда она накануне поднималась по этой лестнице с Хилдред. Все женщины семьи, кроме Флоренс Брин, собрались в кабинете. Бэлис взял Эльзу за руку и они вошли в мягко освещенную комнату. Четыре женщины, сидевшие здесь, медленно подняли на нее глаза, без всякого видимого выражения своих чувств по отношению к ней. Их лица, носившие следы слез, были неподвижны. Женщины улыбались, глядя на нее, но лишь уголками губ. За исключением Хилдред, все как будто видели ее первый раз в жизни. Отведя от нее глаза, они затем посмотрели на Бэлиса, очевидно, ожидая, чтобы он заговорил. Эльза почувствовала его руку на своей талии, но прикосновение было такое легкое, что можно было усомниться, действительно ли он ее обнял. Затем она услышала его голос:
– Это Эльза, моя жена!
С внутренним трепетом Эльза подумала, что все эти женщины похожи на механических кукол. Даже их горе, казалось, сдерживалось каким-то давно привычным автоматическим контролем. Она чувствовала направленные на нее излучения их ненависти и чувствовала, что закаляется против них, как бы преображаясь в какое-то светлое неприступно-твердое вещество. Она продолжала улыбаться им с мягкостью, но совсем притворной: они были так жалки в своей печали и в своем смешном самомнении. Все четыре женщины сразу, будто сцена была отрепетирована, поднялись и двинулись вперед. Эльзе казалось, что четыре угла комнаты с их богатой отделкой начали разом сдвигаться внутрь, направляясь к ней.
Первой заговорила Хилдред.
– Доброго утра, дорогая, – сказала она, дотронувшись до руки Эльзы. – Надеюсь, что вы хорошо спали, Сейчас будет подан завтрак, Даже в такие минуты…
Она вздохнула и, не кончив своих слов, отошла к Бэлису, чтобы дать другим возможность подойти и заговорить с Эльзой.
Ада и жена Майкла, Нелли, жеманно и небрежно поцеловали ее в щеку, и каждая, как заметила Эльза, сначала взглянула на Бэлиса, чтобы удостовериться, видит ли он, как любезно они ее приветствуют. Каждая пробормотала одни и те же необходимые слова. Это – невеселый приезд домой для нее и для Бэлиса… Но они надеются, что она понимает… Они приветствуют ее и надеются, что она почувствует себя у них как дома, несмотря на их несчастье…
Грэс Кэрью, вдове Питера, очевидно, не под силу был тяжелый труд приветствования Эльзы, Она с заглушенными рыданиями повернулась назад к спинке своего кресла и закрыла лицо носовым платком. Затем и все остальные отошли и сели в свои кресла, совсем как отдельные кусочки цветного стекла от складной картинки передвигаются и укладываются на надлежащие места.
