Мэриан Кайз - Не горюй!
— Значит, вы учитесь в одном классе с Хелен? — с наигранной беспечностью спросила я, отчаянно пытаясь завязать хоть какой-то разговор.
— Да, — ответил он. — В группе по антропологии.
На этом тема казалась исчерпанной.
Адам продолжал есть, и на него было приятно смотреть. В нем чувствовалось здоровое начало. Он отличался отменным аппетитом и умел быть благодарным.
— Очень вкусно, — сказал он, улыбнувшись мне. — А добавки нельзя?
— Разумеется, — кокетливо ответила мама и едва не уронила стул, так спешила угодить ему. — Сейчас принесу. И не хотите ли еще стакан молока?
— Большое спасибо, миссис Уолш, — вежливо ответил он.
Он был таким милым! И я говорю это вовсе не потому, что он единственный ел приготовленный мною ужин.
Мальчик в облике мужчины.
Или мужчина с мальчишескими замашками.
Так или иначе, но он был чертовски привлекателен.
Однако, несмотря на его превосходную внешность, я чувствовала себя в его обществе совсем свободно, потому что знала, что ему восемнадцать или около того. Хотя он выглядел более зрелым и вел себя соответствующе. Признаюсь, я даже немного ревновала его к Хелен. Надо же, какого парня себе отхватила! Я еще смутно помнила, как это — быть молодой и влюбленной.
«Нечего глупить, — уговаривала я себя. — Я улажу свои отношения с Джеймсом. Или найду кого-нибудь такого же милого…»
(«Милого? — подумала я в ужасе. — Я сказала „милого“? Вряд ли это слово в данный момент подходило к Джеймсу».)
Адам между тем спас разговор.
Мама спросила его, где он живет, — этот вопрос один из тех, которые она обычно задает всем пришедшим в дом мужчинам. Таким образом мама приблизительно оценивает благосостояние семьи на случай, если Хелен вздумает выйти замуж за этого человека. И она сможет прикинуть, сколько ей придется потратить на платье невесты.
Но Адаму удалось ускользнуть от опасности и избежать вопроса о налоговой декларации своего отца. Он начал рассказывать нам забавные истории из своей жизни.
Похоже, что родился он в Америке. Родители его недавно вернулись в Нью-Йорк, а он жил в квартире в Рэтмайнсе. Хотя ею родители были ирландцами и он сам с двенадцати лет жил в Ирландии, он продолжал выглядеть американцем.
«Что-то такое наверняка есть в американском воздухе, — подумала я, — из-за чего люди вырастают высокими и крупными. Если бы он провел свои первые двенадцать лет в Дублине, а не в Нью-Йорке, то был бы ростом пять футов пять дюймов, а не шесть футов с гаком. У него была бы белая кожа в веснушках, а не слегка смуглая. И волосы были бы тусклого мышиного цвета, а не черные и блестящие. И вместо сильной квадратной челюсти он имел бы слабую и неприметную».
Адам рассказывал нам смешные истории о том, как ему жилось, когда он впервые приехал из Америки в Дублин. Как местные детишки дразнили его «фашистским империалистическим янки» и вели себя так, будто он нес персональную ответственность за ввод войск США в Гренаду. Еще они колотили его за то, что он говорил с американским акцентом. А бедный Адам и понятия не имел, что произносит слова неправильно.
А когда он пытался защититься и побил кое-кого из местных, его стали звать хулиганом — прежде всею из-за того, что он был значительно крупнее других мальчиков.
Мы все сочувственно кивали, по-прежнему сидя на кухне и поставив локти на стол. Смотрели на Адама и жалели двенадцатилетнего мальчика, который ничего не мог сделать правильно. Веселое настроение неожиданно сменилось грустным. Даже отец, казалось, вот-вот расплачется. Он явно думал: «Может, он и не умеет играть в регби, но все равно нельзя относиться к парню предвзято».
Затем Адам направил все свое внимание на меня.
Он повернулся на стуле и уперся в меня взглядом.
Странно, но у меня тут же создалось впечатление, что, кроме меня, никого на кухне нет. Он так заинтересованно и внимательно меня рассматривал — как маленький щенок. Ну, скорее как огромный щенок.
В нем совершенно отсутствовал цинизм.
«Так вот что значит быть молодым!» — подумала я.
— Клэр, расскажите мне о своей работе, — попросил он. — Хелен говорила, что у вас очень важная работа в благотворительной организации.
Я расцвела от его внимания, как цветок на солнце, и принялась рассказывать. Но я успела сказать всего лишь несколько слов, как вмешалась Хелен.
— Я вовсе не говорила, что работа важная, — обиженно заявила она. — Просто работа. И от нее ей пришлось отказаться, когда родился ребенок.
