Сьюзан Ховач - Грехи отцов. Том 2

— Да, но брак это… — Брак — это просто ключевое слово, которое использует общество, пытаясь наводить порядок в хаосе между полами. Это похоже на то, когда философы говорят об абсолютной истине, пытаясь навести порядок в нашей хаотичной Вселенной. Но можно философствовать, не упоминая об абсолютной истине, и можно любить кого-то, не упоминая о браке.

— Ты рассуждаешь, будто такое понятие, как мораль, вообще не существует. Эта любовная связь, может быть, очень хорошо устраивает нас, но как насчет бедной Эльзы? Как ты сможешь с точки зрения морали оправдать свое поведение со мной, когда ты этим делаешь ее несчастной?

— Она не будет несчастна! Для того чтобы Эльза была счастлива, нужно совсем мало — красивый дом, кредитные карточки, Алфред и немножко секса время от времени. Гм, ты же не будешь возражать, если я иногда буду заниматься сексом с Эльзой, чтобы она была счастлива, а?

— Конечно, буду. И даже очень.

У меня от удивления рот открылся.

— По-моему, это плохо, иметь двух женщин, — решительно продолжает Вики. — Так принято у мусульман, но взгляни на их женщин! Завернутые в черные чадры, они безлики! Но женщины — не бездушные предметы, Себастьян! Они люди, они чувствуют.

— О, Боже, Вики, тебе не нужно говорить мне об этом! Другие мужчины, возможно, думают, что женщины — это скот, но я не могу быть таким глупым!

— Тогда почему ты не видишь в Эльзе личность, почему она для тебя вещь с этикеткой «жена»? У нее, как и у любого другого, есть чувства.

— Я уважаю ее чувства! — протестую я. Вики берет свой пиджак, и я бросаюсь за ней к двери.

— Я буду продолжать заботиться о ней!

— Ты собираешься унижать ее!

Сейчас Вики очень сердита. Она выходит из квартиры и мчится по коридору к лифту. Я с трудом догоняю ее.

— Послушай, Вики.

— Хорошо, давай, унижай ее! Мне нет дела до твоего брака!

— Послушай, ты, по-моему, ревнуешь! — говорю я, зная, что это не так, но пытаясь нейтрализовать ее гнев, придав нашему разговору оттенок шутливости.

Когда лифт останавливается на первом этаже, она бросает на меня презрительный взгляд.

— Доброй ночи, Себастьян. Я сама поеду домой. Спасибо.

Я открываю ей дверь такси и провожаю машину взглядом.

О, черт. О, черт. О, черт.

Алфред довольно смотрит на меня своими светло-голубыми глазами и с удовлетворением говорит: «Папа!»

Умный маленький мальчик. Он знает, кто его понимает. Я беру его на руки, и он бьет меня по уху. Не будь сентиментален, ты, большой ублюдок, не будь глуп, думает он.

Я кладу его обратно в манеж. Я наблюдаю, как он играет. У него есть маленький ксилофон, на котором он сосредоточенно играет, и я наблюдаю за его напряженным лицом, когда он пытается понять, по какой клавише ударить.

В освещенной солнцем комнате появляется тень. Это Эльза. — Алфред, мой драгоценный, мой мальчик…

Она поднимает его, отрывает его от ксилофона и воркует с ним на детском языке. Алфред кричит от ярости.

— Эльза, ради Бога, положи его обратно!

Она пристально смотрит на меня ледяными голубыми глазами своего отца.

— Я хочу поговорить с тобой.

Алфреда положили обратно в манеж, но он огорчен. Он кричит в негодовании. Стремглав вбегает няня и снова берет его на руки. Он плачет еще сильнее. Бедный Алфред. Только один человек понимает его.

Мы с Эльзой направляемся в нашу спальню, и она захлопывает дверь.

— Ты спишь с ней, да? — говорит она.

О, Боже, вот и приехали, но я знал, что рано или поздно это должно было случиться. Я смогу с таким же успехом решить эту проблему сейчас и больше к этому не возвращаться.

— Откуда тебе это известно? — говорю я, чтобы выиграть время и сохранить равновесие.

— Оттуда, что ты спишь со мной только один раз в неделю, а еще остаются целых шесть дней!

Мы с Вики за последние два месяца только пять раз занимались любовью, потому что каждый раз после этого мы ссорились; потом мы в течение нескольких дней не общались. Но я терпелив и готов ждать, пока Вики хорошенько не успокоится и не сможет чаще заниматься сексом. Она не испытывает отвращения к этому занятию. Если бы она испытывала отвращение к сексу, то я бы не принудил ее заниматься любовью, но она все еще не может допустить мысль, что это может быть приятно. Пока она просто делает мне любезность из вежливости, как если бы она приняла бокал красного шампанского, которое она ненавидит, от старого доброго друга, который не должен был бы ей его предлагать. Но я понимаю, что всему свой срок и даже то, что я изредка занимаюсь с ней любовью, для меня рай, по сравнению с теми годами, когда я к ней подойти не смел. Как я ни стараюсь, я не могу поддерживать прежние отношения с Эльзой. Моя любовная связь, несмотря на то, что она пока еще не стала тем, о чем я мечтал, начала с неожиданной силой влиять на мою семейную жизнь.

— Ты подонок! — с такой яростью говорит Эльза, что я подпрыгиваю.

Я беру себя в руки.

— Ну да, — говорю я, — я сплю с ней, но нет никакой необходимости устраивать скандал, — и я вовсе не намерен бросать тебя! Я буду жить с тобой, буду хорошим мужем, но правда заключается в том, что среди хороших мужей редко встречаются такие, которые верны своим женам, — можешь спросить у своего отца, если мне не веришь. Твой отец всегда заботился о своей семье, как это подобает хорошему мужу. Но всем известно, что у него всегда было множество других женщин…

— Мой отец, — сказала Эльза, — проклятый лицемер.

Вдруг она опускается на стул перед туалетным столиком и смотрит на себя в зеркало. Она невозмутима, спокойна и собрана. Никаких слез. Никакой истерики, никакой паники.

Это странно. Что-то не так. Этот скандал не укладывается в схему.

— Моя мама в течение многих лет слишком настрадалась от моего отца, — говорит Эльза, по-прежнему глядя на свое толстое некрасивое лицо в зеркале. — Бедная мама, у нее не было выбора. Она была жертвой своего положения, своего общества и своего времени. Но я не похожа на мою мать и живу в другое время. Я не позволю тебе обращаться со мной так же, как мой отец обращался с ней. Ты думаешь, что я дубина, которая весит сто шестьдесят пять фунтов и у которой нет собственного мнения, но ты ошибаешься, Себастьян. Ты очень ошибаешься.

Меня бросило в жар. Пришлось расстегнуть воротник. Я чувствую себя очень, очень неловко. Не могу поверить, что это говорит Эльза. Неужели это та бедная, глупая, милая Эльза, которая прижимается ко мне в постели и говорит, что я такой замечательный? Где-то что-то пошло не так. Я не заметил что-то очень важное. Я просчитался.