Ирина Горюнова - Фархад и Евлалия
А потом обзаведется подругами, чтобы было с кем поболтать и сходить в кино или прогуляться по магазинам и зайти в кафе. Но только главное – не подпускать их близко. Не раскрывать душу, не делиться сокровенным, не знакомить с другом или мужем, потому что знает она, чем заканчиваются подобные знакомства! Пальцами щелкнуть не успеешь, как уведут! И любая дружба тут же разваливается на куски. Потому что человек человеку волк. За любой жизнерадостной улыбкой скрывается жадная пасть, клацающая, чтобы схватить зубами добычу и утащить в свою нору. Почуяв перспективу, любая подруженция сыграет свою игру. Знаем, сами такие. Мачеха и детдом научили уму-разуму.
Если бы явилась возможность безнаказанно отомстить, она бы это сделала! Как в фильме про Монте-Кристо, который всем врагам показал, где раки зимуют. Уж отомстил так отомстил, молодчага! Только вот где бы взять такой клад? Стань она миллионершей, повеселилась бы на славу! Загнобила бы всех до состояния нуля, до ничтожеств и бомжей, до пресмыкающихся рабов. А милосердие, сопереживание и прочая лабуда – для слабых.
Пусть маленьким детям впаривают на ночь глядя сказки про Золушку. Если бы эта расчетливая девица не обаяла принца своей мнимой скромностью и открытым декольте, а потом не сбежала в разгар бала, нарочно потеряв туфельку, ничего бы и не было. А так она разбудила в нем охотничий инстинкт оскорбленного и распаленного ловца, и он недолго думая помчался за ней. А потом сдуру сразу женился. Если бы она не сбежала, а осталась во дворце, то, поболтав с дурочкой полчаса и выяснив, что она не его круга, принц тут же нашел бы ей замену, более элегантную и интересную фифу.
Вывод простой: надо уметь заманить мужика так, чтобы он потерял голову и совершил необдуманный поступок. А потом остается всего-навсего умело манипулировать им на протяжении жизни. Держать на длинном поводке, когда нужно – отпускать чуть дальше, потом снова подтягивать. И так бесконечно. Рождение детей – та же манипуляция. Главное, найти те струнки, которые нужно время от времени задевать. В принципе, это под силу любой женщине. И сколько бы мужчины ни кичились своей логикой, этих методов они не просекают. Ну почти.
Когда отец задремал, его сиделка, Катерина, поймав взгляд Евлалии, показала глазами на дверь. Лала вышла, за ней тихо выскользнула Катерина.
– Я вам вещи сложила в пакет. Их постирать надо будет.
– Хорошо, Катерина, конечно. Вам тяжело с ним?
– Ох, не говорите… Папаня ваш вчера на ночь глядя всем шороху задал. Ему клизму ставили, а там у него все плохо в кишечнике. Не выходило, простите, из заднего прохода. Закаменело все. Таблетки-то он принимать отказался слабительные. Так он рукой туда полез кал вытаскивать. Ужас! Матерился при этом, как старый вояка. Перепачкался весь. Я уж его отмывала, отмывала, а он все норовил руки об меня вытереть. Я ко всему привычная, но чтобы так… Я вам еще долго нужна буду?
– Не знаю, Катерина.
– Невмочь мне. Днем выспится, ночью начинает шуршать пакетами, телевизор включает, и до утра. Я ж с ним круглые сутки. Спать не дает совсем. Если не сдюжу, попрошу, чтобы замену прислали из фирмы.
– Хорошо. Только скажите мне тогда. Неволить я вас не могу, понимаю.
– Потерплю пока. Жаль мне вас. А он ничего хорошего не говорит, только про квартиру бормочет.
– Знаете, Катерина, с таким характером и такими переживаниями никакая квартира не нужна. Я не бедствую, чтобы так унижаться. Просто он не чужой мне человек, к тому же нездоров психически. Я стараюсь не срываться.
– Да он такую дочь благодарить должен!
– Спасибо. Что сказал врач?
– Пока сказал: тишина и покой. Анализы не все пришли. И еще обследования какие-то должны быть на неделе. Полной ясности нет.
– Да-да, конечно.
– Отец ваш кричит, что его тут сгноить хотят.
– Пусть кричит, не обращайте внимания.
– Я стараюсь. Врачи бедные…
– Знаете, Катерина, они не бедные. Им родственники пациентов тоже платят. И потом, они сами выбрали такую профессию. Так что все относительно. В жизни люди тоже все разные. И когда болеют, и когда здоровы.
– Всё так. – Катерина помолчала. – Ходунки ему купите. Врач рекомендовал ногу разрабатывать.
– Она же сломана!
– Врач сказал: надо. Смещения нет, можно. Вернее, необходимо. И еще широкий эластичный бинт.
– Хорошо. Завтра все привезу.
Лала вышла из больницы совершенно обессиленная. Бесконечная беготня, отцовы закидоны, работа, мысли о Фархаде – постоянно повторяющиеся витки абсурда оставляли впечатление, что весь этот безумный мир катится куда-то в пропасть. Сегодня утром, когда она заходила в сеть, просматривая свои странички на фейсбуке и в контакте, удивилась количеству бесконечных и бесполезных приглашений на странные мероприятия: «Презентация книги игуменьи Иоанны», «День рождения Nelli Zavora», «Полуночникпоэзии в клубе „Рвань"»… Зачем игуменье писать книгу? – задалась вопросом Евлалия. Захотелось славы? Неужели их там, в монастыре, так бесы смущают? И с какой радости незнакомая Nelli Zavora желает видеть меня на своем дне рождения? И к чему идти в полночь в клуб «Рвань», когда заранее понятно, что там будут присутствовать одни графоманы? А ведь кто-то пойдет. Кому-то надо, проживать свою жизнь именно таким образом. Одни бегают по больницам к родственникам, другие отдыхают на Багамах, третьи – рожают детей, устраивают презентации, молятся, трахаются, выходят из наркотического ступора, совершают сделки и грабят, предают и празднуют… И всё это мышиная возня. Нет ничего стоящего. Ничего настоящего. Все сон, сновидение, дурман, фестивальное кино. Только вот ты тоже в этом сне и, как ни стараешься, проснуться не можешь. Не звонит будильник. Его не завели на нужное время, или он сломался. И рядом нет никого, кто разбудил бы тебя. Спящая красавица может вечно ждать своего принца в заколдованном замке, окруженном непроходимыми зарослями плюща и колючего кустарника.
Где ее настоящая жизнь? Настоящая радость, счастье, на худой конец, боль? Кроме опустошения не ощущается ничего. Нет солнечного света, есть свет луны, отраженный от солнца и тускло льющийся графоманам-полуночникам. Ведь мы все графоманы жизни. Мы сочиняем ее, неумело и коряво, пользуясь приблизительными, неточными рифмами, грешим размером…
Интересно, многие ли думают так же, как она? А в древности люди тоже пытались выйти из ловушки социума? Например, в Древнем Риме или в Японии? Наверняка кто-то тоже мучается, пытается выбраться из этого капкана, а потом, скажем, уходит в монастырь, пишет книжки и понимает, что он так и остался опутан сетями человеческих уловок?