— Ах да, ребенок, — сказал он. — Мне можно на нее посмотреть?
— Разумеется! — обрадовалась я, одновременно недоумевая, чего это Хелен так злится, — я хочу сказать, злится больше, чем обычно. — Кейт сейчас спит, но она проснется через полчаса, и тогда можно на нее взглянуть.
— Замечательно, — отозвался он, не отводя от меня взгляда.
Честно, он был великолепен. Глаза темно-голубые. И фигура — просто отпад. Он был таким высоким и выглядел очень сексуально, несмотря на потертые джинсы и серый свитер.
Конечно, я думала об этом только с объективной точки зрения.
Он — поклонник моей сестры, так что я воспринимала его чисто с эстетической точки зрения. Я ощущала себя старой и мудрой женщиной, любующейся красивым молодым человеком. Видя, насколько он хорош, но понимая, что мои светлые денечки давно в прошлом.
На десерт я подала шоколадный мусс, встреченный с гораздо большим энтузиазмом, чем сам ужин. Споры между Анной, Хелен и папой по поводу самого большого куска вызвали у меня краску стыда, ведь у нас был гость в доме. Но Адам только по-доброму рассмеялся.
Попозже я повела его смотреть Кейт.
Мы на цыпочках вошли в комнату.
— Могу я ее подержать? — трепетно спросил он.
— Конечно, — ответила я, тронутая вниманием, которое он проявил к моей дочери.
Я передала ему Кейт, и он осторожно подержал ее. Она даже не проснулась. Идиотка! Ну что за дочь у меня растет? Ее впервые держит на руках прекрасный мужчина, а она дрыхнет без задних ног!
Надо сказать, они прекрасно смотрелись вместе. Огромный юноша и крошечный прелестный ребенок.
— Какого цвета у нее глаза? — спросил он.
— Голубые, — ответила я. — Но у всех малышей сначала глаза голубые. Потом они, как правило, меняют цвет.
Он продолжал смотреть на нее как на чудо.
— Знаете, если бы у нас с вами был ребенок, глаза у него наверняка остались бы голубыми, — сказал он так, будто разговаривал сам с собой.
Я вздрогнула. Я не могла поверить своим ушам! А потом меня охватил гнев. Мне-то казалось, что он такой невинный и милый. Да как он посмел?!
Дело не только в том, что я по возрасту годилась ему в матери. Ну, почти. Но он пришел сюда с моей сестрой и убедительно играл роль ее поклонника. Неужели у него нет никакого уважения ко мне? Элементарной порядочности?
Но я ошиблась. Я взглянула на него, наши глаза на мгновение встретились, и я поняла, что он смущен до смерти.
Он определенно знал, что сморозил глупость.
Он выглядел таким молодым и испуганным — непослушным маленьким мальчиком.
— Ну, мне, пожалуй, пора возвращаться к Хелен и реферату, — поспешно сказал он, быстро укладывая Кейт в корзинку и бросаясь к двери.
Я села на кровать. Меня одолевали смешанные чувства.
То ли меня огорчила моя собственная глупость — чего это я так вызверилась? Или мне было грустно от того, что я сделала неправильный вывод? А может, я чувствовала себя… помилуй бог… разочарованной?
«Ты просто слишком давно не общалась с мужчинами, — сказала я себе. — Тебе надо начинать обычную жизнь. Тогда, если ты встретишь красивого мужика, ты не станешь делать поспешные и смешные выводы».
Но в то же время, должна признать, меня слегка обидела его реакция на предположение, что у нас может быть общий ребенок. Чему, собственно, так ужасаться?
Господи, как все одинаково! В духе старых традиций я за тридцать секунд перешла от гнева на то, что нравлюсь ему, к раздражению по поводу того, что вовсе ему не нравлюсь.
Чего я никогда не умела, так это рассуждать рационально.
Я что хочу сказать: да, я действительно старше, но ведь все-таки не «невеста Дракулы»! Нужно дать ему понять, что многие мужчины находили меня привлекательной. Я уверена, что где-нибудь наверняка такие есть. В конце концов, на земле живут три миллиарда людей. Среди такого количества мне наверняка удастся найти нескольких, кому я понравлюсь.
Однако какое самомнение! То, что он сам так необыкновенно хорош собой, не дает ему никакого права заставлять меня чувствовать себя образиной.
Вероятно, я не так красива, как Хелен. По правде говоря, меня даже сравнивать с ней смешно. Зато я человек добрый.
Хотя вряд ли кто-нибудь влюблялся в женщину только потому, что она добрая, — в противном случае матери Терезе пришлось бы разгонять поклонников палкой.
Я покормила Кейт, уложила ее спать и спустилась вниз к маме. По дороге на кухню я прошла мимо комнаты Хелен, дверь в которую была плотно закрыта.
